Энциклопедия глубинной психологии - реферат

TIEFENPSYCHOLOGIE

BAND EINS

Sigmund Freud Leben, Werk und Wirkung

Kindler Verlag

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

ГЛУБИННОЙ

ПСИХОЛОГИИ

том первый

Зигмунд Фрейд Жизнь Работа Наследие

MGM - lnterna

Москва

1998

Энциклопедия глубинной психологии

Том I. Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие.

Пер. с нем./Общ. ред. А. М. Боковикова. — М.: ЗАО МГ

Менеджмент, 1998. — 800 с, илл.

Настоящее издание является составной частью

15-томной энциклопедии «Психология в 20-м

столетии», выпущенной в 1976—1982 гг.

издательством « Киндлер».

произведения не может быть воспроизведена в

какой-либо форме без письменного согласия

издательства.

ISBN 3-407-83039-4 (нем.)

ISBN 5-89837-001-3 ISBN 5-89837-002-1 (т. 1)

Зигмунд Фрейд (1856-1939)

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие издателя XI

Психоанализ

Зигмунд Фрейд

Фрейд и его время

Юрген фом Шайдт 3

Сочинения Фрейда — введение в творчество Фрейда

Рудольф Хайнц 17

Переписка 3. Фрейда

Мартин Гротьян 31

Фрейдовские классические случаи —

дальнейшая судьба пациентов

Мартин Гротьян 144

Фрейдовские соратники

Карл Абрахам — его вклад в психоанализ

Иоганнес Кремериус 150

Шандор Ференци: его вклад в психоанализ

Гельмут Дамер 166

Фрейд в зеркале биографов

Мартин Гротьян, Юрген фом Шайдт 196

Теория психоанализа

Фрейдовская теория психического аппарата

Алекс Холдер 226

Понятие бессознательного и его значение у Фрейда

Гунтрам Кнапп 266

Вытеснение и другие защитные механизмы

Вольфганг Шмидбауэр 289

VII

Ошибочные действия

Петер Херлин 296

Остроумие и юмор

Ганс Штроцка 304

Психоаналитическая теория сновидений

Агнес Беккер 322

Психоаналитическая теория влечений

Петер Цизе . 344

Значение сексуальности в трудах Зигмунда Фрейда

Бернд Ницшке 365

Аутоэротика с точки зрения психоанализа

Рудольф Адам 407

Женская сексуальность и эротическое переживание

Натали Шайнесс 416

Развитие фрейдовского понятия Я

Гемма Яппе 433

Теория нарциссизма

Хайнц Хензелер 463

Психоаналитическая концепция мазохизма со времен Фрейда:

превращение и идентичность

Жан-Марк Алби и Франсис Паше 483

О регрессии

Рудольф Хайнц 498

Сверх-Я: инстанция, задающая направление нашим поступкам

Дитер Айке 504

Страх. Концепции

фрейдистского психоаналитического направления

Дитер Айке 520

О процессе символообразования

Петер Орбан 532

Значение сказки для психоанализа

Ульрих Груммес 569

Психоаналитическое понятие оральности

Джозеф Сандлер и Кристофер Дэйр 587

Заметки об анальной фазе

Паула Хайманн 599

VIII

Эдипов комплекс

Алекс Холдер 613

Эдипова ситуация, эдипов конфликт, эдипов комплекс

Гельмут Штольце 621

Истерия

Андре Грин 628

Принуждение в неврозе и в обществе

Петер Куттер 657

Психоаналитическая теория депрессии

Герман Полмайер 681

Ипохондрия

Герард Хржановски 719

Значение и содержание отклонений в сексуальном поведении.

Вклад психоанализа

Чарльз В. Сокаридес 729

Приложение

Авторы 763

Именной указатель 767

Предметный указатель 772

ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ

Написать вступительную статью о Фрейде, психоанализе, выдающихся психоаналитиках, чарующих открытиях в душевной жизни человека, а также конфликтах и мелочных склоках исследователей, учителей и терапевтов — предприятие, в котором, пожалуй, никогда нельзя удовлетворить всем притязаниям.

Психоанализ следует рассматривать как науку и как терапевтическую технику. Кроме того, психоанализ — это «движение», тесно связанное с признанием или значением некоторых личностей. Но начало, как известно, положено Зигмундом Фрейдом.

Во вступлении необходимо сказать о некоторой понятийной путанице. Она возникла вследствие появления разных школ, но также из-за смешения понятий, относящихся либо к науке, либо к терапии, либо к движению, смешения, которое полностью устранить уже невозможно.

На мой взгляд, в области глубинной психологии невозможно приобрести пригодное для использования фундаментальное знание, которое бы охватывало многие и уж тем более все школы. По моему опыту, требуется по меньшей мере три года интенсивного изучения предмета, чтобы обучиться методу, и примерно семь лет, чтобы стать в нем специалистом. Только тогда можно отчасти понять и интегрировать понятия и школы.

С одной стороны, мне хотелось бы подчеркнуть значение всех школ в том огромном прогрессе познания, которого достигла психология в XX столетии, но я должен, разумеется, также признаться, что наиболее знаком все же с моей школой, фрейдовской.

В процессе обучения я познакомился с различным образом мыслей. Систематическому мышлению я обучался в психиатрии у X. Бюргера-Принца и М. Блейле-ра, в психологии — у Ф. Лерша, в медицине — прежде всего у А. Линке, в психосоматической медицине — главным образом у А. Мичерлиха. В областях, смежных с психологией, и пониманию символов меня обучали У. фон Мангольдт, Э. Ципперт, К. Веениг и К. Кернайц.

Умением жить и ладить с другими людьми я обязан многим сестрам, воспитателям и врачам, а также моим детям и любимой жене Эльке Айке. За многое я благодарен К. Ранеру, но больше всего, пожалуй, моему учителю М. Балинту. На мое мышление как психоаналитика, помимо Балинта, значительное влияние оказали Й. Д. Зутерлянд, Д. В. Винникотт и В. Лох.

Непосвященный человек придет, наверное, в замешательство оттого, что психоаналитические и психотерапевтические понятия, фигурирующие в изданных мною томах, часто используются по-разному. В зависимости от контекста и от того, из

какой «школы» проистекает то или иное выражение, в его основе может лежать разная система понятий.

По существу, на мой взгляд, когда говорят о психоанализе, присутствуют два значения: научно-теоретическое и оценочное.

Научно-теоретическое значение лежит в основе разделения, в соответствии с которым психотерапия является родовым понятием и подразумевает все методы лечения душевных или психосоматических недугов психическими средствами. Психоанализ является здесь одним из таких методов.

На оценочном уровне предполагается, что собственный метод, то есть психоанализ, наилучший, тогда как отклонения от этого метода есть «просто» психотерапия.

Как правило, психоаналитиком считается психотерапевт, апеллирующий к школе Зигмунда Фрейда; индивидуальным психологом — психотерапевт, апеллирующий к школе Альфреда Адлера; аналитическим психологом — апеллирующий к школе К. Г. Юнга.

Психотерапевтами могут называться также врачи и психологи, практикующие иные методы лечения. К этим психотерапевтам относятся также бихевиотерапевты, опирающиеся на теорию научения, в частности на работы Павлова и Торндай-ка. Надо надеяться, что бихевиотерапевты и психоаналитики не будут вечно упрекать друг друга в ненаучности. Однако методы санкционирования (поощрения и наказания) считаются в психоанализе как содействующие патологии, и, следовательно, в этом аспекте другие способы обусловливания должны быть более благоприятными.

