Андрей Рублёв (1966 год). Цитаты и фразы из фильма
«Андрей Рублёв» (первоначальное название — «Страсти по Андрею») —
историческая философская кинодрама Андрея Тарковского, снятая в 1966
году на киностудии «Мосфильм».
Все фразы и цитаты
Архип, подай ремешок.
На, возьми.
А ну, подымай!
Господи, успеть бы.
Скорей отвязывай.
- Архип! Я сейчас!
- Скорей, Ефим!
Здесь я, здесь...
Сейчас...
Дядя, режь веревку!
Сунь ему головешкой в рыло!
Лечу!
Ефим! Ты куда?
Лечу!
Архип! Лечу!
Эй, вы! Догоняйте меня!
Господи, что это?
Архипушка!
В Москве, видать, живописцев
и без нас видимо-невидимо.
Ничего, подыщем работенку.
Конечно. Только обидно, что...
Да. Скажем, береза эта.
Ходил каждый день и не замечал.
А знаешь, что не увидишь больше.
Вон какая стоит!
- Конечно, 1 0 лет.
- Девять.
- Это ты 9, а я - 1 0.
- Да нет, я - 7, ты - 9.
Дождик! Давай сюда!
Пойдем! Не размокнем.
Скоморохи шли ватагою,
Баловались медом, брагою.
Повстречали барина-боярина,
Кривого татарина.
Стали песни играть,
Величать, потешать.
Как у барина-боярина
Все изжарено да сварено.
У боярина жена лакома,
Отвернет на сторону,
Да не всякому.
Боярыня, открой дверь,
Боярин едет.
А боярин свою прыть - цыть.
Вы, скоморохи,
Все воры и пьяницы,
Вас секут, секут
От пятницы до пятницы.
Козлы да бродяги,
Сдохнете в браге.
Скоро вас всех
Будут на кол сажать.
Оп! Они его - цоп!
Пониже пупочка,
Повыше коленочки.
Был барин с бородой.
Смехом да быстро
И обрили чисто.
А без бороды не лада.
Почитай, любая баба
С бородой где надо.
А боярин плачет,
Как блоха на яйцах, скачет.
Козел, и тот с бородой!
Побегу-ка я домой!
Постучал в окошко. Ась?
А боярыня-то его не признала.
Увидела рожу голую,
И никак не взять за бороду.
Скалкой промеж глаз - раз!
А ты стой, не балуй.
Срам да негоже!
Портки надевай на рожу.
Ишь ты, поди ж ты,
Барин без бородищи!
А боярин в бега.
За ним гуси: га-га!
Побежал дорогою
Хромой, одноногою...
Повстречался поп,
Да за бабу его - цоп!
Присыкнулся, притыкнулся,
В кусты с ним кувыркнулся.
Если снять с него штаны,
Что с этой стороны,
Что с той стороны - одинаково!
Где же у меня рожа?
Гроза. Переждать бы.
Проходите.
Может, бражки выпьете?
Смотри, как вымокли.
- Спасибо, не пьем.
- И баб не трясем.
Бог дал попа,
а черт - скомороха.
А моя баба, может, тоже по кустам?
Твоя-то баба впереди всех.
Все равно твоя баба впереди всех!
Ну-ка, поди сюда!
- Где ты был?
- Во дворе.
Пойдем, а?
Слышь, Данила!
Дождь кончился. Пойдем.
Спаси Христос, хозяюшка.
Не губите!
Невиновен я!
Может, он невиновен?
Оклеветали, гады!
Есть кто живой?
- Посмотреть пришел?
- Посмотреть.
Смотри.
Сейчас олифить будем.
Так это ты и есть Грек Феофан?
Да. А что ты на меня смотришь?
Туда смотри.
Сам-то откуда?
Из Андронникова монастыря.
Так ты небось Андрей Рублев.
Нет.
А то слыхал,
все хвалят в голос Рублева.
Так ведь мастер.
Но куда ему до этого.
И краски-то все какие-то смирные.
Господи!
Да ведь это же просто...
Что ж хвалить перестал?
Говори.
Не могу.
Складно не могу.
Правдиво сказано
у Константина Костечевского:
"В суть всякой вещи вникнешь,
коли правдиво наречешь ее".
А Андрей...
Так ведь я и в глаза ему скажу.
Он ведь как брат мне.
Хвалят его, верно.
Он краски ложит тоненько, нежно.
Умело кладет.
Только нет во всем этом у него...
Страха нет, веры!
Веры, что из глубины
души исторгнута.
И простоты.
Как это у Епифания-то
о Сергиевой добродетели сказано:
"Простота без пестроты".
Так ведь вот что это.
Это святое.
Простота без пестроты.
Лучше и не скажешь.
А ты, я гляжу, мудрен!
А хорошо ли это?
Может, лучше во мраке неразумия
велению сердца своего следовать?
Во многой мудрости -
много печали.
Кто умножает познания -
умножает скорбь.
Прошка! Где олифа?
Кому уши драть?
Или провалились все?
Говорят, ты пишешь быстро.
Не могу иначе, надоедает.
Раз целую неделю чухался.
Бросил!
Выбросил?
Зачем?
Квашеную капусту придавливал.
Все надоело - во!
Учеников пруд пруди,
а ни одного толкового.
Грамоты разобрать не могут.
Слышь, иди ко мне в помощники.
Не шути, не смейся.
Не смеюсь я.
Мне не с кем в Москве расписывать
церковь Святого Благовещения.
Там уже леса стоят. Понял?
Понял, да не справиться мне.
Я тебе все расскажу, объясню.
Ты по сырому левкасу делал?
С такой головой-то!
Тут вон какие дурни,
и то по стене водят.
Сказал - нет.
И будет об этом.
Ну, как знаешь...
Смотри не пожалей потом.
Я злопамятный!
Пожалею, не пожалею,
а тебе грех.
Пришел к тебе нищий монах,
понравилось тебе с ним
про книжки толковать,
вот ты и решил
облагодетельствовать.
А я уже третий год
книжек не касаюсь.
Да и не хочу более касаться.
Другая у меня дорога.
