«Имя розы» (англ. The Name of the Rose) — художественный фильм
Жан-Жака Анно 1986 года, экранизация одноимённого романа Умберто Эко.
Все фразы и цитаты
Приближаясь к закату своего греховного
существования,
весь в сединах,
я готов оставить на этом пергаменте
свое изложение удивительных
и страшных дел
свидетелем которых я стал в молодости.
В окончание года Господня 1327.
Дай мне Бог мудрости и святости
подлинно изложить события,
творившиеся в отдаленном аббатстве,
затерянном на севере Италии
в аббатстве, чье название
даже сегодня следует опустить
ради благости и милосердия.
Кинокомпания Ле Фильм Ариан
представляет
Фильм производства Бернда Айхингера
и Бернда Шэфферса
Режиссера Жан - Жака Анно
по роману Умберто Эко
Имя Розы.
В ролях: Шон Конери
Эф Мюррей Абрахам,
Элия Баскин,
Федор Шаляпин младший
Уильям Хики
Майкл Лонсдейл
Рон Перлман
Фолькер Прехтель,
Хельмут Кволтингер
Валентина Варгас
и Кристиан Слэйтер
Костюмы Габриэллы Пескуччи
Композитор Джеймс Хорнер
Монтаж Джейн Зайц
Художник Данте Феррети
Оператор Тонино Делли Колли
Авторы сценария: Жерар Брак
Ален Годар
и Эндрю Бирки
Продюсер Бернд Айхингер
Режиссер Жан - Жак Анно
Да не дрогнет рука моя сейчас,
когда в памяти своей я вновь
возвращаюсь в прошлое и вспоминаю
тревогу, охватившую мое сердце при входе
в стены аббатства.
Мы должны ему рассказать.
Нет.
Он станет искать не там, где следует.
А если он узнает об этом
без нашего участия?
Вы слишком высокого мнения
о его талантах, отец настоятель.
Есть лишь один орган, способный
к расследованию подобных дел.
Святая Инквизиция.
А что думаешь ты, Преподобный Йорген?
Любезные братья,
сии мирские проблемы я оставляю молодым.
Эджо.
Да учитель.
Чтобы властвовать над природой нужно
научиться ей подчиняться.
Отправляйся на площадь, обойди здание,
которое окажется слева, войди
в квадратный дворик
и там ты найдешь нужное тебе место.
Под третьим сводом.
Но Вы говорили, что раньше не бывали
в этом аббатстве.
Когда мы прибыли, я увидел как один
из братьев
направлялся туда в изрядной спешке
Обратно же он шел медленнее
и с весьма довольным видом.
Спасибо, учитель.
От имени Ордена Бенедиктинцев,
я приветствую тебя и твоих братьев
францисканцев в нашем аббатстве.
Другие посланники уже прибыли?
Убертино Казальский уже несколько недель
здесь.
Других мы ожидаем завтра.
Должно быть, ты
очень устал после долгой дороги?
Нет, не особенно.
Полагаю, ты ни в чем не нуждаешься?
Нет, благодарю.
Что ж,
тогда
оставляю тебя с миром.
Мои соболезнования.
Совсем недавно Господь призвал одного
из ваших братьев.
Да, ужасная потеря.
Брат Адельмо был одним из наших лучших
рисовальщиков.
- Адельмо Отрантский?
- Ты его знал?
Нет, но я видел его работы и восхищался
ими.
Хотя остроумные картинки граничат
с бесстыдством.
Мы говорили, что он еще...
- Cовсем молод.
- Да.
Да, и вправду.
- Уверен, несчастный случай.
- Да.
Да, как ты говоришь, несчастный случай.
Что до меня...
Брат Вильям,
могу ли я говорить откровенно?
Мне кажется, Вы этого желаете.
Узнав, что ты направляешься в наше
аббатство,
я подумал, что Бог услышал мои молитвы.
Я сказал себе: Этот человек
знает не только человеческую душу,
но и уловки дьявола.
Смерть брата Адельмо стала причиной
душевного смятения среди братьев монахов.
Это мой послушник, Эджо.
Младший сын барона Мелькского.
Прошу вас, продолжайте.
Мы нашли его страшно обезображенное тело
после сильного града.
Он упал на камни у подножья башни.
Как раз под окном, которое было...
Как бы точнее сказать...
- Которое было...
- Которое было закрыто.
- Тебе уже рассказали?
- Будь окно открыто,
то Вы бы не говорили о душевном смятении,
а пришли бы к выводу, что он из него выпал.
Брат Вильям, это окно не открывается.
Стекло не было разбито.
И подняться на крышу башни так же нельзя.
Понятно. А поскольку Вы не в состоянии
объяснить
произошедшее, Ваши монахи подозревают
присутствие в этих стенах некоей
сверхъестественной силы.
Вот почему мне нужен совет проницательного
человека
вроде тебя, брат Вильям.
Человека, у которого хватит прозорливости
раскрыть тайну,
и мудрости, в случае необходимости
сокрыть ее.
Пока не прибыли посланники Папы,
Вы должны знать, отец настоятель,
что подобными делами я более
не занимаюсь.
Мне вовсе не хочется взваливать
на тебя бремя своих сомнений,
но если я не смогу восстановить покой
в умах своей паствы, мне придется
призвать на помощь Святую Инквизицию.
Держите, держите крепче.
Держите.
Эджо,
Это Убертино Козальски.
Один из величайших духовных лидеров
нашего ордена.
Идем.
Многие почитают его, как живого святого.
Хотя другие сожгли бы его, как еретика.
Его труд о бедности духовенства
не пришелся ко двору
в папских дворцах и теперь он прячется
словно изгой.
Братья францисканцы.
Вы должны немедленно
покинуть это место.
В это аббатство забрел дьявол.
Убертино,
Я Вильям.
Вильям Баскервильский.
Вильям...
Нет.
Нет.
Вильям мертв.
Вильям, сын мой,
прости меня.
Мы слишком давно потеряли твой след.
Я хотел, чтобы меня забыли
Узнав о твоих бедах
я молил Деву Марию о чуде
И твои молитвы были благосклонно
услышаны.
Это мой юный послушник Эджо из Мелька
Отец юноши доверил мне его обучение
и благополучие.
Ты должен немедленно его увезти
Разве ты не слышал, что дьявол
выбрасывает
смазливых послушников из окон этого
монастыря?
В юноше, который недавно умер
было что-то женственное,
что-то бесовское.