Психоанализ как метод действует, по сути, словом, и, стало быть, является разновидностью «разговорной» терапии. Этот термин, однако, используется главным образом для вариаций метода Карла Р. Роджерса. На оценочном уровне этот термин большинством психотерапевтов — представителями разных школ — отвергается.

Поэтому психотерапию, проводимую теми, кто не имеет подготовки в признанных школах, нередко называют «разговорной» терапией. Такими терапевтами считаются также некоторые психотерапевты, которые намеренно отмежевались от аналитических школ. Некоторых учеников Адлера называют представителями неаналитической «разговорной» психотерапии, для них главное — человек в его социальных отношениях; другие ученики Адлера считают себя, точно так же, как и многие психотерапевты, психоаналитиками, анализирующими бессознательное.

Психоанализ работает преимущественно с так называемым переносом и контрпереносом. Также и юнгианская аналитическая психология понимается в этом смысле как психоаналитический метод.

Также и приверженцы Леопольда Шонди относят себя к психоаналитикам. Экзистенциальные аналитики лишь в смысле своей философской ориентации представляют собственную школу, специфическая техника с нею не связана.

Кроме того, представители фрейдовского направления — если не все аналитики — обращают внимание и на невербальную, бессловесную коммуникацию. Систематического описания этой формы коммуникации сделать раньше не удавалось. Обычно психоаналитическая техника предполагает исключительно вербализацию и осознание невербальных, бессловесных или довербальных способов понимания. Однако имеется ряд аналитиков, которые рассматривают как часть аналитического метода также проигрывание. Это одновременно означает чреватый риском отход от классического пути в психоанализе. Поэтому очень часто такие действия называют параметром. С другой стороны, невербальные выражения, будь то мимика, жесты, модуляция голоса или непрямые действия, могут считаться техническим

XII

средством психоаналитического метода лишь в том случае, если в непосредственной работе по толкованию они хорошо продуманы и способствуют так называемому аналитическому процессу. В психоаналитической психотерапии исследуется все, что способствует терапевтической работе, или по меньшей мере это считается общепризнанным идеалом.

Психотерапия по Фрицу Перлсу, гештальттерапия и биогенетика учеников Райха в значительной мере распространили эту невербальную сферу на психоаналитическую работу. Первичная терапия является производной этих форм психотерапии. Время покажет, какое будущее ожидает эти методы. Я полагаю, что они окажут значительное влияние.

Психоаналитическая работа или психоаналитический процесс нацелена на развитие человека. В адлерианском направлении на переднем плане стоит социализация, в аналитической психологии — индивидуация; Фрейд делал акцент на осознании и развитии Я («где было Оно, должно стать Я»; XV, 86), а также на избавлении от неспособности любить и трудиться. Если осознание относится не только к внутрипсихическим, но и к общественным процессам, в которые включен человек, то сегодня говорят также об эмансипации. С этой точки зрения между взаимное обогащение концептов индивидуальной психологии и фрейдовского психоанализа мог бы оказаться необычайно плодотворным, тем более что аналитики-фрейдисты в своей аналитической работе стараются все больше внимания уделять социальной связям.

Процесс познания или научения, ведущий к развитию человека, является целью любой психотерапии. В этом смысле мы говорим также о психоаналитически ориентированной психотерапии. Хотя это выражение относится во многом к оценочной категории, оно все же имеет и научное значение. Психоанализ — это не только метод лечения, но и научная теория человека. Во фрейдовском направлении психоанализа, как известно, создана всеобъемлющая теоретическая конструкция. По всему миру многие университетские кафедры — особенно в годы после Второй мировой войны — заняты психоаналитиками. Не только медики, работающие в области психиатрии, психосоматики, психотерапии, медицинской психологии и медицинской социологии, но также психологи и социологи, педагоги, социальные работники, дефектологи, юристы и теологи, то есть все, кто работает в области, где отношения между людьми играют важную роль в профессиональной подготовке, с успехом используют фрейдовскую психоаналитическую теорию.

Для этой теоретической дисциплины в психологии утвердилось также выражение глубинная психология (одновременно как родовое понятие для всех аналитических методов). Однако, когда говорят о глубинно-психологически ориентированной психотерапии, в этом еще более проявляется оценочный аспект; тем самым хотят либо отмежеваться от фрейдовского направления, либо, оставаясь на прежней позиции, объявляют ее «единственно» глубинно-психологически ориентированной.

Юнгианское направление отчасти не столь сильно связано с психологией и медициной, скорее на переднем плане здесь стоят гуманистические ценности человечества, будь то непосредственно в практической работе или в философской ориентации. Это привело к тому, что это направление оказало наибольшее влияние на людей искусства, философов и теологов. В теологии фрейдовское направление стало играть определенную роль только с появлением новых форм деятельности священника. Сферой наибольшего влияния адлерианского направления являются педагогические науки.

Психоанализ, помимо терапии и научной теории, является еще и объединяющим понятием для контроля за образованием в этой сфере. О психоаналитическом движении в разных странах рассказывается во втором томе.

XIII

В этом состоит значение так называемых школ. Образование должно быть институционализировано; это, однако, имеет тот недостаток, что к трибуне допускают порой не тех, кто обладает наибольшими знаниями, а тех, кто более искушен в тактике политической борьбы. Но для контроля за образованием в нашей культуре обязательно должна существовать система. Хотя это сдерживает прогресс и ведет к рутине; но это означает также перед лицом других группировок в нашем обществе силу, способствующую распространению теории и терапии. Впрочем, всегда существует угроза сектантства со всеми его идеологическими ограничениями, и только личный вклад некоторых эмансипированных личностей, занимающих руководящие посты, может устранить эту угрозу.

Возникают разногласия, в Германии, например, между фрейдистами и сторонниками Харальда Шульца-Хенке, так называемыми неоаналитиками, образуются подгруппы, такие, как кляйнианцы или общество Аммона в Германии. Следствием всего этого являются враждебность, подковырки и политические рекламные акции. В основах самой теории и в технике лечения не произошло никаких изменений, хотя порой в патетическом стиле утверждается обратное. Здесь уместна известная поговорка: все варится на воде.

И наоборот, устойчивый прогресс достигнут в области психоанализа, где ученики строят новое на том, что было разработано их учителем; там, где некоторые сведения устарели или даже оказались неверными.

Фрейду стоило огромных усилий открыть бессознательные компоненты сексуальности в нормальном взаимодействии между людьми в их символическом отображении, а также наличие сексуальности в детском возрасте. Тем не менее он не только восхвалял культурные достижения как результат сублимации, но и осуждал простые нежности в анализе как проявления сексуальности.

Покуда повседневное общение людей друг с другом в нашем высокоцивилизованном мире ориентировано главным образом на анальные добродетели (достижение, успех, выгода, обладание, чистота, порядок, умелость, честность, справедливость) , телесная нежность в обычной коммуникации исключена или ограничивается родственниками и сексуальным партнером или некоторыми ритуальными действиями (например, братский коммунистический поцелуй). Пока это так, то и в психоанализе телесное прикосновение понимается как мешающая терапии игра. Но я думаю, что в ближайшем или далеком будущем это изменится.

Читатель, наверное, заметит, что эти тома преимущественно ориентированы на авторитеты. В современных условиях этого избежать невозможно.

Наше общество, как и прежде, построено строго иерархически. Все авторы обучались в каких-либо группах или школах и своей работой обязаны этим школам. Невозможно обрести пригодные для использования и фундаментальные знания в области глубинной психологии, которые основываются на многих школах. Поэтому читателя можно лишь сориентировать и дать ему общее представление — пусть даже широкое и, как я надеюсь, удовлетворительное.