- Помру я скоро.
- Это ты зря.
Нет, верно, помру.
Третьего дня ангел приснился.
"Пойдем. - говорит. - со мной".
А я ему: "Я и так
скоро помру, без тебя".
Может, надумаешь?
Ладно. Но только
у меня к тебе уговор будет.
Что хочешь? Деньги?
Пополам - идет?
Работать я задаром буду.
Но только ежели ты сам
за мной в монастырь приедешь.
Сам при всей общине,
при владыке
упросишь меня
к тебе в помощь идти.
При братии всей,
при Рублеве Андрее.
Тогда я тебе как раб,
как собака служить буду,
пока не помру.
- А тебя-то как звать?
- Кириллом.
Православные!
Правдолюбцы да христиане!
Долго будете мучить злодея?
Скоро вы это кончите?
Сами грешники немыслимые,
а туда же, судите!
Креста на вас нет!
Князь повелевает тебе
в Москву явиться.
Храм Святого Благовещения расписать
вместе с Феофаном Греком.
А что, верно он Андрей Рублев?
Он и есть Рублев.
А я - Кирилл.
Феофан Грек велел сказать тебе,
чтобы ты был в Москве.
Видеть тебя желает.
И Феофана благодарю.
Скажи...
ну... мол... приду.
Башка трещит!
Веди ее сюда.
Помощников себе возьми
каких хочешь.
Завтра чтобы приходил.
Кузня поблизости есть?
А то опять завалюсь.
За воротами - часовня,
а за часовней - кузня.
Прощайте, божьи люди!
Может, сегодня пойдем,
а, Данила?
Соберемся быстренько и отправимся.
А то вдруг передумает Феофан.
- Я не пойду.
- Как не пойдешь?
- А как же я без тебя?
- Как знаешь.
Так ведь я думал, вместе.
Что же ты за меня думал?
Меня не звали.
Не смогу я без тебя.
Сможешь!
Согласился идти, меня не спросил.
Быстро согласился.
Феофан только пальцем поманил.
Да ты не горюй.
Не ты первый,
не ты последний.
У меня и без тебя тут дел хватит.
Ну и слава Богу!
Фома! Алексей! Пойдемте!
Петр! Собирайтесь, со мной пойдем.
Веселись, юноша, в юности твоей.
Да вкушает сердце твое радости
во дни юности твоей.
И ходи по путям сердца твоего
и по видению очей твоих.
Только знай, что за все это
Бог приведет тебя на суд.
И помни создателя твоего
в дни юности твоей,
доколе не пришли
тяжелые дни и годы,
о которых ты будешь говорить:
"Нет мне удовольствия от них!"
Доколе не порвалась
серебряная цепочка,
и не разорвалась золотая повязка,
и не разбился кувшин у источника,
и не обрушилось
колесо над кладезем.
И возвратится прах
в землю, чем он и был.
А дух возвратится к Богу,
который дал его.
"Суета сует. - сказал Экклезиаст. -
все суета!"
Кирилл!
Ты отца Никодима не видел?
Куда это он с утра запропастился?
Взял мои рукавицы
и как в воду канул.
Мне дрова разбирать -
поленья-то ледяные.
А ты чего лучину жжешь?
Утро давно.
Собаку-то мою кормил?
А ты просил, что ли?
Ты чего?
Иди...
Забыл чего?
Проститься пришел.
Так уж простились.
Проститься пришел, а...
Мне и без того тяжко было.
А тут дьявол возьми
и сотвори вражду между нами.
Не могу я так уйти,
исповедаться должен.
Примешь?
Не смогу я ничего, Данила.
Сколько лет в одной келье прожили.
Ведь кроме тебя
и нет у меня никого.
Я твоими глазами на мир гляжу.
Твоими ушами слушаю.
Твоим сердцем...
Рад я за тебя,
непутевая твоя голова.
Если б ты знал, как рад.
Иди в Москву, пиши,
и мне гордость будет.
Меня давеча тоже бес попутал.
И ты прости меня.
Я вернусь, Данила.
Ты куда? А вечерня?
Выстоите без меня,
а я без вас обойдусь.
Что с тобой, Кирилл?
Надоело мне.
Врать надоело! В мир ухожу.
Почему мы из Троицы-то ушли?
Молчите?!
Потому что братия выгоду свою
выше веры стала ставить.
А здесь? Думали, будем служить
Господу верой и трудами,
а что получилось?
Монастырь на базар стал похож.
Вот ты, раб Божий,
что дал за иночество? 20 душ?
А ты все ходил
за настоятелем, торговался.
За два, а может,
за один луг заливной
блаженство себе вечное
выторговывал.
Да вы и сами все знаете,
только молчите!
Делаете вид,
что не замечаете ничего!
Может, и я бы молчал
и терпел мерзость эту,
если бы талант был у меня
или хоть небольшая
способность иконы писать!
Не дал Бог таланта,
слава тебе, Господи!
Счастлив я, что бездарен,
потому только честен я
и перед Богом чист!
А еще скажу я вам, братия...
Чего ты нам здесь скажешь?
Чего мы не знаем?!
А ты-то знаешь,
что с такими, как ты, бывает?
Так ведь я же...
А ну, пошел вон с глаз моих,
змеево отродье!
В миру приживешься!
Охальник!
Ну вот, видите...
Слышь, Кирилл...
Сказано:
"И вошел в храм Божий Иисус,
и выгнал всех продающих
и покупающих во храме,
и опрокинул столы меновщиков
и скамьи продающих голубей,
и говорил им:
"Дом мой домом молитвы наречется,
а вы из него сделали
вертеп разбойников".
Я З года Даниле кисти мыл,
пока он мне икону не доверил.
Не поправить, а отмыть только.
А ты мне доверяешь?
Ты же врешь на каждом шагу!
Пришел вчера,
ряса липкая, склеилась вся.
- Где ты был?
- На пасеке.
А говорил, что в Андронников ходил.
Посмотри, на кого ты похож!
Примочи чем-нибудь,
а то заплывешь, как боров.
Теперь поздно небось.
Не поможет.
Сочиняешь ты, брат, без конца.