У него были глаза девушки,
ищущей связи с дьяволом.
Остерегайся этого места.
Зверь
среди нас.
Я его чувствую.
Сейчас.
Он где-то здесь.
И я боюсь
Я очень боюсь
Вильям, за тебя,
за себя, за исход нашей дискуссии.
Сын мой,
в какие же времена мы живем.
Но,
давай не будем пугать
нашего юного друга.
Она прекрасна. Не правда ли?
Когда женщина,
развратная от природы
очищается святостью Божьей,
она способна стать
истинным воплощением
безгрешности.
Прекрасна грудь
кормящая лишь
одного ребенка.
- Мне не нравится это место.
- Правда?
а я нахожу его весьма интересным. Идем.
Мой дорогой Эджо, мы не должны
допустить, чтобы рациональные слухи
об антихристе
ввели нас в заблуждение.
Давай лучше поупражняем свой разум
и попытаемся распутать эту страшную
головоломку.
Да обретешь ты больше на небе за то,
что дал на Земле.
Мой учитель верил Аристотелю,
греческим философам и способностью своего
замечательного рационального разума.
К несчастью, мои опасения оказались далеки
от обычной игры юношеского воображения.
Какой безрадостный конец блестящего
рисовальщика.
Еще одно щедрое
пожертвование церкви и беднякам.
Итак,
а что если он упал не с той башни,
а откуда-нибудь оттуда,
и уже после этого тело скатилось вниз.
А, Эджо?
И дьявол тут не при чем.
А вот и кровь.
Он выпал оттуда.
Он прыгнул.
Эджо,
- Ты меня слушаешь?
- Да, он прыгнул.
Прыгнул? Вы хотите сказать, он...
- Покончил с собой?
- Да.
А иначе зачем подниматься туда ночью
в самый разгар бури?
Ведь не для того, чтобы насладиться
пейзажем.
Нет, но может быть...
Может быть, его убили?
А затем затащили тело наверх?
Гораздо проще избавиться от него
сбросив через ворота, подобно милостыне
бедным.
Нет, нет. Мой дорогой Эджо.
Это элементарно.
Самоубийство.
Вы думаете, Господь
оставил этот монастырь?
Разве ты знаешь хоть одно место,
где Бог чувствовал бы себя как дома?
Мы возносим хвалу
Господу Всемогущему
чтобы он не дал повода подозревать
присутствие среди нас злого духа
из этого или иного мира.
Мы возносим хвалу нашему Господу
чтобы дискуссия, принимать которую нам
оказана большая честь состоялась,
и не была омрачена страхом.
Мы возносим хвалу Всемогущему
за то, что он
послал нам брата, Вильяма Баскервильского,
чей опыт, полученный прежде,
при исполнении весьма тягостных
обязанностей
пригодится теперь нам всем.
Да воцарится снова в наших
сердцах мир
и Божественный покой.
Монаху надлежит вести
себя смирно.
Ему не пристало говорить то,
что он думает и высказывать
свои мысли, пока его об этом
не спросят.
Монаху не пристало
смеяться. Это удел болванов
и глупцов, которые не боятся
проявить себя, возвысив
во смехе свой голос.
Учитель,
позвольте спросить.
О каких тягостных обязанностях
говорил аббат? Разве Вы
не всегда были монахом?
Даже у монахов есть прошлое, Эджо.
А сейчас постарайся заснуть.
Я просто...
Да, учитель.
В любой мудрости всегда присутствует
изрядная доля печали.
Тот, кто больше познает,
накапливая новые знания, начинает
испытывать
все новые и новые муки, неизменно
эти знания сопровождающие.
Зверь среди нас.
Дева Мария, чудо...
Беда!
Случилась страшная беда!
Падре, падре, он в хлеву!
Идите, идите быстрее!
Беда, падре, он в хлеву!
Какое ужасное несчастье!
А вот этот, поверь мне, самоубийства
не совершал.
Положите его.
- Воды!
- Здесь.
Это Венанций! Переводчик с греческого.
Это я виноват.
Если бы я не стал верить в твое, столь
удобное объяснение,
эту трагедию можно было бы предотвратить.
Отец-настоятель, я абсолютно
уверен, что брат Адельмо сам лишил себя
жизни, но...
Первый ангел вострубил, и сделался град.
Но есть ли связь между этими смертями,
я еще выясню.
И первое тело нашли после града.
Второй Ангел вострубил,
и море сделалось кровью.
Узрите
и это кровь!
Предсказание Апокалипсиса!
Третий Ангел вострубил,
и горящая звезда
упала в реки с неба.
Времени мало! Последние 7 дней!
Господи, защити!
Зверь уже здесь.
Раскайтесь, согрешившие братья,
раскайтесь.
От поноса спасает тертый стебель
раковых шеек.
Что до луковых репок
в небольших количествах они помогают
продлить мужскую эрекцию.
Разумеется, у тех, кто еще
не принял наш обет.
А часто ли ты считаешь возможным
применять мышьяк, брат Северин?
Да, конечно.
В малых дозах и в составе
сложных препаратов
он крайне эффективно лечит нервные
расстройства.
А если не в очень малых дозах?
Смерть.
Какие обязанности исполнял этот человек?
Он был нашим лучшим переводчиком
с греческого.
Посвятил себя работам Аристотеля.
А дружил ли он с милейшим и юным
Адельмо?
О да. Они вместе переписывали рукописи
в скриптории. Но они дружили, как братья,
а не как...
Я хочу сказать, плотские
соблазны могут соответствовать природе или
противоречить ей.
Второе к ним не относилось.
Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Пенитензиаджите!
Берегись дьявола,
который придет, чтобы забрать твою душу.
Смерть
Ты видишь мой Храм?
Вот там у нас Дьявол.
Ужасный, как Сальваторе.
Да, мой маленький брат,
пенитензиаджите.
Пенитензиаджите?
Я не говорил пенитензиаджите.
Ты сказал пенитензиаджите. Я слышал.
Святой отец, магнифико!
У меня плохая дикция.
Я сказал
пенитенция - покаяние.
Я монах.
Бенедиктинец. Бенедиктинец.
Сальваторе! Иди сюда!
Иду, иду. Я не еретик.
Учитель, на каком языке он говорил?
На всех и ни на одном.
А что за слово вы повторяли?
Пенитензиаджите.
Что это значит?
Что когда-то горбун определенно
был еретиком.
Пенитензиаджите, так кричали
восставшие Дольчиниты.
Дольчиниты? Кто они, учитель?