Специалист должен уметь видеть многие нерешенные вопросы и противоречия своей теории и тем не менее относиться к ней как к пригодной для практического использования. Любая теория всегда есть лишь приближение, она никогда не совпадает с тем, что есть на самом деле. Фрейд постоянно подчеркивал, что решающим является не абсолютная истинность теории, а ее пригодность. Кроме того, психоанализ выявил, что абсолютная или объективная истина человеку недоступна, а доступна лишь истина субъективная. Многими людьми, особенно обученными мыслить естественнонаучно, это воспринимается как нечто неудовлетворительное или неприемлемое. Однако, прочитав представленные здесь статьи, читатель, пожалуй, увидит, что и таким путем все-таки можно достичь вполне пригодного знания.

XIV

Как известно, многие аналитики полностью порвали с Фрейдом или, разочаровавшись, от него отошли. И только некоторые из них сумели, проявив уважение к Фрейду, опубликовать тем не менее собственные результаты исследований, отчасти противоречащие фрейдовским формулировкам. И совсем уж мало кто из этих авторов сумел воздать должное другим аналитикам. Например, постоянно бросается в глаза, что относительно мало цитируют Пауля Федерна. Одной из закономерностей, выявленных Фрейдом в психологии масс является то, что люди идеализируют своего вождя и используют его как замену совести. Поэтому не стоит удивляться, когда и аналитики следуют этому социально-психологическому закону и без критики заимствуют некоторые противоречивые формулировки в сочинениях

Фрейда.

В мои намерения не входит высказывать личное мнение о тех или иных воззрениях. Читатель сумеет сориентироваться сам. Я бы хотел здесь поблагодарить всех авторов за их любезное и активное сотрудничество, но особенно Гельмута Киндле-ра, внесшего своими идеями большой вклад в издание этих томов.

Кассель, Пасха 1976

Дитер Айке

ФРЕЙД И ЕГО ВРЕМЯ

Юрген фом Шайдт

ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА

1856 6 мая в моравском городе Фрайберг (ныне Пршибор) в семье торговца сукном Якоба Фрейда (41) и его жены Амалии (21) родился сын Зигизмунд. От первого брака у отца уже есть дети Эмануил и Филипп, которые значительно старше Зигизмунда; сын Филиппа (20) Ион (1) в детские годы Зигизмун-да становится его лучшим товарищем. — Дарвину — 47 лет, Марксу — 38, Брюкке — 37, Гельмгольцу — 35, Шарко — 31, Мейнерту — 23, Брентано — 18, Брейеру — 14, Павлову — 7. Уже 30 лет, как умер Филипп Пинель, вызволивший в 1793 году душевнобольных из их клеток в парижской лечебнице «Бисетр» и тем самым заложивший первый камень в фундамент психотерапии. 80 лет назад шотландский врач Уильям Каллен ввел термин «невроз» .

1858 Родилась Анна, старшая из сестер Фрейда.

1859 В июне из-за экономического кризиса Якоб Фрейд вынужден отказаться от своего дела и отправиться в Захсен. В октябре Зигизмунд с матерью и сестрой едет в Лейпциг. — Вышли в свет сочинения «Происхождение видов» Чарльза Дарвина и «Исследования душевной жизни новорожденного человека» Адольфа Куссмауля.

1860 Семья отправляется в Вену и, экономя буквально во всем, начинает строить новую жизнь Родилась Роза, вторая сестра Зигизмунд;). — Умер Артур Шопенгауэр.

1865 Зигизмунд на год раньше обычного поступает в коммунальную гимназию Леопольдштадта. — Отмена рабства в США.

1870 Посещение Фрайберга. 14-летний юноша получает в подарок собрание сочинений Людвига Берне. Произведения, в которых писатель предвосхищает идею «свободного ассоциирования», оказывают на Фрейда огромное влияние. — Год назад вышла книга «Философия бессознательного» Эдуарда фон Гартмана. Родился Альфред Адлер.

1872 Еще одна поездка во Фрайберг; любовь к Гизеле Флюсе, девушке из круга прежних знакомых.

1873 Сдан на отлично заключительный экзамен (на аттестат зрелости); все отмечают прекрасный немецкий язык Фрейда. Под влиянием своего друга Генриха Брауна Зигизмунд собирается изучать юриспруденцию, но после прочтения статьи Гёте «О природе» все же склоняется в пользу медицины. Осенью, возрасте 17 лет, поступает в университет, где сталкивается с антисемитскими настроениями.

1875 Поездка в Англию к сводному брату Филиппу и племяннице Паулине. Летом, в четвертом семестре, слушает лекции Франца Брентано об аристоте-

левской логике. Проявляет все больший интерес к физиологии. — Родился Карл Густав Юнг.

1876 По заданию зоолога Карла Клауса и благодаря стипендии в течение нескольких недель изучает на опытной станции в Триесте половые органы угрей. В результате появляется первая публикация Фрейда. Венский физиолог Эрнст В. фон Брюкке принимает Фрейда в качестве помощника в свою лабораторию, в которой он работает до 1882 года.

1878 Фрейд меняет свое имя на Зигмунда. В результате исследований, проведенных у Брюкке, он близок к открытию нейрона (Генрих Вильгельм Вальдей-ер, которому приписывается окончательное открытие, вводит этот термин в 1891 году). — Выходит в свет «Человеческое, слишком человеческое» Фридриха Ницше.

1879 Фрейд слушает у Теодора Мейнерта, в то время одного из самых известных анатомо-физиологов Европы, лекции по психиатрии, однако особого впечатления они на него не производят: его интересует лишь неврологическая сторона этой проблемы. — Родился Альберт Эйнштейн.

1880 Год службы в армии. Коллега и наставник Фрейда Йозеф Брейер (36) начинает лечение Берты Паппенгейм («Анны О.»), которое продолжается почти три года. Фрейд переводит четыре эссе Джона Стюарта Милля.

1881 Возникает дружба с Брейером; венский ученый, открывший свою врачебную практику, помогает Фрейду не только морально, но и материально. 31 марта Фрейд получает степень доктора медицины, после того как с некоторым опозданием сдал свой последний экзамен.

1882 По совету друзей и учителей Фрейд решает завершить свою научную карьеру и начинает практиковать в качестве врача. В апреле он знакомится с Мартой Бернайс, дочерью еврейского торговца из Гамбурга. 17 июня тайно обручается с ней. 31 июля Фрейд устраивается на работу в венскую больницу общего профиля. 18 ноября он впервые слышит о брейеровской пациентке «Анне О.». — Жан Мартин Шарко возглавил парижскую лечебницу Сальпетриер и начинает проводить опыты с гипнозом.

1883 В мае Фрейд становится ассистентом анатома Теодора Мейнерта; пять месяцев, проведенные в качестве помощника врача, стали самым важным его психиатрическим опытом. В июне Марта отправляется к своей матери в Вандсбек, тем самым начинается тяжелый четырехлетний период разлуки с невестой. С сентября Фрейд специализируется в неврологии, изучая главным образом функцию спинного мозга. — Умер Карл Маркс.

1884 Фрейд изучает свойства кокаина, догадываясь о его обезболивающем воздействии, однако не завершает начатое и уступает право открытия применения кокаина в офтальмологии своему коллеге Карлу Коллеру. Фрейд принимает большие дозы этого наркотика (его вредное воздействие еще не было известно) для стимуляции и рекомендует его друзьям и пациентам. Сам Фрейд не пострадал, но причинил вред своему другу и коллеге Эрнсту фон Фляйшлю-Марксоу, которого хотел излечить от морфинизма. Впервые он подвергается резкой критике в кругу венских врачей. Монография Фрейда «О кокаине» приносит ему известность. В сентябре навещает в Вандсбеке Марту.