Я думаю, может,
ты болезнью какой заболел?
Какой болезнью?
Есть, наверное, такая болезнь:
человек врет
и остановиться никак не может.
Глянь, Фома! Глянь, говорю.
- Чего глянь?
- Ничего, балда!
Не понимаю, как я тебя
в ученики взял?
У тебя всегда то одно, то другое.
Сам Феофану говорил:
"Этот на аршин в землю видит
и голубец любит".
Ты же тогда другим человеком был,
старался, не врал.
Знаешь, что Феофан
про голубец-то твой сказал?
"Вот добра-то, голубец".
И поесть ты здоров.
Как только после этого
пишешь, ума не приложу.
Когда в брюхе звенит,
что на ум-то идет?
Только тот звон и слышишь.
Счастливый ты, Фома,
все тебе просто да ладно.
Через молитву только от видимого
к невидимому душа дойти может.
Смотри! Что это?
Значит, слева решил
оставить апостолов?
Фома, а ты клей с огня снял?
Клей с огня снял?!
Ишь ты, голубец он любит!
Драть его надо по субботам,
как сидорову козу!
Где ж ты видел все это,
когда каждый за задницу
свою трясется?!
Да те же бабы московские свои
волосы выкупом татарам отдали.
Им лучше опростоволоситься,
чем истязания выносить.
При чем же тут бескорыстие?
Да нельзя так.
Так уж ведется, что бабы на Руси
унижены и несчастны.
Да и не про то я...
Хорошо, скажи мне по чести,
темен народ или нет?
Не слышу!
Темен!
Только кто виноват в этом?
По дурости собственной и темен!
Ты, что ли, по темноте
своей грехов не имеешь?
И я имею.
Господи, прости, примири и укроти!
Страшный суд скоро.
Все, как свечи, гореть будем.
Помяни мое слово,
такое тогда начнется!
Все друг на друга
грехи сваливать начнут,
выгораживаться перед Вседержителем.
И как ты с такими мыслями
писать можешь, не понимаю.
Восхваление еще принимаешь.
Я бы давно схиму принял,
в пещере бы навек поселился.
Я Господу служу, а не людям.
Сегодня хвалят, завтра ругают
за что еще вчера хвалили,
послезавтра забудут и тебя, и меня.
Всё позабудут!
Суета и тлен все!
Все глупости и подлости
род человеческий уже совершил
и теперь только повторяет их.
Все на круги своя,
и кружится, и кружится...
Если бы Иисус снова на землю
пришел, его бы снова распяли!
Если одно зло помнить,
то перед Богом
и счастлив никогда не будешь.
Что?
Может, некоторые вещи и нужно
забывать, не все только.
Не знаю, как сказать, не умею.
Не умеешь, так молчи!
Меня слушай!
Думаешь, добро только
в одиночку творить можно?
Добро!
Да ты Новый Завет вспомни!
Иисус тоже во храмах
людей собирал, учил их.
А они потом собрались,
чтобы его же и казнить!
"Распни!" - кричали.
А ученики?
Иуда продал, Петр отрекся.
Все разбежались!
И это лучшие!
Раскаялись же они!
Это потом, понимаешь,
когда поздно было.
Конечно, делают люди и зло.
Горько это.
Продал Иуда Христа.
А вспомни, кто купил его?
Народ.
Опять же фарисеи да книжники.
Свидетеля так и не нашли,
как ни старались.
Кто ж его, невинного, оклевещет?
А фарисеи на обман мастера,
грамотные, хитроумные.
Они и грамоте-то учились,
чтобы к власти прийти,
темнотой его воспользовавшись.
Людям напоминать надо почаще,
что люди они,
что русские -
одна кровь, одна земля!
Зло везде есть.
Всегда найдутся охотники
продать тебя за З0 серебреников.
А на мужика все новые беды сыплются.
Татары по три раза за осень,
то голод, то мор,
а он все работает,
несет свой крест смиренно.
Не отчаивается, а молчит и терпит.
Только Бога молит,
чтоб сил хватило.
Да разве не простит таким
Всевышний темноты их?
Сам ведь знаешь,
не получается что-нибудь
или устал, намучился, и вдруг...
с чьим-то человеческим
взглядом встретишься,
и словно причастился,
и все легче сразу.
Разве не так?
Вот ты тут про Иисуса говорил.
Так он, может быть,
для того родился и распят был,
чтобы Бога с человеком примирить.
Ведь Иисус от Бога,
значит, всемогущ.
Если умер на кресте, значит,
и предопределено это было.
Распятие и смерть его -
дело руци Божьей.
И должно было вызвать ненависть
не у тех, кто распял его,
а у тех, кто его любил, ежели бы
они окружили его в ту минуту.
Ибо любили они его человеком.
А он сам, по своей воле,
покинул их,
показав несправедливость
или даже жестокость.
Ты понимаешь, что говоришь?
Упекут тебя на север иконки
подновлять за язык твой.
Что, не прав я?
Сам же всегда говоришь,
про что думаешь.
Что мне?
Я человек мирской, свободный.
Сергей, давай сюда!
Сейчас!
Разжигайте пока костер!
Фома, пойдем за дровами.
Петр ни Успенского,
ни Дмитриевского собора
не видел.
Ничего, полазает по лесам,
помашет кисточкой,
поймет, что к чему.
Не успеем до холодов
собор расписать.
Июнь уж скоро.
Ты что?
Погоди. Слышишь?
- Соловей.
- А больше ничего?
Видишь?
- Что это?
- Идем! Идем!
Колдуют.
Андрей! Куда ты?
- Иди ко мне...
- Погоди...
Гляжу, вроде как гад черный таится.
Все-то этим Божьим угодникам
знать надо.
Пустите!
С утра поранее и отпустим.
Только камешек подвесим, чтобы
способней тебе было к месту доплыть.
Падет огонь с неба,
всех вас покалит!
Дождетесь вы Страшного суда!
Мы сейчас тебя к этой
крестовине и пристроим.
Навроде Иисуса Христа.
Да вы что, мужики?!
Мужики, нельзя мне так!