Они верили в то, что Христос был беден.
Как верим мы, францисканцы.
Они объявили, что бедными должны
быть все,
и стали резать богатых.
Знаете что Джон,
грань между восторженной мечтой
и греховным безумием слишком тонка.
Значит,
- переводчика мог убить он?
- Нет.
Нет, Дольчинитов больше привлекали
жирные епископы и богатые священники,
а не знатоки Аристотеля.
Хотя в одном ты прав, ничего исключать
нельзя.
Нам повезло, что здесь лежит снег.
Зачастую снег становится пергаментом,
на котором преступник невольно оставляет
автограф.
Что ты можешь сказать, глядя на эти следы?
Что они
в два раза глубже, чем остальные, учитель.
Хорошо, Эджо. И из этого мы делаем вывод?
Что человек был очень тяжел.
Именно. А почему он был тяжел?
Потому что...
- Потому что он был очень толстым?
- Или...
Потому что он был отягощен телом
другого человека.
Давай же доверим отпечаток этой ступни
нашей памяти.
Но отпечатки ведут прочь
от чана, в этом направлении.
Эджо, ты не принимаешь в расчет
возможность того, что человек шел задом
наперед
и тащил тело вот так.
Отсюда и борозды, оставленные каблуками
покойного.
Так где же ученый переводчик встретил
неизвестного виновника своей гибели?
Брат библиотекарь,
Ты разрешишь нам увидеть работу двух
несчастных,
которых так трагически
призвал к себе Господь?
Твоя просьба весьма необычна.
Как и обстоятельства их гибели.
Брат Адельмо работал там.
Благодарю.
Стекла в металлической оправе.
Осел, читающий
Писание епископам.
Папа лис
аббат обезьяна.
Его талант к остроумным картинкам
отличался дерзостью.
Монаху не пристало смеяться!
Смех удел глупцов.
Верю, мои слова не оскорбили тебя,
брат Вильям.
Но я услышал, как братья смеются над тем,
что не подлежит осмеянию.
Хотя вы, францисканцы, относитесь
к веселью снисходительно.
Да, это верно. Святой Франциск был
расположен к смеху.
Смех - это дыхание дьявола,
искажающее черты и превращающее
человека в подобие обезьяны.
Обезьяны не смеются.
Смех - удел человека.
Как и грех.
- Христос не смеялся.
- Как мы можем знать?
В Писании нет ни слова, что он это делал.
И в Писании нет ни слова, что он этого
не делал.
Известно, что даже святые прибегали
к юмору
для осмеяния противников веры.
Например, когда язычники
окунули Святого Мавра в кипяток,
он пожаловался,
что вода слишком холодна.
Султан сунул в чан руку и ошпарил ее.
Святой, погруженный в кипяток, не станет
позволять себе такие детские шалости.
Он будет сдерживать крики
и страдать во имя Истины!
Но разве Аристотель не посвятил вторую
часть
своего трактата Поэтика комедии
как инструменту истины?
- Ты читал эту работу?
- Конечно нет.
- Она утрачена много веков назад.
- Вовсе нет.
Она и не была написана.
Ведь Провидение не допускает
прославления пустого.
- С этим я бы поспорил.
- Довольно!
Жизнь в аббатстве омрачена горем.
А ты оскорбляешь наш траур своей
праздной болтовней.
Прости, Преподобный Йорген.
Мои замечания были явно не уместны.
Где сидел переводчик с греческого?
Там.
Идем, Эджо.
Итак, Эджо, какой вывод ты сделал
из нашего визита?
Смеяться здесь мы не должны.
А ты заметил, как мало книг на полках
скриптория?
Столько писцов, копиистов,
переводчиков, ученых, мыслителей.
А где же книги, необходимые им для работы?
И которыми так славится аббатство?
Где же книги?
- Вы меня проверяете, учитель?
- О чем ты?
При всем моем уважении, мне кажется
что каждый раз, задавая вопрос,
Вы знаете на него ответ.
- Вы уже поняли, где книги?
- Нет.
Но клянусь своей верой,
в этой башне есть кое-что
интереснее воздуха.
Вы заметили дверцу, которую библиотекарь
захлопнул, когда мы вошли?
- Да.
- Вдруг, книги за ней?
Берегись!
Учитель! Учитель, быстрее! Я его поймал!
Хотел нас убить, проклятый еретик?!
Остановись! Довольно.
Он хотел нас убить.
Прошу тебя, не говори
о его прошлом.
К смертям в нашем аббатстве он
не имеет отношения.
Я клянусь.
Брат Ремигий,
взамен мне нужна информация.
Я не мог понять, почему учитель
столь поспешно забыл о моих подозрениях
в адрес горбатого еретика.
И почему мы должны были так срочно
побывать в башне.
Я полагал, что он не может устоять
перед соблазном проникнуть в библиотеку
и взглянуть на книги.
Замка нет, я так и думал.
- Наверное, заперто изнутри.
- А как же мы войдем?
Очевидно, должен быть другой вход.
Давай посмотрим, что круглолицый
помощник библиотекаря пытался спрятать
от нас сегодня утром.
Крошечные греческие буквы,
будто написанные муравьем, забравшимся
в чернила.
Смейтесь над недостатками людей
вульгарных.
О да.
Написано лимонным соком.
Стрелец, Солнце,
Меркурий, Скорпион...
Какой-то зодиакальный шифр,
указывающий направление.
Но куда?
Эй, кто там?! Кто там?
- Мои увеличительные стекла!
- Они остались в книге!
Беги туда!
Где ты, моя маленькая
пугливая чертовка?
Выходи, сучка.
Я знаю, ты здесь.
Я чувствую твой запах.
Да что с тобой?
Ты меня боишься?
Выходи, красавица.
Ну ничего,
я тебя найду.
Кем она была?
Откуда появилось это создание,
воскресшее, как рассвет,
Чарующее как луна, ослепительное
как солнце,
пугающее как армии, готовые к битве.
Добрый вечер, Сальваторе.
Так вот, где ты их ловишь?
Иси, здесь они грассо, больше.
И ты их ешь?
- Хочешь?
- Спасибо, нет.
Иксепто ин Лента! Их бин хороший Католико!
Если ты добрый христианин, то скажешь
мне вот что.
Значит, Адельмо отдал рукопись Беренгару?
Нет. Нет, перво..перева..
- перево...
- Переводчик?
Пенацио? Черному монаху?
Что было дальше?
Дальше...