1885 В апреле Фрейд уничтожает большинство своих личных и научных записей. Становится приват-доцентом невропатологии. Вскоре после этого получает стипендию для научной командировки и решает отправиться в Париж к Шарко. Выходят в свет очередные три статьи о кокаине.

1886 С сентября 1885 года до весны 1886-го Фрейд работает у Шарко. Он изучает истерию и знакомится с гипнотическим методом. Фрейд перево-

дит статьи Шарко, которые вызывают у него огромное восхищение. Одновременно, под сильным впечатлением увиденного в Сальпетриере, он делает решающий шаг от неврологии и физиологии к психологии. Некоторое время работает в берлинской детской больнице у Адольфа Багин-ски. Встречается с Мартой (за время помолвки Фрейд обменялся с ней примерно тысячью письмами). По возвращении в Вену, чтобы жениться и создать семью, 25 апреля, в пасхальное воскресенье, открывает частную практику. Применяет метод электризации Эрба для лечения «нервных расстройств». Выступает перед врачами с докладом об учении Шарко об истерии, но в основном встречает отвержение. 13 сентября в городе Вандсбеке женится на Марте.

1887 Фрейд вновь обращается к электротерапии, хотя этот метод лечения не приносит ему удовлетворения. Одновременно начинает практиковать гипноз. Родился первый ребенок, дочь Матильда. Берлинский врач-отоларинголог Вильгельм Флисс посещает лекции Фрейда; в ноябре между ними начинается переписка, которая продолжается до 1902 года.

1888 Выходит в свет перевод Фрейда книги Ипполита Бернгейма о гипнозе.

1889 В мае Фрейд впервые практикует катартический метод Брейера (случай «госпожи Эмми фон Н.», опубликованный в 1895 году в «Очерках об истерии»). Летом едет в Нанси, чтобы там у Бернгейма и Льебо совершенствоваться в гипнотическом методе. В декабре родился сын Жан Мартин.

1891 В своей книге об афазии Фрейд критикует общепринятую теорию локализации и приходит к сменившему ее в дальнейшем динамическому воззрению. Родился сын Оливер. Мучительной смертью умирает Эрнст Фляйшль (Фрейд долгое время испытывал угрызения совести, считая себя виновным в смерти друга из-за рокового назначения кокаина). Растущее недовольство гипнотическим методом. Летом переезжает на новую квартиру по адресу Берггассе, 19.

1892 Публикуется «Случай исцеления гипнозом». Постепенное приближение к собственно психоаналитическому методу: в случае «Элизабет фон Р.» основное значение Фрейд уже придает концентрации пациентки на своих воспоминаниях и, чтобы помочь их вызвать, использует «нажатие» на лоб. Ему удается склонить к сотрудничеству Брейера. Родился сын Эрнст.

1893 Совместно с Брейером Фрейд публикует «предварительное сообщение» о своем новом взгляде на истерию. 16 августа умирает Шарко. Фрейд пишет некролог в связи с его кончиной. Сформулирована гипотеза о «травматическом совращении» (от которой он отказывается спустя четыре года). Родилась дочь София.

1894 Открытый разрыв с Брейером. Выходит в свет статья о «Защитных невро-психозах». Продолжается работа над переводом трудов Шарко.

1895 В мае публикуются «Очерки об истерии», где помимо прочего впервые упоминается термин «перенос»; кроме того, публикуются статьи о неврозе навязчивых состояний и фобии. 24 июля первое толкование собственного сновидения («об инъекции Ирме»). В декабре родилась Анна, шестой и последний ребенок. Осенью Фрейд посылает Флиссу «Проект психологии», который пока еще целиком осмыслен в физиологических категориях и будет опубликован только после его смерти. В нем впервые описывается и частично толкуется «сновидение об инъекции Ирме». В «Психотерапии истерии» свободные ассоциации впервые находят свое должное место в качестве терапевтического инструмента.

1896 Впервые употребляется слово «психоанализ». Лекция Фрейда о сексуальных причинах истерии вызывает большое волнение в кругу коллег и приводит к

постепенной изоляции от университетских ученых. Отдых во Флоренции. В октябре умирает отец Якоб Фрейд.

1897 Летом начало самоанализа. «Главный пациент, который меня занимает, — это я сам», — пишет Фрейд Флиссу. Снова едет в Италию, но va-за. внутренних барьеров (идентификации с Ганнибалом) добирается только до Пе-руджи. В октябре открывает эдипов комплекс.

1898 В августе проводит первое толкование ошибочного действия и начинает собирать материал для работ «Психопатология обыденной жизни» (опубликована в 1901 году) и «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905). Написан первый вариант «Толкования сновидений». Отныне метод свободных ассоциаций является одним из основных терапевтических инструментов.

1899 Закончена недостающая VII глава «Толкования сновидений»; книга выходит в ноябре, но датирована издателем 1900 годом. Поначалу никакого успеха она не имела; в течение первых десяти лет было продано лишь 600 экземпляров.

1900 14 октября начинается анализ «Доры». Возрастают проблемы во взаимоотношениях с Флиссом. — Эллен Кей пропагандирует в Швеции «Век ребенка».

1901 Публикуются отрывки из «Психопатологии обыденной жизни». Сделан первый набросок анализа «Доры» в работе «Сновидение и истерия», который, однако, публикуется только в 1905 году под названием «Фрагмент анализа одного случая истерии». Первая поездка в Рим вместе с братом Александром.

1902 Путешествие вместе с Александром в Неаполь, Сорренто и Капри. Последнее послание Флиссу: почтовая открытка из Темпио ди Неттуно, Песто. Присуждение звания экстраординарного профессора. В октябре первая встреча участников «Психологических сред» (М. Кахане, Р. Рейтлер, А. Адлер, В. Штекель). (В 1908 году на основе этого общества возникло Венское психоаналитическое объединение.) Эуген Блейлер, возглавлявший цюрихскую лечебницу Бургхёльцли, начинает применять фрейдовские методы при лечении больных шизофренией.

1903 Пауль Федерн и Вильгельм Штекель начинают заниматься психоаналитической практикой.

1904 Поездка в Афины с Александром. Блейлер пишет Фрейду письмо; в результате завязывается важное для Фрейда знакомство. Спор о приоритете учения о периодах между Флиссом и фрейдовским пациентом Свободой. В этот спор, который закончился только в 1906 году, включается также и Фрейд. А. Штегманн из Дрездена, первым из иностранцев, начинает практиковать новый метод.

1905 Выходят в свет «Три очерка по теории сексуальности», «Остроумие и его отношение к бессознательному», а также «Фрагмент анализа одного случая истерии». Англичанин Эрнест Джонс начинает аналитическую работу; за ним последовали австриец Эдуард Хичманн и голландец Аугуст Штерке. В сентябре Фрейд со свояченицей Минной Бернайс отправляется на озера в верхней Италии. — Альберт Эйнштейн формулирует свою теорию относительности; Иван Павлов получает Нобелевскую премию в области медицины и физиологии.

1906 В апреле Карл Густав Юнг, также работающий в цюрихской лечебнице Бургхёльцли, начинает переписку с Фрейдом. По рекомендации Альфреда Адлера Фрейду представлен ученик Венской школы художественных ремесел Отто Ранк.