Что вы, грех это!
Ну, хоть ногами кверху вяжите.
Мужики, братцы!
Пусть повисит.
Пусть так и ночует,
когда не вознесется.
Да никуда не денется.
Ты почему головой вниз просился?
Совсем худо было бы.
И нас зачем ругал?
Огнем грозился пожечь.
Грех это - так вот нагими
бегать и творить всякое.
Сегодня такая ночь,
все любить должны.
Разве любовь - грех?
Какая ж любовь, когда вяжут.
А вдруг дружину наведешь, монахов.
Насильно к своей вере
приводить будете.
Думаешь, легко вот так
в страхе жить?
А страх потому,
что либо совсем без любви,
либо срамная она
да скотская, без души.
А любовь братской должна быть.
А не все едино?
Любовь же.
Отвяжи ты меня.
Ты где был?
Ты где был-то?
Леса тут невпролаз.
Ободрался весь.
А здешним мило - привыкли.
Все ведь от привычки у людей.
Старикам небось и думать не надо.
У них день с утра
сам катится по заведенному.
А может, им как раз и отрадно:
тянется от утра до темна,
и конца нет.
Эх ты, посмотри, на кого похож.
Исцарапанный, весь в синяках.
Перед учениками не стыдно?
- Пораньше прийти не мог?
- Не мог.
Твой грех -
твоя совесть, твои молитвы.
Лови ее! Бабу держи!
- Держи его!
- Ее держи!
Беги, Марфа!
Да вы что? Трое с одним вонючим
мужиком справиться не можете?
Зачем это их? Зачем?!
В Бога единого не веруют.
Язычники проклятые!
Не смотри, Сергей.
Нечего тебе смотреть!
А мы как жили, так и будем!
Иди, не балуй.
Помоги, Федор!
Да вы что, мужики?!
Бабу заломать не можете?
Куда ты?
Она тебя утопит враз!
Марфа! Плыви!
- Фома!
- Чего тебе?
Я сбегаю искупаюсь?
- Нечего! Нечего!
- Жарко.
Ничего не жарко.
Не ври.
Пусти ты его искупаться.
Ему бы только и сидеть в воде.
Взбрело в башку, что жарко!
Это я первый сказал,
что жарко, а не Сергей.
Хватит! Всё!
Хочешь купаться - иди!
Ну, иди!
Чего сидишь-то? Иди!
- Где Андрей?
- Нету.
Тут такое дело...
Такое...
Только...
Захожу я к архиерею нашему,
а там шум, крик.
Архиерей в исподнем,
красный весь бегает.
"Нету. - говорит. -
моего терпения! Все!"
Это он про вас.
"Два месяца уже,
как все подготовлено,
а ничего не готово,
не чешутся, бездельничают.
Сколько денег запросили,
а бездельничают, ничего не готово".
- Вы правда много запросили?
- Какое там!
"Мне все равно". - говорит.
"Даниил Черный, Андрей Рублев!
Все равно!"
"Что это такое?!" - говорит.
И вот так лицо сморщил.
"Что такое? - говорит. -
Что мне Рублев? Что мне Андрей?"
"Мне. - говорит. - чтобы к осени
был собор расписан, и конец!"
Гонца послал с жалобой
к Великому князю.
Гонца послал к Великому.
Это вы знайте.
А что... еще... не начинали?
Знаете, вы...
вы давайте, а то знаете...
- Где Андрей?
- Опять ушел куда-то.
Может, вы без него?
Начинайте-ка без него.
Что ты смеешься?
Вон вас сколько.
Если он чего не решил -
вон вас сколько!
Один-то ум хорош, а два...
Эх, Андрей, Андрей!
Вон и гонец поскакал
к князю жалиться.
Ты скажи, да или нет?
Да или нет?
В Москве было все решено?
Все ж до последней мелочи оговорено.
Сам Великий князь
сказал, что хорошо.
Так что же тебе тогда неясно?
Что мы два месяца
до хрипоты спорим?
Может, я стар стал,
из ума выжил?
"Страшный суд".
Бери и пиши.
Хоть от работы отказывайся, ей-Богу.
Может, и правда откажемся?
Вернемся, и все.
А как я людям в глаза глядеть буду?
Я со стыда сгорю.
Какое время теряем!
Теплынь, сухота.
Уже давно купол бы закончили.
И столбы тоже.
А как их разделать-то можно!
Звонко, красиво.
А грешников, кипящих в смоле,
можно бы написать так...
мороз по коже.
Я такого беса придумал.
Дым из носа, глаза...
Не в дыме дело!
- А в чем?
- Не знаю!
- Почему глаза отводишь?
- Не могу я!
Не могу я это писать.
Противно мне. Понимаешь?
Народ не хочу распугивать.
Пойми, Данила.
Опомнись!
На то и "Суд страшный".
Ведь не я это придумал.
Не могу!
А что ж ты в Москве молчал?
Не надо было браться тогда.
Нечисто это!
Какой есть! Не сумел, видно,
чистоту во мне воспитать.
Ухожу я от вас.
Не по мне такая работа.
Спасибо вам за ласку,
за подзатыльники.
Кое-чему научили, и хватит!
Я работать пойду.
Церковь в Пафнутьеве
расписать пригласили.
Невелика честь, да есть!
"Страшный суд" писать ухожу.
Кто со мной?
Ладно, оставайтесь.
Только не жалейте потом!
Если я говорю языками
человеческими и ангельскими,
а любви не имею,
то я медь звенящая.
Если имею дар пророчества
и имею всякие познания
и всю веру,
так, что могу и горы переставлять,
а не имею любви, то я - ничто.
Если отдам я все имение
и отдам тело мое на сожжение,
а любви не имею,
то нет мне в том
никакой пользы!
Любовь долго терпит,
милосердствует.
Любовь не завидует,
не превозносится...
не гордится, не бесчинствует,
не ищет своего,
не раздражается, не мыслит зла...
Не радуется неправде,
а радуется истине.
Все покрывает, всему верит,
всего надеется, все переносит!
Любовь никогда не перестанет...
хотя и пророчества прекратятся,
и языки умолкнут,
и знания упразднятся...