Учитель. Сюда, скорее. Я нашел еще одного.
Где твои мозги, мальчик мой?
Ты когда-нибудь видел человека,
в чью грудную клетку
могло бы поместиться такое сердце?
Нет.
Нет.
Это сердце быка.
Должно быть, кто-то из монахов отдал
его этой крестьянской девушке
для христианской девушки в обмен
на ее расположение.
Девушки? Какой?
Той, что выбежала отсюда так поспешно.
Наверное, монах оказался уродлив.
Почему уродлив?
Будь он молод и красив,
она бы без сомнения подарила ему плотское
наслаждение бесплатно.
В любом случае то, что произошло
на этой ужасной кухне
не имеет отношения к нашему
расследованию.
Горбун убедил меня, что разгадать эту тайну
нам поможет помощник библиотекаря,
брат Беренгар.
Что ты сказал?
Ничего, учитель.
Хорошо.
Учитель.
Я должен Вам кое о чем поведать.
Я знаю.
Вы примите мою исповедь?
Я бы предпочел, чтобы прежде
ты мне все рассказал как другу.
Учитель.
Скажите, Вы
когда-нибудь
влюблялись?
- Влюблялся?
Да. И не раз.
- Правда?
- Ну конечно.
В Аристотеля, Овидия, Виргилия,
- Фому Аквинского...
- Нет, я имею в виду...
Но разве ты не путаешь любовь с похотью?
Путаю?
Не знаю.
Я желаю ей добра.
Хочу, чтобы она была счастлива.
Жажду избавить ее от нищеты.
О Боже.
- Почему, о Боже?
- Ты влюбился.
Это плохо?
У монахов это сопряжено с некоторыми
трудностями.
Но разве святой Фома Аквинский не ставил
любовь выше прочих добродетелей?
Любовь к Богу, Эджо.
Любовь к Богу.
А любовь к женщине?
О женщинах Фома Аквинский
слишком мало знал.
Но в Писании ясно сказано:
Притчи Соломоновы предупреждают,
что женщины овладевают душой мужчины.
а в книге Екклесиаста говорится, что
женщина горче смерти.
Да, но...
как Вы сами думаете, учитель?
Разумеется, такого опыта, как у тебя
у меня не было, но...
Мне трудно убедить себя,
что Господь
ввел в мироздание такое грязное существо
не наделив его
какими-нибудь добродетелями.
Как спокойна была бы жизнь без любви,
Эджо.
Безопасна.
Как безмятежна.
И как скучна.
- Великолепно.
- Господи, ты направил
наши стопы к этому островку душевного
благоденствия
потому что ты желаешь примирения
так же, как и мы, францисканцы.
Идемте, братья.
Да будет так, Господи. Аминь.
Брат Беренгар?
Наверное спрятался где-нибудь с книгой
и моими увеличительными стеклами.
Брат Беренгар?
Учитель, смотрите, дверь!
Брат Малахия, а я искал
твоего помощника, Брата Беренгара.
- Он здесь?
- Нет.
Понятно.
- Ты не знаешь, где нам его найти?
- Нет.
Возможно он наверху, в библиотеке?
Нет.
Я бы хотел лично увидеть ваши книги.
- Ты позволишь?
- Нет.
Почему?
Строгие правила аббатства
запрещают входить в библиотеку всем
кроме меня и моего помощника.
Ясно.
Еще раз спасибо.
Вдруг с ним что-то случилось?
Может быть, мы найдем его в воде?
- Что?
- Третий ангел,
как говорил Убертино.
Книга Откровений.
Мы ищем другую книгу.
По-твоему это цыпленок?
Больше похож на воробья.
Соблюдайте очередь.
Франческани.
Добро пожаловать в аббатство, брат Михаил.
и вы, посланники францисканцы.
Эй ты, пейзан! А ну встань в очередь!
Отпусти меня немедленно, идиот!
Сальваторе, отпусти его!
Это Кутберт Винчестерский,
Один из достопочтенных францисканских
гостей.
Идемте, Ваша Милость.
Нам нужно обсудить срочные дела.
Но аббат и другие монахи убеждены,
что в этих стенах творит свои дела дьявол.
Так и есть.
Единственное доказательство присутствия
дьявола - всеобщее желание его увидеть.
Но а если Убертино прав, а ты нет?
Не забывай, Вильям, эта дискуссия решает
для нас все.
Нам кажется, Папа хочет сокрушить орден...
- И обьявить нас еретиками.
- Да, объявить еретиками.
Я хочу расспросить лишь одного монаха
и все станет ясно.
Вильям, мы в тебя верим.
и молимся, чтобы ты не употребил нашу веру
во вред.
Брат Вильям,
- Ты нашел книгу на греческом?
- Нет.
Я был прав.
Как и Книга Откровений.
Нам нужно поговорить.
Разумеется.
Я должен многое вам рассказать.
Но сначала мы с ним осмотрим труп.
Листья липы кладут в ванну,
чтобы облегчить боль.
Он был левшой?
Да. Но Брат Беренгар
отличался от нас не только этим.
Есть ли в аббатстве другие левши?
Я других не знаю.
Чернильное пятно.
Я полагаю, языком он не писал?
- Несколько строк на греческом?
- Да.
Написано Венанцием.
Беспорядочные цитаты из книги,
которую он читал перед смертью.
Видите, как меняется его почерк?
С этой секунды он начал умирать.
А какой вывод Вы сделали бы из этого?
Пятно синей краски?
Да.
Уникальное пятно синей краски
приготовленное Вашим лучшим
рисовальщиком,
братом Адельмо, которому этот пергамент
принадлежал до Венанция.
Почему именно так?
потому что заметки на греческом написаны
поверх синей краски Адельмо, а не наоборот.
Брат Вильям,
наше аббатство окутано страхом
перед ужасной тайной.
Но в Ваших невразумительных объяснениях
я не вижу ничего, что могло бы
пролить на нее свет.
Эджо, свет.
Кто-то всеми силами
тайну необыкновенной важности.
Эта запись без сомнения сделана левшой.
А единственной левшой в вашей общине
является, или скорее являлся брат Беренгар.
помощник библиотекаря.
В какие же тайные
знания он мог быть посвящен?
Полагаю вы мне об этом расскажете.
Книги. Запрещенные книги.
Духовно опасные книги.
Здесь все знали о страсти помощника
библиотекаря к милым юношам?
Когда прелестный Адельмо захотел прочитать
запрещенный трактат, Беренгар передал ему
указания точного расположения книги
в библиотеке
зашифровав его на этом пергаменте.