1907 Первым из иностранцев Фрейда посещает выходец из России немецкий аналитик Макс Эйтингон, за ним в марте швейцарцы К. Г. Юнг и Людвиг Бинсвангер. В сентябре Юнг основывает в Цюрихе Фрейдовское общество. Фрейд с Минной Бернайс путешествует во Флоренцию и Рим. В декабре из Берлина приезжает с визитом Карл Абрахам, работающий в это время врачом-ассистентом у Эугена Блейлера. Работа над очерком «Бред и сновидения в "Градиве" В. Йенсена». Публикуется статья «Навязчивые действия и религиозные обряды».

1908 В феврале из Будапешта приезжает с визитом врач Шандор Ференци. В марте Фрейд обосновывается в Вене. В апреле в Зальцбурге проходит 1-й Международный психоаналитический конгресс. Фрейда посещают американец Абрахам А. Брилл и англичанин Эрнест Джонс. Фрейд расширяет квартиру и уничтожает свои письма. В августе Абрахам основывает Берлинское психоаналитическое общество. В сентябре Фрейд навещает в Англии своих сводных братьев Эмануила и Филиппа; после этого проводит еще четыре дня в Цюрихе у Юнга в лечебнице Бургхёльцли. Публикуется работа «Характер и анальная эротика».

1909 Фрейд основывает «Психоаналитический ежегодник». В феврале выходит замуж его старшая дочь Матильда. В апреле Фрейда посещает цюрихский пастор Оскар Пфистер; между ними начинается интенсивная переписка. На сентябрь Фрейда приглашают прочесть лекции в североамериканском Университете Кларка в Вустере; там он встречает знаменитых психологов Стэнли Холла и Уильяма Джемса, а также невролога Джеймса Дж. Патнема, основателя Американской психоаналитической ассоциации (1911); Фрейд получает звание почетного доктора. В первом томе вновь созданного «Ежегодника психоаналитических и психопатологических исследований» публикуются «Анализ фобии пятилетнего мальчика» («маленький Ганс») и «Заметки об одном случае невроза навязчивости» («человек-крыса» ).

1910 Венское объединение, члены которого до сих пор встречались у Фрейда на Берггассе, 19, в апреле переселяется в докторскую коллегию. На конгрессе в Нюрнберге основывается Международное психоаналитическое объединение, президентом которого становится Юнг. В июне публикуется очерк «Воспоминание детства Леонардо да Винчи». В августе отдых в Нордвийке. В сентябре Фрейд вместе с Ференци посещает Париж, Флоренцию, Неаполь и Сицилию. В октябре основывается «Центральный психоаналитический листок». Написаны первые статьи для книги «К вопросу о психологии любовной жизни».

1911 В январе Фрейд становится почетным членом лондонского Общества психологических исследований. В январе Брилл основывает Нью-йоркское объединение. В июне из Венского объединения выходит Адлер. В сентябре Фрейд вновь проводит четыре дня у Юнга; после этого участвует в Веймарском конгрессе. Описание «случая Шредера» («Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи» ). В ноябре Р. Мо-ришо-Бушан публикует в «Gazette des Hopitaux» первую психоаналитическую статью на французском языке. Выходят первые работы по технике психоанализа (книга завершена в 1915 году).

1912 В январе Фрейд основывает журнал «Имаго»; в мае посещает в Кройцлин-гене психиатра Людвига Бинсвангера. Джонс становится инициатором создания «Комитета», в который помимо него входят также Ференци, Абрахам, Ранк и Ганс Захс. В сентябре Фрейд вместе с Ференци едет в

Рим. В октябре Вильгельм Штекель выходит из Венского объединения. В ноябре встреча в Мюнхене с Юнгом и другими аналитиками.

1913 В январе Фрейд основывает «Психоаналитический журнал»; выходит замуж вторая дочь, София. В марте поездка с дочерью Анной в Венецию, ференци основывает Будапештскую группу. В сентябре проходит конгресс в Мюнхене. Путешествие в Рим с Минной Бернайс. В октябре Юнг разрывает свои отношения с Фрейдом, не в последнюю очередь из-за идей, которые Фрейд развивает в вышедшей вскоре книге «Тотем и табу». Джонс основывает Лондонскую группу. В декабре (и eine дважды — в сентябре 1914 и 1915 годов) Фрейд посещает в Гамбурге дочь Софию.

1914 В марте публикуется очерк «Об истории психоаналитического движения». В апреле Фрейд с Ранком и Ференци едет в Бриони. Юнг оставляет пост президента Международного психоаналитического объединения; в августе он объявляет о своем выходе из него. В сентябре откладывается Дрезденский конгресс. В ноябре в результате несчастного случая погибает сводный брат Эмануил. Публикуется работа «"Моисей" Микеланджело», кроме того, «Воспоминание, повторение и переработка», а также «К вопросу о нарциссизме». — Начало первой мировой войны.

1915 В период с марта по июнь выходят двенадцать статей по «метапсихологии», описании психических процессов через их динамические свойства, топографическое определение и экономическое значение. Публикуется работа «Влечения и их судьба».

1916 В июле/августе отдых в Бадгаштайне и Зальцбурге.

1917 Фрейд в последний раз читает лекции в университете. В июле/августе отдых в словацких Татрах. Публикуются работы «Печаль и меланхолия» и «Лекции по введению в психоанализ».

1918 Благодаря щедрым пожертвованиям своего пациента, Антона фон Фройнда, Фрейд основывает Международное психоаналитическое издательство. С июля по сентябрь вновь отдых в Татрах. В сентябре проходит конгресс в Будапеште. В декабре умирает Патнем. Публикуется очерк «Из истории одного детского невроза» («человек-волк»). — Заканчивается первая мировая война.

1919 Весной Фрейд начинает писать «По ту сторону принципа удовольствия» (опубликована в 1920); в мае — набросок работы «Психология масс и анализ Я» (1921). В сентябре Фрейда посещают Джонс и Эйтингон. Основывается Швейцарское психоаналитическое общество во главе с Бинсванге-ром, Пфистером, Роршахом. Эйтингон становится членом «Комитета». В октябре Фрейд удостаивается звания ординарного профессора. Выходит статья «Ребенка бьют».

1920 В январе умирают дочь София и меценат Антон фон Фройнд; основывается «Международный психоаналитический журнал». В феврале в Берлине открывается (психоаналитическая) поликлиника. Начинаются исследования у венского психиатра Вагнера-Яурегга, у которого Фрейд выступает в качестве консультанта. В сентябре Фрейд принимает участие в конгрессе в Гааге. Выходит в свет работа «По ту сторону принципа удовольствия».

1921 В июле Брилл посещает Фрейда. В сентябре поездка в Гарц с членами «Комитета». Публикуется «Психология масс и анализ Я».

1922 В мае открывается Венская психоаналитическая поликлиника («амбулатория» ). В июне Фрейда посещает венский врач и писатель Артур Шницлер. В сентябре Фрейд принимает участие в Берлинском конгрессе. Публикуется статья «О некоторых невротических механизмах ревности, паранойи и гомосексуальности» .

1923 В апреле профессор Ганс Пихлер оперирует Фрейда в связи с заболеванием раком. Публикуется работа «Я и Оно». В июне умирает дядя Хайнц. В октябре сделана радикальная операция. Выходит в свет «"Психоанализ" и "теория либидо"».

1924 Начинает издаваться «Собрание сочинений» (предшественник «Собрания трудов»). В августе разрывает отношения с Фрейдом Отто Ранк. Выходит статья «Экономическая проблема мазохизма».