Ибо мы отчасти знаем...
Ну, княжна, хорошо ли это?
Грешно молоком-то плескать.
Баловство какое!
А почему грешно?
А потому.
Вытри меня.
Оно высохнет.
Пойдем гулять со мной на речку.
Отпусти, Степан!
Отпусти, а то на конюшню отправлю!
А тебе как, нравится?
Лучше и не надо.
Легко, красиво.
Легко...
Неси ее отсель,
разбаловали мамки-то.
Не робей, тебе лучше нас
хоромы никто не поставит.
А разве так распишут?
А резьба?
Это только Митяй так может.
Без размётки режет.
Словно птица поет.
Глянь!
Может, конечно, и как птица.
Я-то и на соломе пересплю,
а ты - великий князь.
Что, не нравится?
Все переписать надо.
И стены, и потолок.
Только поярче и посильней.
Я 40 лет по этому делу.
Не в умении дело, а в том, чтобы
умением этим князя прославлять.
Ничего переделывать не станем.
Уходить нам пора.
Уж на другую работу подрядились.
Уже ждут нас в Звенигороде.
Где?
Ну да, к братцу твоему,
там уж камень свезли.
Хорош камень.
Белее, чем этот-то.
Как приезжал на пасху братец твой,
тогда и поладили.
"Что хотите. - говорит. - то
и делайте, денег не пожалею.
Только поставьте хоромы
самые хорошие".
В Звенигород, так в Звенигород!
Как глянул я на князя,
он весь так и обмер.
Когда я про Звенигород сказал?
Так у него все и захолонуло.
Все боится,
что братец его переплюнет.
- А это кто резал?
- Я.
Что же в стену не вправил?
Как-то не сладилось.
- Хороша зверюга.
- Крошится все.
Говорил князю,
чтобы на камень не скупился.
Небось сейчас жалеет,
когда про Звенигород узнал.
Эй, живей!
Где Степан?
Куда Степан поскакал?
Вроде на Звенигород поехал.
Ну, ладно.
Ручки замарала.
У младшего братца хоромы
построим не хуже этих.
- Камень-то там лучше?
- Да, получше.
- Глянь! Сотник!
- Чего это он?
Ну-ка, погодь, старшой!
Эх ты, козел!
Помоги ему. В кусты.
Где же моя нагайка?
- Микола!
- Митяй!
Кто-нибудь видел нагайку мою?
А, черт!
Нагайку потерял.
Эй, козел!
Видел мою нагайку?
Сергей, почитай писание.
- Откуда?
- Откуда хочешь.
Хвалю вас, братия,
что вы все мое помните
и держите предания так,
как я передал вам.
Хочу, чтобы вы знали,
что всякому мужу глава Христос,
жене глава муж,
а Христу глава Бог.
Всякий муж, молящийся
с покрытой головою,
постыжает свою голову.
Всякая жена, молящаяся
с открытой головой,
постыжает свою голову.
Ибо это то же,
что быть обритой.
Ибо если жена не хочет покрываться,
то пусть стрижется.
А если жене стыдно быть обритой,
то пусть покрывается.
Итак, муж не должен
покрывать голову,
потому что он есть
образ и слава Божия,
а жена есть слава мужа.
Не муж от жены,
а жена от мужа.
Не муж создан для жены,
а жена для мужа.
Посему жена должна
иметь на голове
знак власти над нею для ангелов.
Впрочем, ни муж без жены,
ни жена без мужа, ибо не...
Читай дальше.
Ибо как жена от мужа,
так и муж через жену -
все же от Бога.
Рассудите сами,
прилично ли жене
молиться Богу с непокрытой головой?
Не сама ли природа учит вас,
что если муж растит волосы,
то это бесчестье для него.
Но если жена растит волосы,
для нее это честь,
так как волосы даны...
Ну, что замолчал? Читай!
...Для нее это честь,
так как волосы ей даны вместо...
Данила! Слышь, Данила!
Праздник! Праздник, Данила!
А вы говорите...
Какие же они грешники?!
Какая же она грешница,
даже если платка не носит?
Нашли грешницу!
Ладно, не трожь.
Пусть покается раб Божий.
Едут! Князь!
Татары едут!
Собирай всех!
Слышишь, Косой?
Эй, князь!
Это что, брод у тебя такой?
Дожди залили все.
Дальше надо!
За нами езжайте!
Мы уж уходить думали.
Вчера тебя ждали.
Малый город встретился.
Обходить хотел.
Удержаться не смог.
Прости, опоздал.
Да чего там, поехали!
Левей, тут мелко.
А обмануть не хочешь?
Зря ты это.
Владимир пустой.
Великий князь в Литву подался.
Вон за тем бором город.
Говорят, у Великого князя
сынок растет,
а ты на престол замахнулся.
Это еще посмотрим.
Я вижу, ты очень хочешь
на престол. Понимаю.
Куда ты?
Сказано было, левей!
Держи!
Не отставай, князь!
Крепко ты любишь брата.
Видно, судьба наша такая.
Когда в последний раз мирились?
Я не мирился.
Митрополит велел
перед Богом поклясться,
что будем в мире и согласии.
Великий князь идет.
Приехал братец-то.
Красив Владимир!
А, князь?
Это не мал город.
Пошли!
Не отставай!
Васька, пес, изувечу!
Не отставай от князя!
Давай вперед!
К воротам!
Татары!
Бегите!
Бегите!
Держи его, Фома!
Сейчас я его...
Братцы, что же вы?
Мы же русские, я же тоже...
Я покажу тебе, сволочь владимирская!
Лови его! Хватай!
Эх ты, баранья башка!
Кругом беги!
Ты что, оглох? Кругом!
Куда мы попали?
Нет никого.
Разбежались все.
Выросла твоя сучка.
Забыла меня, не узнала.
Миленький, хорошенький,
отпусти меня!
Отпустите меня!
Ну что, князь...
Не жалко собора?
Эх, вашу мать! Ворье!
Сволочи, гады!
Послушай, князь,
а что это за баба лежит?
Это не баба.
Дева Мария.