в обмен на противоестественные ласки.
- Довольно, брат Вильям.
- Адельмо согласился
смиренно покорился похотливым желаниям
Беренгара.
Но затем, мучимый угрызениями совести,
в отчаянии, рыдая, он отправился
на кладбище, где встретил переводчика
с греческого.
- Откуда вы знаете?
- Их кое-кто видел.
Горбун.
На его глазах Адельмо передал
Венанцию этот пергамент.
Затем побежал к малой башне
и выбросился из окна.
В ночь, когда я прибыл, пока Беренгар
ублажал свою греховную плоть, Венанций,
воспользовавшись пергаментом с шифром,
пробрался
в запретную библиотеку
и нашел книгу.
Он отнес ее на свой стол в скрипторий
и начал читать.
Переписав несколько загадочных цитат
он умер с черной отметиной на пальце.
Помощник библиотекаря нашел тело
и дабы отвести подозрение от себя
оттащил его в хлев.
Но он оставил после себя автограф.
А книга так и лежала на столе переводчика.
Вчера вечером Беренгар вернулся,
чтобы ее прочитать.
Вскоре, охваченный мучительной болью
он попытался принять успокоительную ванну
с листьями липы и утонул.
И один из его пальцев так же почернел.
Все трое умерли из-за книги,
которая убивает сама или заставляет
убивать других.
Посему я прошу предоставить
мне доступ в библиотеку.
Брат Вильям,
гордыня застилает твой взор.
Прославляя силу разума
ты не видишь то, что очевидно всем
братьям в нашем аббатстве.
прибыли Папские посланники.
Бернардо Ги...
Благодарю тебя, Брат Вильям.
Мы не забудем
твоих усилий.
Но отныне
я прошу тебя воздержаться
от дальнейшего расследования.
К счастью, в рядах
Папских посланников
есть человек, знающий
о кознях дьявола все.
Человек, с которым
я полагаю, ты
слишком хорошо знаком.
Бернардо Ги.
Инквизитор.
Учитель.
Кто такой Бернардо Ги?
Вильям!
Я ищу тебя по всему аббатству.
Михаил хочет, чтобы ты немедленно пришел.
Один.
Ты знаешь, кто сюда прибыл?
Знаю. Бернардо Ги.
Убертино следует отправить в безопасное
место.
Необходимые меры уже приняты.
Нас больше волнуешь ты, Вильям.
Ты должен отказаться от своего неуместного
расследования и ошибочных выводов.
- Си, эрронээ, эрронээ...
- Они истинны и я прав.
Вильям прав. Вильям всегда прав.
Вне зависимости последствий для
себя самого или для других.
Вильям Баскервильский должен
во что бы то ни стало доказать
свою правоту.
А разве не твое тщеславие,
не твое упрямство и кичливость
своим разумом
стали причиной конфликта с Бернардо?
Не искушай судьбу дважды, Вильям.
Если ты снова рассоришься с Бернардо,
тебя не спасет даже Император.
Плоть моя забыло греховное наслаждение,
подаренное нашим слиянием.
Но душа забыть не могла.
И теперь,
увидев ее во всей ее бедности и нищете
в сердце своем я возблагодарил Бога,
за то, что я францисканец.
Я хотел, чтобы она знала: я принадлежу
не к этому алчному аббатству, а к ордену
члены которого посвятили себя избавлению
людей от физических лишений.
И духовной нищеты.
Прощай, Вильям.
Ты безумен и самоуверен.
Но я люблю тебя.
И никогда не перестану за тебя молиться.
Прощай, милое дитя.
Постарайся не перенимать то дурное
что есть в твоем учителе.
Он слишком много думает.
полагаясь на выводы своего разума
и не веря в пророческие способности
своего сердца.
Научись
умерщвлять свой интеллект,
оплакивай
раны Господа нашего.
Да, и выброси свои книги.
Вот чему, Убертино,
я искренне завидую.
Помните. Бойтесь
последнего ангела, друзья мои.
Падет звезда с неба.
И выдут на землю тысячи скорпионов.
Да, да. Мы не забудем.
Кто из них пугает тебя больше других?
- Они все ужасны.
- Нет, взгляни внимательнее.
- Вот этот.
- Я тоже его выбрал.
Что ж,
после вас.
Это фундамент башни.
Но как нам добраться до библиотеки?
Крысы любят пергамент больше ученых.
Идем за ней.
166, запертая дверь.
в скрипторий, 167, 168,
169, 170...
317, 318...
Я знал!
Эджо!
Я знал!
Эджо, ты понимаешь,
в одну из величайших
библиотек христианского мира.
Как же мы найдем эту книгу?
Всему свое время.
О, Беатус Либана.
Эджо, это шедевр.
Экземпляр с комментариями
Умберто Болонского.
Сколько здесь залов!
Сколько книг!
Никому нельзя запрещать
их читать.
Может быть, их считают слишком
ценными и слишком хрупкими?
Нет, дело в другом, Эджо.
Эти книги часто содержат истину,
которая отличается от нашей.
Идеи, которые заставят нас усомниться
в непогрешимости слова Господня.
Учитель.
А сомнения, Эджо,
первый враг веры.
Учитель!
Учитель!
Учитель!
Подождите меня.
Я итак тебя жду.
Но я слышу Ваши шаги.
Я стою на месте, Эджо.
Внизу.
О, это Вы?
Наверху?
Я заблудился!
Что ж, Эджо.
Кажется, мы попали в лабиринт.
- Ты еще здесь?
- Да.
Как же мы выберемся?
С трудом.
Если вообще выберемся.
Видишь ли, Эджо,
в этом прелесть лабиринта.
Эджо, успокойся.
Открой любую книгу и читай вслух.
Выйди из комнаты, где ты находишься,
И иди только налево.
Любовь не зарождается как болезнь,
но становится ею, превращаясь
в навязчивую идею. Мусульманский теолог
Ибн Хазм указывает,
что человек, пораженный любовным недугом,
не жаждет исцеления.
Амурные мечтания нарушают ритм
его дыхания
и учащают пульс.
Он отождествляет любовную меланхолию
с ликантропией - болезнью, побуждающей
ее жертв
вести себя, словно волки.
Внешний облик влюбленного начинает
меняться.
Вскоре у него слабеет зрение,
губы сморщиваются,
а лицо покрывается прыщами и струпьями.