1925 В июне умирает Брейер, в сентябре публикуется «Жизнеописание». В декабре умирает Абрахам.

1926 В мае Фрейду исполняется 70 лет. В июне на Теодора Райка, который занимается психоаналитическим лечением, не имея специального медицинского образования, подается жалоба с обвинением в шарлатанстве; по этому поводу Фрейд пишет статью «К вопросу о дилетантском анализе». В сентябре в Лондоне открывается психоаналитическая клиника, а в Париже образуется местная группа. В декабре Фрейда посещает в Берлине Альберт Эйнштейн. Публикуется статья «Торможение, симптом и страх».

1927 В августе выходит в свет сочинение «Будущее одной иллюзии». В сентябре распадается «Комитет».

1928 Фрейд консультирует в Берлине знаменитого зубного врача Шредера. Публикуются работы «Юмор» и «Достоевский и отцеубийство».

1929 В июле Фрейд начинает писать «Недомогание культуры» (опубликована в 1930 году). Осенью от Фрейда отходит Ференци.

1930 Летом Фрейд в последний раз отдыхает с семьей вне дома. В августе получает премию Гёте; дочь Фрейда Анна оглашает во Франкфурте-на-Майне его благодарственный адрес. В сентябре умирает мать Амалия Фрейд. Американский посол в Берлине у. К. Буллит уговаривает Фрейда написать совместно психоаналитический очерк о президенте США Вудро Вильсоне (опубликован в 1967 году).

1931 Фрейду исполняется 75 лет. Возникает угроза рецидива рака. В октябре во

время праздничного торжества во Фрайберге открывается мемориальная доска. В этом же году начинают эмигрировать в США первые аналитики, среди них Шандор Радо.

1932 Фрейда посещает Томас Манн. Фрейд пишет «Новый цикл лекций по введению в психоанализ» (опубликован в 1933 году). В сентябре выходит написанная совместно с Эйнштейном статья «Почему война?». У издательства возникают все большие финансовые трудности, хотя Фрейд никогда не претендовал на свою долю прибыли, в конечном счете в октябре оно переходит «Международному объединению». Еще один видный аналитик, Ганс Захс, покидает Европу, за ним также и Карен Хорни. Эдуардо Вейсс основывает в Италии психоаналитическое общество, а также журнал «Rivista di Psicanalisi».

1933 В мае умирает Шандор Ференци. В Берлине сжигают книги Фрейда. В декабре Европу покидает Макс Эйтингон.

1934 Почти все оставшиеся психоаналитики уезжают из Германии. Летом Фрейд приступает к написанию эссе «Человек Моисей и монотеистическая религия». По настоянию Джонса Вильгельм Райх исключается из психоаналитического объединения. Причина — невозможность с ним сотрудничать из-за его несносного характера.

1936 В мае Фрейд отмечает свое 80-летие; Томас Манн зачитывает приветственную речь. В этом же месяце в Лейпциге конфискуются складские запасы издательства. В июне, наряду с другими важными знаками отличия, Фрейду

присуждается звание члена-корреспондента британского Королевского общества. В июле возникает первый рецидив рака. В сентябре отмечается золотая свадьба.

1937 Возобновляется переписка с Флиссом, который считался пропавшим без вести (опубликована в 1950 году).

1938 В марте Вену захватывают нацисты. Фрейд решает покинуть город, после чего Анну допрашивают в гестапо. В июне Фрейд уезжает в Лондон. В августе публикуется «Человек Моисей». В сентябре и декабре последние операции. — В ночь на 9 ноября происходит погром, ставший началом массового уничтожения евреев в Германии («хрустальная ночь»).

1939 В феврале возникает неоперабельный рецидив рака. 23 сентября Зигмунд Фрейд умирает. — В этом же месяце началась вторая мировая война.

1944 В Лондоне начинает выходить «Собрание трудов» на немецком языке.

1952 14 сентября папа Пий XII официально выражает отрицательное отношение к «пансексуалистскому психоанализу».

1969 По случаю тридцатилетия кончины Фрейда в его честь во Фрайберге открывается памятник. Квартира Фрейда в Вене на Берггассе, 19, объявляется мемориальным местом.

ВЛИЯНИЕ НА ФРЕЙДА ЕГО СОВРЕМЕННИКОВ

При изучении теоретических трудов Фрейда и описанных им случаев далее многосторонне образованного читателя поначалу не покидает впечатление, будто психоанализ вышел из головы своего создателя уже в оформленном виде подобно мифологической Афине, появившейся в полном снаряжении из головы своего отца Зевса. Но после публикации фрейдовской переписки, а также специальных исследований, посвященных жизни и творчеству Фрейда, которых с каждым годом появляется все больше и больше (см. статью М. Гротьяна и Ю. фом Шайдта), становится очевидным, сколь многими корнями мышление и чувствование Фрейда связано с его окружением.

Здесь имеется в виду не только развитие Фрейда как личности, о котором рассказывается в объемной биографии Эрнеста Джонса, вышедшей в 1953—1957 гг., но и история развития его теории. Даже такой независимый и проницательный мыслитель, как Фрейд, не мог полностью избежать влияния «духа времени» и «местного колорита» своего окружения.

Если в ранних работах Фрейда (примерно до «Проекта психологии» 1895 года) ощущалось влияние прежде всего позитивистов-естествоиспытателей школы Гельм-гольца и его берлинских коллег, то в дальнейшем, с появлением психоанализа, центр внимания все более отчетливо стал смещаться на совершенно иные, исторически более древние идеи и «картины мира». Перерабатываются детские впечатления, относящиеся к периоду жизни в Моравии («О покрывающих воспоминаниях», 1899), основательное гуманистическое образование, полученное в школе, отражается даже на терминологии («эдипов комплекс»), да и кайзеровская Вена викторианской эпохи своими этическими воззрениями, нравами и пороками сыграла отнюдь не последнюю роль в зарождении и становлении психоанализа, ведь истерия (ее исследование и лечение — первое вторжение Фрейда в мир психически обусловленной патологии) есть следствие неестественного вытеснения влечений, причиной которого мог быть лишь подобный культурный климат (см. статью А. Грина).

Однако имеются и другие факторы, менее явные и не столь непосредственные: иудейская религия его семьи, мощного влияния которой не смог избежать даже такой решительный атеист, как Фрейд; образный мир поэтов, один из которых, Гёте, повлиял на выбор Фрейдом профессиональной карьеры врача, а другой, Людвиг Берне, своим небольшим сочинением «Искусство стать за три дня оригинальным писателем», вероятно, подсказал 14-летнему мальчику модель разработанной позднее техники «свободных ассоциаций».

Наряду с этими именами, оказавшими на Фрейда скорее косвенное, но из-за этого отнюдь не менее сильное влияние, следует назвать также отдельных значительных личностей, во многом определивших его жизненный путь, а среди них прежде всего университетских учителей, затем произведшего на него неизгладимое впечатление Шарко и, наконец, совершенно разных по духу фрейдовских друзей Иозефа Брейера и Вильгельма Флисса.

В период первой мировой войны Фрейд столкнулся с необузданной жестокостью своих современников, что привело к коренному перевороту в его мышлении: развитию теории о влечении к смерти. Не последнюю роль сыграли и ученики Фрейда, своими идеями значительно обогатившие его мышление, а также, ра ;уме-ется, прогресс науки, за которым внимательно следил имевший разносторонние интересы Фрейд, пусть даже и придерживавшийся на протяжении всей своей жизни таких воззрении, как теория «толпы», и известных ламаркистских идей об унаследовании приобретенных свойств, хотя на них уже давно был поставлен крест наукой. Но главное же то, что даже на восемьдесят четвертом, последнем, году жизни он, по-прежнему практиковавший психоанализ, с привычным вниманием и терпением прислушивался к голосам бессознательного, которые доносились из уст пациентов.