Рождество Христово.
А кто в ящике?
Христос, сын ее.
Так какая же она дева,
если у нее сын?
Хотя у вас на Руси
еще не такое бывает.
Интересно!
Больно!
Ой, мамочка, больно!
Горю! Больно!
Ой, беда-то какая!
Не знаю я, где золото.
Наверное, украли все.
Наверное, ваши татары и украли.
У вас ведь вор на воре.
Ты бы своих поспрошал.
Своих поспрошал бы.
- Сказал?
- Еще не говорил правду.
Погоди, что-то скажу...
Посмотри, как русского,
православного,
невинного человека мучают ворюги.
Посмотри, иуда, татарская морда!
Врешь, русский я!
Признал я тебя.
На брата похож.
Русь продал!
Признал я тебя!
Больно!
Не скажу...
Помяни мое слово,
не будет
ноги татарской на русской земле.
Перед Господом Богом
клянусь, не будет!
Крест поцелую...
Дайте крест православному!
Сейчас будет тебе крест.
Коль грехи есть,
простит нас Господь.
Милостив он, простит!
Господи, ведь правда
простишь ты меня?
А вы все кипеть будете
в смоле кипящей!
Вы уйдете,
а мы опять все построим.
Вы в геенне огненной
кишки свои повыпускаете.
Господи... что же вы?
За что же?
Гады!
Феофан, ты же помер?
Ты мне приснился,
будто из окна
вниз головой свешиваешься,
и заглядываешь,
и пальцем мне грозишь.
А я поперек седла на коне лежу
и два ордынца
голову мне перекручивают.
А ты смотришь
и пальцем в окошко стучишь.
- А я кричу тебе...
- Что кричишь?
Послушай, что же это
такое делается?
Убивают, насильничают,
вместе с татарами храмы обдирают.
А ведь ты говорил мне...
Только мне теперь хуже,
чем тебе.
Ты уже помер, а я...
Помер, ну и что?
Да не о том я!
А что полжизни в слепоте провел!
Полжизни как этот...
Я же для них, для людей
делал днями и ночами...
Не люди ведь это.
Правду ты тогда говорил.
Правду.
Мало ли что я тогда говорил.
Ты теперь ошибаешься,
я тогда ошибался.
Разве вера не одна у нас?
Не одна земля, не одна кровь?
А один татарин даже улыбался.
Вот так.
Кричал: "Вы и без нас
друг другу глотку перегрызете".
Позор-то какой!
Всех перебили.
Серегу моего тоже.
Я его в такой день нашел...
Только она одна осталась.
- Уходить мне пора.
- Погоди...
Прошу тебя, не уходи!
Тебе что, нехорошо со мной?
Скучно? Ну, я не буду.
Сядем, поговорим,
я тебе расскажу...
Я и так все знаю.
Я писать больше никогда не буду.
- Почему?
- Не нужно это никому.
Подумаешь, иконостас сожгли.
Да меня знаешь сколько пожгли!
Во Пскове,
в Новгороде, в Галиче...
Великий грех на себя берешь.
Я тебе самого главного не сказал.
Человека я убил.
Русского.
Как увидел, что тащит он ее...
Ты посмотри...
Ну, посмотри ты на нее!
За грехи наши и зло
человеческий облик приняло.
Покушаешься на зло -
на человеческую плоть покушаешься.
Бог-то простит,
только ты себя не прощай.
Так и живи
меж великим прощением
и собственным терзанием.
А грех твой...
Как там в вашем писании?
"Научитесь делать добро,
ищите правду,
спасайте угнетенного,
защищайте сироту.
Тогда придите и рассудим. -
сказал Господь. -
Если будут грехи ваши,
как багряные,
как снег убелю..."
Не забыл, помню!
Может, и тебе полегче станет.
Знаю, Господь милостив, простит.
Я Господу Богу обет
молчания дам, молчать буду.
С людьми мне больше
не о чем разговаривать.
Хорошо я придумал?
Нет у меня права
тебе советы давать. Нельзя.
А разве ты не в рай попал?
Господи...
Там совсем не так,
как вы все тут думаете.
Русь...
Все-то она, родная, терпит.
Все вытерпит.
Долго так еще будет?
Не знаю.
Всегда, наверное.
Все же красиво все это!
Снег идет...
Ничего нет страшней,
когда снег в храме идет, правда?
Яблоки-то все гнилые.
Сколько лет земля носит,
а такого голода не видел.
Вымираем потихонечку,
прости Господи.
В округе никого не осталось.
Пусто по деревням.
Хотьковские все ушли кто куда.
Семеновские тоже побежали.
Нет никого в Семеновке,
с утра проходил.
Во Владимире третий год неурожай.
Весь народ убежал.
А кто живет - крыс ловит.
Ты чего шепчешь?
Застудился я, в озере ночевал.
Как же так?
Волки одолели,
я от них в озеро зашел.
Стою, молю Бога,
чтобы не прыгнули.
Так и стоял, покуда светать стало.
Вылез, онемел весь.
Другую неделю никак не отойду.
- Из Владимира?
- Жил я там.
Вон еще один владимирский идет.
С самого Владимира не говорит.
Обет молчания дал.
Согрешил, кается.
Из Владимира с собой
блаженную привел, немую.
Вот они вместе и молчат.
Для позора своего и привел,
чтоб грех свой
все время перед собой иметь.
Вот она, святость-то!
А артель Андреева?
Да распалась вся.
Кого ордынцы забили,
а кого разметало в разные стороны.
А Данила жив?
Разное говорят.
То ли на север пошел,
то ли помер.
Он ремесло свое
так совсем и забросил?
Никак Кирилл?
Кирилл? Ты?!
Вот Мефодий, ей-Богу!
Теперь татар напустил!
Как нехорошо грязное мясо кушать!
Не гони, владыка, ради Бога!
Нет правды в мире!
Не могу я больше
грешить изо дня в день.
А без этого нельзя в миру!
Прими, отче, покаяние мое!
Ноги целовать буду!
Говорить ты и прежде был горазд.
Не разжалобишь.