Кроме того, на лице появляются отметины,
напоминающие собачьи укусы,
и человек заканчивает свои дни,
скитаясь ночами
по кладбищам,
словно волк.
Учитель!
Я вижу лампу.
Не двигайся, стой на месте.
Я вижу человека.
- Он остановился.
- Что он делает?
Он поднимает лампу.
Сколько раз?
Три раза.
Это я. Подними свою лампу.
Смотрите! Там!
Глупый мальчишка.
Это зеркало.
Учитель!
Книги, юноша! Спасай книги!
Но я пытаюсь спасти вас!
Потайная дверь, зеркало.
Должно быть мы у цели.
Итак, если я верно расшифровал
указания греческого переводчика...
Надеюсь, ты не считаешь, что я
настолько глуп,
чтобы отдать аббату пергамент,
не сделав с него копию?
Ману супра идолум, аджи
примум эт септимус де кватор
Что это?
Положив руку поверх идола,
нажми на первый
и седьмой в четырех.
Очень хорошо.
- Что еще за идол?
- Чтобы понять это
мы сюда и пришли.
А что такое первый и седьмой в четырех?
Эджо, если бы у меня были ответы
на все вопросы,
я бы преподавал теологию в Париже.
И еще раз.
Ты слышишь?
- Это мои зубы, учитель.
- Что?
- Мои зубы.
- Не бойся.
Я и не боюсь. Мне холодно.
Что ж, возвращаемся.
Прошу Вас, учитель, если Вы из-за меня...
Нет. Должен признаться я и сам зашел
в тупик.
Так, посмотрим.
Чтобы найти выход из лабиринта,
подходя к развилке нужно отмечать
ее стрелкой... нет.
Учитель.
Прошу тебя, юноша, я думаю.
Если развилка помечена стрелкой, тогда...
Учитель.
Молодец, юноша.
Твое классическое образование нам помогло.
Отдай мне!
Отдай!
Бернардо, ороси меня своим семенем
и я отдам тебе свою любовь.
Сплюнь, пожалуйста.
Сплюнь.
Люцифер подчинись мне
и дай лямор де ла фемина.
Пусти меня! Пусти!
Сальваторе тебя любит.
Любовь!
Пожар!
Бернардо, смотрите, что мы нашли!
Обыскать тварь.
Отец настоятель,
Вы пригласили меня расследовать
присутствие дьявола в вашем аббатстве.
И я уже нашел его.
Сколько раз я видел эти мерзкие
доказательства козней сатаны.
Черный петух и черный кот.
Но она делала это ради еды,
а не ради дьявола.
Вильям Баскервильский наверняка
припоминает
процесс, который он вел и на котором
женщина призналась в связи
с демоном, принявшем обличие черного кота.
Я уверен, что вам не нужно опираться
на мой опыт,
чтобы сформулировать свои выводы,
почтенный Бернардо.
В самом деле.
Тем более, что улики неоспоримы.
Ведьма... Совращенный монах...
Сатанинские обряды... Завтра,
завтра мы постараемся выяснить,
связаны ли эти события с другой,
еще более страшной тайной вашего
монастыря.
Заприте их, чтобы сегодня
мы все спали без страха!
Вы... Вы ничего не сказали.
Я ничего не сказал потому, что
нечего было говорить.
Рассуждая о книгах и мыслях
Вы всегда готовы изречь истину.
Она обречена гореть, Эджо.
Бернардо Ги сказал свое слово.
Она ведьма.
Но это не так, и Вы это знаете.
Я знаю.
Как и то, что всякий,
кто попытается оспорить решение
Инквизитора,
будет виновен в ереси.
Похоже, Вы знаете об этом все.
О да.
Может быть, расскажете мне?
Как другу.
Рассказывать особенно нечего.
Я тоже был Инквизитором.
Но в самом начале, когда
Инквизиция стремилась направлять
на путь истинный, а не карать.
Однажды мне пришлось вести суд
над человеком,
чья вина заключалась в том, что
он перевел греческую книгу.
противоречившую Священному Писанию.
Бернардо Ги хотел, чтобы его
судили, как еретика.
Я же его оправдал.
Тогда в свою очередь Бернардо Ги
обвинил в ереси меня.
Я апеллировал к Папе.
Меня бросили
в тюрьму,
пытали,
и я отрекся от своего решения.
А что было потом?
Того человека сожгли на костре.
А я до сих пор жив.
Брат Сальваторе,
эти муки принесут мне не меньше
боли, чем тебе.
Но ты можешь предотвратить страдания
прямо сейчас.
Открой врата своего сердца.
Опустись в глубины своей души.
- Ищи.
- Ищу,
Синьоре Беллисиме, я шерше.
Ищу.
Тогда скажи мне.
Кто из твоих братьев
еретик и должен ответить за убийства?
Я не знаю, Ваша Светлость.
Не знаю, ничего не знаю.
Я глуп.
Я глуп.
Ничего не знаю.
Почему я не спал в ту ночь?
Боялся ли я за девушку или за себя?
Не знаю.
С рассветом прибыли посланники Папы,
наши противники в предстоявшей дискуссии.
Но теперь это значило для меня так мало...
Ваше Преосвященство,
достопочтенные братья.
Мы все же собрались на эту долгожданную
дискуссию.
Все мы преодолели немалые расстояния,
чтобы наконец-то положить конец спору,
который поставил под сомнение
единство нашей Святой Церкви.
Добрые люди всего христианского мира
устремляют свои взоры на эти
древние стены, с нетерпением
ожидая нашего ответа на мучительный
вопрос:
Владел Христос
или нет одеждами,
которые он носил?
Возлюбленные братья Ордена
Францисканцев,
Наместник Божий на Земле, Папа
уполномочил меня и других своих
верных слуг говорить от его имени.
Вопрос не в том, был ли беден Христос,
а в том, должна ли быть бедна
церковь.
Вы, францисканцы хотели бы,
чтобы духовенство отреклось от своей
собственности
и рассталось со своими богатствами.
чтобы аббатства растранжирили свои
священные сокровища...
Вильям, я нашел книгу.
Я нашел книгу в аптеке.
Книга на греческом. Ее спрятали
за одним из моих сосудов.
Не трогай ее. Вернись и запрись изнутри.
Я приду, как только смогу.
Вы забываете, что даже самый
роскошный памятник Господу Нашему
есть бледное отражение
его бесконечного величия
и славы.
Вместо того чтобы лишать церковь
внешних признаков великолепия
и власти, нам следует приумножать
это великолепие и власть
дабы собрать под знаменами Божьими
всех людей.