Эрнест Джонс (Jones 1953) и Генри Э. Элленбергер (Ellenberger 1970) подробно изобразили семейную среду, в которой ребенком рос Зигмунд Фрейд, сначала во Фрайберге, а затем, после многомесячных скитаний, в Вене.

Отец (Фрейд называл себя «физически и отчасти даже духовно его дубликатом», Jones I, нем. изд., 19), по крайней мере внешне, являлся основной фигурой в жизни Фрейда, вплоть до зрелого возраста. Только тяжелая болезнь, приведшая в 1896 году к смерти этой патриархальной личности, сделала возможным толкование «образцового психоаналитического сновидения» (Erikson 1954) об «инъекции Ирме» (П/Ш, гл. II), положила начало самоанализу и самому творческому этапу в жизни Фрейда. Хотя Якоб Фрейд был нежным, любимым всей семьей отцом, он, по всей видимости, все же сильно мешал развитию самостоятельности сына. Мать же, открыто восхищавшаяся своим первенцем и до самой смерти в 1930 году привязанная к нему «нежной симпатией» (Jones I, 20), поддерживала его во всех отношениях.

Еще одним существенным моментом в «семейном романе» Фрейда были семь братьев и сестер, в течение десяти лет один за другим появившиеся на свет вслед за Зигмундом, а также непростая структура этой большой семьи, где сводный брат (Эмануил) был одного возраста с женой отца, а племянник (Ион) на год старше самого Зигмунда. «Душевные таланты, несомненно, были у Фрейда врожденными; но запутанные отношения в его семье, похоже, значительно стимулировали его про-бркдавшийся интеллект, его любознательность и его интересы», — пишет Джонс (Jones I, 26). Кроме того, еще имелась воспитательница-католичка, которая иногда брала с собой малышей в церковь; но доминирующее религиозное влияние, несомненно, имело все же иудейство. Неспроста Фрейд идентифицировал себя с библейским толкователем сновидений Иосифом и на протяжении всей жизни занимался фигурой Моисея; такие авторы, как Дэвид Бакан и Марте Робер, обратили

внимание еще и на то, что идеи иудаизма пронизывают всю психоаналитическую науку (см. статью М. Гротьяна и Ю. фом Шайдта).

Пожалуй, рассуждения американского психолога Бакана чересчур спекулятивны, когда в работе «Зигмунд Фрейд и иудейская мистическая традиция» (Bakan 1958) он усматривает поразительные параллели между философией Каббалы и мышлением Фрейда, от одобрительного взгляда на сексуальность до техники свободных ассоциаций. Марте Робер, французский литературовед, напротив подчеркивает, что гораздо более глубокий след, чем иудейская мистика, во фрейдовском творчестве оставил иудейский рационализм (Robert 1967).

Элленбергер детально изображает еврейскую среду того времени, в которой выросли родители Фрейда (Ellenberger 1970, гл. VII). Хотя их родственники жили в Галиции и России, а Якоб Фрейд был родом из восточноеврейской общины, находившейся под влиянием хассидистской мистики, сам Зигмунд Фрейд с пяти лет жил в Вене, где у евреев существовала тенденция к ассимиляции и где отец явно утратил свои религиозные связи. Он рос там в рамках западной, идущей от Греции и Италии, гуманистической традиции. Похоже, Фрейду удалось интегрировать обе культуры. Мир иудейской Библии Филиппсона, с которой благодаря отцу он познакомился еще маленьким ребенком (и тем самым также с миром египетских богов, см.: Rosenfeld 1956), хорошо уживался с миром Софокла и Гёте. К христианству же Фрейд всегда относился критически из-за нескрываемого антисемитизма, с которым он, будучи студентом, столкнулся в Вене, а также из-за противоречивости догматов веры, очевидной в научной среде, принявшей идеи французского Просвещения и позитивизма.

Очень выразительно описана Вена фрейдовской юности и студенческих лет в романе Ирвина Стоуна «Страсти ума». Элленбергер несколько прозаичнее изображает жизнь в столице Дунайской монархии, о которой Фрейд однажды отозвался своему другу Вильгельму Флиссу весьма пренебрежительно: «Вена вызывает у меня прямо-таки личную неприязнь...» (Freud 1950, 267). Пожалуй, эта «неприязнь» является следствием сиюминутного настроения, ведь в действительности Фрейд не мог жить без Вены и покинул город только в конце жизни, когда возникла угроза для его ближайших родственников погибнуть от рук нацистов. Хотя именно в Вене ему пришлось страдать от узколобости и чопорности, всю жизнь бороться за признание своих научных идей, пока они не стали признаны во всем мире, долгие годы дожидаться профессуры, а в детстве, юности, студенчестве и снова затем во время мировой войны терпеть материальную нужду. Но вместе с тем Вена была исполнена разнообразными духовными течениями, особенно в естествознании, нашедшими свое выражение в идеях его академических учителей Мейнерта и Брюкке.

Помимо своих научных идей и идеалов они повлияли на душевное и духовное развитие Фрейда прежде всего как личности, о чем на примере одного фрейдовского сновидения рассказывает в своем очерке «Фрейд и Брюкке» Лутц Ро-зенкёттер (Rosenkötter 1971).

Но еще большее влияние на развитие Фрейда оказали, каждый по-своему, другие четыре человека: Брейер, Фляйшль, Шарко и Флисс. Йозеф Брейер был заботливым другом и коллегой-врачом, который — по крайней мере вначале — не отказывал молодому ученому в поддержке даже тогда, когда работы Фрейда о сексуальности натолкнулись на полное табу со стороны общества. Несомненно, на Фрейда должна была произвести впечатление и роль мудрого наставника, которую в качестве врача исполнял Брейер; но самое главное — это то, что Брейер познакомил молодого исследователя с тем случаем, который оказал решающее влияние на развитие психоанализа: с Бертой Паппенгейм, знаменитой «Анной О.». Брейеровская пациентка благодаря гипнозу, похоже, почти уже излечилась от

истерии, когда Брейер внезапно прервал лечение — очевидно, он посчитал, что пациентка в него влюбилась — в дальнейшем Фрейд расценил эту «влюбленность» как сопутствующее явление переноса (см. статью Мартина Гротьяна «Фрейдовские классические случаи» ).

В физиологической лаборатории великого Эрнста фон Брюкке неизгладимое впечатление произвел на Фрейда, а затем вызвал у него огромное чувство вины молодой врач-ассистент Эрнст фон Фляйшль-Марксоу, несомненно одаренный, прекрасный ученый. Вместе с тем Фляйшль был весьма несчастным человеком, вследствие тяжелой болезни пристрастившимся к морфию. Фрейд попытался избавить его от этой зависимости с помощью кокаина — но достиг только обратного результата. Десять лет спустя Фрейду приснился полный чувства вины сон о своем друге, которого он приучил к кокаину, что, по-видимому, стало причиной его преждевременной смерти. Не говоря уже о дружбе, Фляйшль, несомненно, был для Фрейда образцом ученого; вместе с тем Фляйшль стоял на пути Фрейда к должности ассистента у Брюкке, и это стало одной из причин, почему Фрейд отказался от научной карьеры физиолога и вместо этого занялся практической медициной. Но только эта независимость и позволила ему осуществить свои революционные идеи.