Ах, отче, знал бы ты только,
сколько горя я вынес,
сколько зла вытерпел,
простил бы ты меня,
а я себя никогда не прощу.
Не передо мной виноват,
перед Господом.
Оставайся!
А во искупление грехов своих
Святое Писание 1 5 раз перепишешь.
Келью покойного
отца Никодима займешь.
Спасибо, Господи!
Спасибо, братцы!
Как хорошо!
Спасибо, отец родной!
Хороший русский, конину кушает.
Хочешь, поедем в Орду?
Моей женой будешь.
Семь жен у меня,
а русской жены нет.
Каждый день
будешь конину кушать,
кумыс пить,
деньги в волосах носить.
Нагни голову!
Русская жена у татарского мужа
грязной не бывает.
Девочка, пойдем с нами!
Пойдем! Дай руку!
Слышишь, Андрей!
Неужто не признал?
Ты не горюй,
покатают и отпустят.
Не посмеют блаженную обидеть,
грех-то какой!
Это Николы-литейщика дом?
Этот.
- Отец твой?
- Отец.
- Позови!
- Нет его.
А где?
Помер.
Язва-то всех прибрала:
и мать, и сестру, и отца тоже.
А Гаврилы-литейщика рядом изба?
Гаврила тоже помер.
И Касьян-мастер помер.
Ивашку татары увели,
один Федор остался.
К нему идите,
только поторопитесь.
А то он лежит уж, хрюкает,
глаз не открывает.
Того и гляди преставится.
Больше не могу!
Где теперь искать?
- Домой надо вертаться.
- А ну-ка, встань!
Ишь, повалился! Домой...
Дожили, колокола некому отлить.
Возьмите меня с собой!
Я вам колокол отолью!
Ты что, очумел?
К князю возьми!
Я все очень здорово сделаю!
Никого больше не найдете,
все перемерли.
Лучше меня не найдете!
- Проваливай!
- Ну и ладно! Вам же хуже!
Я секрет колокольный знаю!
Знаю, да не скажу!
Отец секрет меди колокольной знал.
Умирал - мне передал.
Его ни один человек больше не знает!
Я только знаю! Я!
Отец помирал и мне секрет...
- Возьмем раба Божьего?
- Чего он мелет?
А ты хочешь, чтобы Великий
с нас семь шкур спустил?
- Врет он про секрет!
- Так ему и хуже.
Иди сюда!
Садись!
- А изба-то как?
- Сиди.
Ну что, уговорили?
Куда идем? Что ищем?
Рядом копать можно.
Здесь будем рыть?
Можно и здесь, только ближе
к звоннице было бы удобнее,
а то вон куда тяжесть тащить...
А что, тут нельзя?
Вот здесь и будем.
Давай, размечай!
Копнем, что ли, вместе?
Мы не землекопы, а литейщики.
Что ж нам в земле копаться?
А ты знаешь, что мне отец
говорил перед смертью?
"Литейщики должны сами
яму литейную копать".
"Я это. - говорит. -
только под старость понял".
Сказал так и помер.
Не знаю, что там Никола говорил,
а землю копать я не буду.
Нужны будем - позовешь.
Ну что, нашли?
А чего ее искать? Вот она.
Она?
Нет, не та это глина.
- Всегда тут брали.
- Ну и дураки.
- Правда плохая глина?
- Плохая.
Вот, видали? Идем.
Будем искать, пока не найдем.
Слушай, Степан, а может быть,
мы все это зря?
Конечно, зря. Посмотри,
какую мы с тобой глину отыскали,
сколько трудов положили,
новое место нашли, а ты...
Не та! Понимаешь?
Заладил. Август кончается,
а мы еще глину не открыли.
Мне тебя жалко.
Без твоей жалости
вон сколько лет прожил!
Пойдем, Борис, голубчик!
Не могу!
Твердо знаю, не та глина!
- Ну а какая "та"?
- Я знаю, какая.
Мне такие не нужны!
Без тебя обойдемся!
Не нужны мне такие!
Андрейка!
Семен!
Нашел!
Дядя Петр! Нашел!
Глина! Дядя Семен!
Глина здесь! Степан!
Ну где вы там?
- Борис!
- Чего?
- Вкапывать?
- Сейчас иду!
Иду же!
Где Николай?
За лесом уехал.
Лес уже здесь должен быть!
Чем я сейчас крепить буду?
- Он с утра поехал...
- Дурак твой Николай!
А ты чего стоишь? Работай!
- Не соглашаются купцы.
- Как не соглашаются?
Заломили втридорога.
Говорят, такая веревка еще дешево.
- За такую цену покупать?
- Покупай!
Тебя князь прибьет!
Мы же его разорим.
Мне теперь все равно.
Уйди, отец, зашибут тебя здесь.
Без меня не вкапывайте.
Борис!
Сейчас я!
Ну, что?
Не выдержит форма,
еще оплетать надо.
Пора глиной обмазывать,
а вы еще каркас не сделали!
Еще укреплять надо,
а прутья все кончились.
Заделывайте, чтобы
к вечеру обжиг начать.
Если форму не укрепить,
она меди не выдержит, треснет.
А если до снега
мы обжиг не успеем начать?
Меня тогда засекут, не вас.
Не выдержит форма здесь.
Заделывайте форму!
Слышите или нет?
Не буду я этого делать.
И не надо, можешь убираться.
Андрейка, заделывай.
Он тоже не будет.
- Заделывать будешь?
- Не выдержит она!
Еще оплетать надо.
Меня слушать будешь?
Кто здесь главный?
Еще слоем надо.
- Федор!
- Здесь я.
Сечь вот этого.
Да не этого. Вот.
Работать отказывается,
приказа моего не слушает.
Я вам покажу,
кто здесь главный!
Твой отец нас не так жаловал.
Отца моего вспомнили.
Вот во имя отца его и высекут.
Заделывайте!
- Без меня вкапывайте!
- Тебя ждем!
Вкапывайте без меня!
Пойди, поспи малость.
Ну, что смотришь?
Язык проглотил?
Или оглох?
Что, жалко?
Иди, пожалей.
На то ты и чернец.