Быстрее, брат. Быстрее.
Твой друг Сальваторе признался,
что вы с ним были еретиками.
У тебя совсем мало времени, чтобы
избежать костра.
Спасибо, брат.
- Куда ты?
- Отпустите! Я келарь.
- Я не пытался бежать.
- Пойдешь с нами.
Как вы смеете называть папское
скопище разврата божьим местом?
- Отвечайте, кардинал!
- Эти убийства - знамение.
- Не понимаю, чего?
- Того, что примирение с вами
было бы делом безнравственным и,
более того, дьявольским?
В Евангелии определенно говорится, у Христа
- был кошелек.
- Ложь! И вы это знаете!
Почему же Господь не менее семи раз
сказал
своим ученикам: Не берите ни золота,
ни серебра,
ни сумы, ни обуви. Сластолюбцы!
А ты забыл, как ваш Святой Убертино
залезал в постель Клары Монтефальской?
Клара умерла, благоухая святостью
и безгрешием!
Братья, прошу вас!
Я выяснил факты чрезвычайной важности!
Отпустите меня!
Клянусь, я его не убивал.
Я был в амбаре с зерном, составлял опись!
Я никого не убивал! Клянусь!
Тогда объясни, почему ты хотел бежать.
Я его не убивал.
Ремигий Варагинский, я уже
приказал арестовать тебя по иным
обвинениям.
Теперь я вижу, что не ошибся.
Если бы кое-кто не предпочел искать
не там, где следовало бы, несколько
слуг Божьих
были бы сейчас с нами.
Положив руку поверх идола,
первый и седьмой в четырех.
Смейтесь над недостатками
людей вульгарных.
Перестань, юноша. Я размышляю.
Я тоже, учитель. Я тоже.
Тогда попытайся делать это головой,
а не сердцем,
и, возможно, нас ждет успех.
Неужели книги для вас важнее людей?
Разве я это говорил?
Вам никогда и ни до кого нет дела.
Неужели вы не можете проявить хоть
капля жалости?
А вдруг моя жалость проявляется
именно так?
Хотя жалость все равно не спасет
ее от костра.
Напоминаю всем присутствующим,
что они связаны обетом послушания
и под страхом отлучения от церкви
обязаны помогать Инквизитору в его
тягостной борьбе с ересью.
Для участия в трибунале
и совместном несении всей
тяжести вердикта
мне понадобится помощь двух судей.
Отца настоятеля и...
брата Вильяма Баскервильского.
Сальваторе?
Сальваторе.
Сальваторе.
Не повторишь ли ты признание,
сделанное вчера ночью?
Ты заявил, что ты сам
и твой сообщник Ремигий Варагинский
были членами секты еретиков-дольчинитов.
Да.
Да.
Благодарю тебя.
Благодарю.
Я умоляю вас, во имя
Отца и Сына и Святого духа
Простите.
Довольно!
Ремигий Варагинский, опровергаешь ли ты
признание своего сообщника?
Нет.
Не опровергаю.
Но горжусь этим!
Я прожил здесь 12 лет.
И все это время набивал
себе брюхо, ублажал
плоть и облагал десятиной
голодных крестьян.
Но теперь
вы дали мне силы вспомнить то,
во что я когда-то верил всем сердцем,
и за это я благодарю вас.
Вспомнить, как ты греховно
грабил и жег церковную собственность?
Да, чтобы раздать
ее людям, у которых вы прежде ее
и украли!
А разве не ты убивал епископов
и священников?!
Да!
Я бы и вас сжег, будь у меня
хоть небольшой шанс!
Святая Дева Мария,
услышь мою смиренную молитву.
Я знаю, что грех мой велик
но я умоляю тебя
не дай ей страдать за мои прегрешения.
Пресвятая Богородица,
много лет назад ты сохранила чудо
и спасла моего учителя.
Сделай то же самое
и для этой девушки.
Учитель говорит, что
простые люди за все платят сполна.
Но прошу тебя,
Пресвятая Богородица,
не допусти этого.
Виновна ведьма!
соблазнившая монаха
и творившая свои дьявольские ритуалы
в этих священных стенах.
Виновен Сальваторе.
признавшийся в своем
еретическом прошлом и застигнутый
на месте преступления с этой ведьмой!
Виновен Ремигий Варагинский,
который не только не раскаялся в своей
прежней ереси, но и был пойман
при попытке скрыться после убийства
травника Северина!
Ложь! Я не убивал
ни травника ни других монахов нашего
аббатства.
Посему я прошу вас утвердить мой приговор,
Отец настоятель.
Мое сердце
преисполнено печали.
Но у меня нет оснований оспаривать
справедливый приговор
Святой Инквизиции.
А ты, Вильям Баскервильский?
Да.
Он виновен.
Виновен в том, что в юности
неверно понял суть Евангелие.
Виновен в том, что спутал
любовь к бедным со слепым
уничтожением богатства
и имущества.
Но Отец настоятель,
он не виновен в преступлениях
после которых ваше аббатство
было залито кровью.
Ведь брат Ремигий не умеет
читать по-гречески.
А в основе этой тайны лежит похищение
и обладание книгой, написанной на греческом
и спрятанной в некоем потайном месте
библиотеки.
- Брат Вильям оспаривает вердикт...
- Святой Франциск, защити сынов своих.
Мы вынуждены добиться признания
обвиняемого
в убийстве. Отведите его в кузницу
и покажите инструменты.
Я признаюсь в чем угодно,
только не пытайте меня!
Я не переживу ночь,
подобно Сальваторе.
Прекрасно.
Зачем ты их убил?
Зачем?
Я не знаю.
Зачем?
Потому что в тебя вселился дьявол?
Да.
Верно.
В меня вселился дьявол.
Дьявол и сейчас во мне.
Адрамельх,
Люцифер, я призываю вас.
Повелители ада.
Аластор, Азазель,
Абгор.
Пастырь сделал свое дело, и теперь
больная овца должна быть предана
очищающему огню.
Ты можешь сгореть, брат Ремигий,
Но это не остановит преступления,
совершаемые в аббатстве.
Смерть придет и за другими монахами,
И у всех будут черные пальцы
и черные языки.
Ваше Преосвященство,
мы, францисканцы, так же, как и вы,
возмущены выходкой брата Вильяма.
Мы еще раз убедились в том,
что ваши теории защищают
еретиков и взывают к убийству.
Дискуссия окончена.
Похоже, брат Вильям Баскервильский
повторяет ошибки, в которых он когда-то
раскаялся.
Он попытался вновь спасти еретика
от справедливого наказания,
назначенного Инквизицией
и теперь будет сопровождать меня в Авиньон
для утверждение приговора
Его Святейшеством,
Папой Иоанном.
Я прав.
Если бы я только мог
найти книгу и доказать, что Бернард Ги
ошибается.
Но Антихрист снова взял верх,
и казалось, теперь уже ничто
не сможет его сдержать.
Идемте, братья.
Когда сегодня воспылают
костры, пусть их пламя
очистит сердца каждого из нас.
Давайте вернемся к тому,
что было и должно быть
уделом нашего аббатства.
К сохранению знаний.
К сохранению, говорю я,
а не к поиску его.
В истории знания
нет движения вперед.
Знание принадлежит постоянному
и возвышенному пересказу.
Давайте же молить Всевышнего
чтобы Антихрист с налитыми
кровью глазами
и раздвоенными копытами был
изгнан из этих святых
пределов и в нашем монастыре
вновь воцарился покой.
Пятый ангел. У него власть
над тысячью скорпионов! Он сказал...
- Кто сказал?
- У него черный язык
и палец черный как смоль.
Так предсказывал брат Вильям.
Эджо!
Брат Малахия, Святой Отец...
- Малахия?
- Да, Святой Отец.
Боже Всемогущий, только не Малахия.
Неужели этому не будет конца?
Малахия.
Отец Бернардо, Вильям Баскервильский
был прав.
Да.
Он знал. И я бы знал,
будь я убийцей.
Найти Вильяма Баскервильского!
Но мы не знаем, как сдвинуть зеркало.
Возможно, нажав на первую и седьмую
букву слова четыре.
Но в этом слове шесть букв.
На латыни, Эджо, это кватуор.
- Помнишь, что написано над зеркалом?
- Но нужно нажимать
- поверх идола?
- Идолум на латыни идол,
но эйдолон по-гречески означает
образ или отражение, наше отражение.
Сюда, учитель.
Нет. Сюда.
Вот.
Моли Бога, чтобы мы не ошиблись.
Идем.
Добрый вечер, достопочтенный Йорген.
Я ожидаю тебя уже
несколько дней, Вильям.
Ты опередил нас. Наверное
летел сюда по воздуху?
Прибыв в наше аббатство,
ты выяснил многое.
Но короткий путь через лабиринт
так и не узнал.
Итак, что именно
ты ищешь?
Я хочу увидеть книгу на греческом,
которая, как ты сказал, не была написана.
Книгу, целиком посвященную комедии,
которую ты ненавидишь так же, как и смех.
Я хочу увидеть, вероятно, единственный
уцелевший экземпляр
второй части Поэтики Аристотеля.
Ах, Вильям,
какой прекрасный вышел бы из тебя
библиотекарь.
Вот твоя заслуженная награда.
Прочти ее.
Познай ее тайны.
Ты победил.
Уже близко.
Мы обсудим, как комедия заставляет
нас наслаждаться смешным
путем использования людей вульгарных
и осмеяния их недостатков.
Продолжай, Вильям. Читай же, читай.
Учитель, прошу вас. Нужно торопиться.
Если для тебя свет слишком тускл,
отдай книгу юноше.
Я уверен, он сможет прочесть.
Я не хочу, чтобы мой верный ученик
переворачивал твои отравленные страницы
без перчаток, которые надел я.
Лампа! Дверь! Быстрее, пока он нас не запер!
Толкай!
Стой! Тише.
Тише.
Достопочтимый брат,
многие книги повествуют о комедии.
Почему именно эта внушает тебе
такой страх?
Потому что ее сочинил Аристотель.
Эджо, сюда!
Сальваторе, отрекаешься ли ты
от дьявола и принимаешь ли Иисуса Христа
твоим Господом и Спасителем?
Ремигий Варагинский,
отрекаешься ли ты от дьявола
и принимаешь ли Иисуса?
Зачем? Лучше умереть быстро,
чем провести остаток жизни в тюрьме.
Дьявол, от которого я отрекаюсь -
ты, Бернардо Ги.
Отрекаешься ли ты от дьявола
и принимаешь ли Христа?
Но чем тебе так не нравится смех?
Смех убивает страх.
А без страха не может быть веры.
Вместе со страхом перед дьяволом
исчезает нужда в вере в Бога.
Но уничтожив эту книгу
ты не уничтожишь смех.
Разумеется, нет.
Смех останется развлечением
черни.
Но что будет, если при помощи
этой книги, люди ученые
объявят дозволенным осмеяние всего?
Разве мы можем смеяться над Богом?
Мир будет ввергнут в хаос.
Поэтому я сокрою то,
о чем не следует говорить.
В могиле, которой
сам и стану.
Там, за аркой!
Спасите меня!
Смотрите!
Ремигий!
Мужайся, брат.
Помни Дольчино.
Эджо!
Эджо!
- Эджо!
- Учитель!
Уходи, я настаиваю.
Немедленно уходи!
Господи, спаси его.
Оттесните их!
Сжечь ведьму!
Как вы смеете поднимать руку
на церковь?
Идем.
Защитите меня от этого сброда.
Нет, тебе не уйти.
Это твоя вина. Мой учитель нашел
истинного убийцу.
Помогите.
Помогите мне!
Нет!
Учитель.
Эджо.
Я никогда не сожалел о своем решении.
Ведь я перенял у учителя немало мудрости,
доброты и чистоты.
Когда пришло время расставаться,
он подарил мне
свои смотровые стекла.
Ты еще молод, сказал он, но
когда-нибудь они тебе послужат.
И в самом деле, сейчас я пишу эти строки,
а они покоятся у меня на носу.
Потом он обнял меня нежно,
как отец,
и отправил прочь.
Больше я его не видел.
Я не знаю, что с ним стало, но я всегда
молил,
чтобы Бог принял его душу и простил ему
тщеславие, к которому подвигало учителя
великолепие его ума.
И все же теперь,
когда я уже очень, очень стар,
должен признаться, что из всех лиц,
которые всплывают в моей памяти
из далекого прошлого, яснее всего
я вижу лицо той девушки,
о которой я не переставал грезить
все эти долгие годы.
Она была единственной земной любовью
всей моей жизни,
но имени ее я не знал.
И не узнал никогда.
От розы увядшей
остается лишь имя ее.