Борис, проснись!
Я обжиг начал.
Почему без меня?
Я же сказал,
чтобы меня разбудили.
Я сам знаю, когда!
Петр, от князя приехали,
тебя спрашивают!
Вот где жарко!
Ой, жара!
Хватит. Хватит с вас.
Маловато серебра.
Скажи князю, пусть не скупится.
Великий князь никогда не скупится.
Ничего не знаю,
еще полпуда надо.
Какая разница...
Кто секрет колокольной меди
знает, я или ты?
Передай князю, пусть не скупится.
Еще полпуда надо.
Я из князя теперь
много серебра вытрясу.
А колокол-то и не зазвонит.
Признал я его!
Бейте его!
Все бейте!
Бейте монаха!
Что ты на человека бросаешься?
Спутал ты, обознался,
а еще бросаешься!
Я не спутал,
я его хорошо признал.
Какой был красивый, гладкий...
Тоже пообтаскался.
Я из-за него десять лет
в яме просидел!
Пол-языка мне отхватили!
Пусти!
Пустите меня!
Прибью!
Прибью.
Невиновен он,
не продавал он никого,
вот вам крест святой!
Господи, за что ж наказание это?
Меня бей, его не тронь!
Встань! Встань!
Да встань же...
Встань же, ну...
Тяжелый ты.
У князя шут помер.
Меня звали в шуты,
да что мне князь?
Я лучше по столярному делу.
А этого я признал.
Признал!
Это он меня продал.
Дай, что ли, выпить.
То ли еще будет.
Оттаскивай.
Пробу возьми!
Иди к третьей печи!
Дрова в третью будем подбрасывать?
Застудишь печь!
Плесни на рукав!
Что стоишь?
Работай! Подкладывай!
Скорее!
Подкинуть еще во вторую печь?
Подкидывай!
Давай, качай!
Давай во вторую еще!
- Где Борис?
- Он к литью пошел.
Вторая и третья печи готовы!
Первая скоро будет готова.
Иди, все уже готовы!
Открой!
Все готово.
Начали, что ли?
Давай!
Заливай! Ну!
Пошла! Бориска! Пошла!
Глядите, пошла.
Господи! Помоги! Пронеси!
Ну и денек будет завтра!
Сейчас поспать бы...
- Борис, пошли, что ли?
- Сейчас я...
Тут я...
Тут вот что получилось, Андрей...
Я все думал,
решил сказать тебе.
Завидовал я тебе сам знаешь как.
Так глодала меня зависть,
что все изнутри ядом поднималось.
Невмоготу стало, я и ушел.
Истинный Бог, из-за тебя ушел.
А как узнал, что ты писать бросил,
успокоился, легче стало,
а потом забыл.
Только бы Священное Писание
успеть переписать до смерти.
Суров игумен,
нелегкую епитимью наложил.
Да теперь уж, видно, не успеть.
Да что я каюсь-то?
Нечего мне перед тобой каяться!
Ты и сам грешник великий,
еще поболее меня!
Я что? Червь ничтожный,
с меня и спросу нет.
А ты что?
За святые дела какие
свой талант от Бога получил?
В чем заслуга твоя?
Господи, не о том я все...
Я знаю, Никон тебе
третьего гонца прислал,
уговаривает Троицу расписывать,
а ты с ним даже говорить не стал.
Не солгу, тогда
в душе моей грязной,
в глубине самой,
радость маленькая шевельнулась.
А вот нынче жизнь кончается,
душа на покой просится.
Никону твоя жизнь - тьфу.
Он тебя потому и зовет,
чтобы твоим талантом
свою власть укрепить и прославить.
Только Бог с ним, с Никоном.
Послушай меня.
Ступай в Троицу, пиши, пиши!
Страшный это грех -
искру Божию отвергать.
Был бы Феофан жив,
он бы тебе то же сказал.
Посмотри на меня,
посмотри на бездарного-то!
Думаешь, ради чего я вернулся?
Ради куска хлеба вернулся,
чтобы дожить спокойно.
Помру скоро и ничего
после меня не останется.
Тебе тоже не так уж много осталось.
Ты что, в могилу хочешь
свой талант забрать?
Что ты молчишь?
Скажи хоть слово!
Скомороха-то... тогда... я...
Прокляни меня,
только не молчи, Андрей!
- Здесь оборваться может.
- Типун тебе на язык.
Потрави конец.
Не узлом вязать надо было,
а железом крепить.
А я говорил Борису...
Ну что? Как?
А, да...
Ну, тогда давай, пошли.
Уходите все!
- Что у вас?
- Все готово!
Быстрей все наверх!
- Все готовы?
- Все!
Подходи! Подходи!
Разбирай веревки!
Концы не путай!
Давай, махай!
Махни рукой.
Давай!
Гляди, кто это?
- Великий князь.
- А с ним кто?
- Иноземцы.
Ну и денек, мать честная!
Фу ты, князь едет Великий
с послом иностранным.
Не успеваем?!
Ну, глядите, мать вашу!
Благословляется
и освящается колокол сей
окроплением воды сия священной.
Во имя Отца, и Сына,
и Святого Духа. Аминь.
Благословляется
и освящается колокол сей
окроплением воды сия священной.
Во имя Отца, и Сына,
и Святого Духа. Аминь.
Благословляется
и освящается колокол сей
окроплением воды сия священной.
Во имя Отца, и Сына,
и Святого Духа. Аминь.
Вон какие у меня
всем заправляют!
Ты куда? Иди...
Давай, давай, дубина!
Ну что, помочь,
или сам качнешь?
Не надо.
Отец, зверь старый,
так и не передал секрета.
Помер, так и не передал.
В могилу утащил, жила рваная.
Видишь, как получилось!
Хорошо! Ну что ты?
Вот и пойдем мы с тобой вместе.
Ты - колокола лить,
я - иконы писать.
Пойдем в Троицу,
пойдем вместе.
Какой праздник для людей,
какую радость сотворил,
а еще плачет.
Ну, все... все.
Ну чего ты...
Ну, все, хватит... хватит...
Успокойся.
Ну, будет, будет...