Если Брюкке и Мейнерт, возведшие строгий позитивизм и физикализм школы Гельмгольца и Маха в новую догму венской науки, производили впечатление прежде всего своей добросовестностью и объективностью в применении новых методов исследования, то Жан Мартин Шарко располагал к себе совершенно иными качествами. Во время своего пребывания в Париже в 1885—1886 гг., ставшего возможным благодаря стипендии, Фрейд работал и обучался в Сальпетриерской лечебнице, где познакомился с совершенно новой концепцией истерии. Однако имело значение не только то, что рассказывал Шарко о душевных компонентах этого «невроза» , но и то, как это делал темпераментный француз, чьи клинические демонстрации экспериментов с гипнозом произвели на Фрейда глубокое впечатление. В одной из статей Леон Шерток (Chertok 1970) показал, что повлияли на Фрейда не только личность Шарко, чуждый и внушающий тревогу Париж, новая психотехника гипноза и нетрадиционное мышление Шарко, но и собственная вытесненная сексуальность (Фрейд в течение трех лет имел возможность лишь переписываться со своей невестой Мартой; см. статью М. Гротьяна «Переписка Фрейда»), пробужденная клиническими демонстрациями истерических пациенток.

По мнению Джонса, это пребывание в Париже было периодом огромного внутреннего смятения: «Борьба, должно быть, была титанической» (Jones I, 336). Здесь, под непосредственным впечатлением от личности Шарко и вдали от ригидной академической среды Вены, Фрейд сумел сделать эпохальный шаг от физиологического к психологическому образу мышления, без которого психоанализ не мог бы появиться.

С точки зрения истории науки удивительно то, что Фрейд познакомился с гипнозом только во Франции (кроме Шарко он изучал его затем еще в Нанси у Бернгейма и Льебо), хотя за век до этого Франц Антон Месмер (1734—1815) в Вене не раз демонстрировал свой близкий гипнозу метод «магнетизма».

Еще с одной научной дисциплиной столкнулся Фрейд, познакомившись с Вильгельмом Флиссом, дружба с которым продолжалась с 1887 по 1901 год. Берлинский врач-отоларинголог стал не просто его партнером по переписке (см. статью Мартина Гротьяна «Переписка Фрейда»), которому адресовались письма с первыми рассуждениями и наблюдениями Фрейда о колоссальной роли бессознательного в душевной жизни человека (Хайнц Кохут [Kohut 1975] говорит об особом «креативном переносе», который произошел у этих двух совершенно по-разному одаренных людей, причем Флисс скорее выступал в роли живого «зеркала» для фрейдовских

мыслей). Он внес также и свою лепту в развитие фрейдовских идей, в частности рассуждениями об определенных гипотетических числовых отношениях в сексуальном цикле, из которых, правда, Фрейд всерьез задумался лишь об идее человеческой бисексуальности, отстаиваемой им на протяжении всей жизни.

Остается упомянуть еще зоолога Карла Клауса, у которого Фрейд прослушал лекцию «Дарвин и биология» и с чьей помощью он получил стипендию, для того чтобы в 1876 году в Триесте принять участие в исследованиях, проводимых на основанной Клаусом зоологической опытной станции. Люсиль Б. Ритво (Ritvo 1973) в своей статье показала, как благодаря этой работе у Клауса Фрейд все более и более укреплялся в дарвинистском мышлении. Кроме того, в Триесте он впервые с научных позиций занимался сексуальностью, изучая половые органы угрей.

Естественнонаучными предпосылками фрейдовского мышления, в частности в области физиологии, занимались также Ола Андерссон (Andersson 1962), Рай-нер Шпельманн (Spehlmann 1953) и Уолтер Стюарт (Stewart 1967). Идеи, которые возникли в этом направлении, исследует во вступительной статье к переписке между Флиссом и Фрейдом Эрнст Крис (Kris 1950).

Венские естествоиспытатели в значительной мере повлияли и на фрейдовский атеизм. И наоборот, влияние пантеиста Гёте, статья которого «О природе» дала нерешительному старшекласснику Фрейду толчок к тому, чтобы поступить в университет для изучения медицины, похоже, не было столь сильным.

Вряд ли можно сказать, что философ Франц Брентано, лекцию которого об Аристотеле Фрейд прослушал в летний семестр 1876 года, оказала на Фрейда большое влияние. В последующие годы Фрейд постоянно подчеркивал, что он ничего не понимает в философии, после того как однажды ему указали на некоторые параллели между психологическими исследованиями Ницше и его собственными. Однако, сколь бы незначительным ни было это влияние, он все же перевел 12-й том собрания трудов английского социального философа Джона Стюарта Милля, в том числе статьи о рабочем вопросе, эмансипации женщины и социализме, и в результате этой работы получил представление, хотя и весьма фрагментарное, о философии Платона. К духовным предшественникам Фрейда Джонсом и Элленбергом причисляются также и другие философы, правда, с более психологическим уклоном: Иоганн Фридрих Гер-барт, Теодор Липпс, Густав Теодор Фехнер. Как бы то ни было, Гербарт разработал концепцию, отчасти явившуюся предшественницей фрейдовского представления о бессознательном. Однако Джонс в главе «Фрейдовская теория душевной жизни» указывает на то, что философские познания Фрейда были весьма скромными: «Немногое, что он знал, он знал явно понаслышке» (Jones I, 428). После фазы радикального материализма в период учебы его воззрение все более превращалось в смесь идеализма, материализма и феноменологии.

В критической статье о биографических изысканиях, касающихся личности Фрейда, К. Р. Эйсслер (Eissler 1975, 1097 и далее) обращает внимание на то, что ошибки могут возникать не только в результате выводов по поводу фрейдовской библиотеки — иногда следует перепроверять и собственную фрейдовскую информацию: «Согласно высказываниям Фрейда, он был свободен от влияния Шопенгауэра и Ницше. Людвиг Маркузе (Marcuse 1956) указывает на то, что уже сама по себе эта фрейдовская формулировка косвенно доказывает факт такого влияния, а Хайнц Гартманн (Hartmann 1927) справедливо предполагает, что Фрейд должен был многое узнать о Ницше от Йозефа Панета (1854—1890), с которым он лично общался» (Eissler 1975, 1101; см. также письмо Ницше Й. Пане-ту, написанное в мае 1884 года [ОеЫег 1917, 28] ).

Вольф Лепениес и Хельмут Нольте (Lepenies, Nolte 1971) говорят о влиянии английского философа Томаса Гоббса (1588—1679), в основе представлений которо-

го лежит тезис о зле, заложенном в человеческой природе, — воззрение, нашедшее свое отражение у позднего Фрейда в его теории о влечении к смерти; вопреки Карлу Марксу, придерживавшемуся высказанного Жан-Жаком Руссо тезиса о «добром дикаре», которого испортило только общество (см. также статью Э. Федерна в т. II),

Гораздо большее влияние на психологическое знание и мышление Фрейда оказали, пожалуй, писатели, в первую очередь Шекспир и Гёте, с которым он в значительной мере себя идентифицировал. Фрейд постоянно цитировал греческие трагедии, а также Шиллера, Гейне, Жана Поля и многих других. Достоевскому он посвятил свой очерк об отцеубийстве (1928). Собрание сочинений Людвига Берне подарили Фрейду еще на его 14-летие. (Могилы Гейне и Берне в Париже — единственные, которые он посетил на кладбище Пер-Лашез, — Jones I, 292.)

Фрейд много читал, о чем подробно рассказывается в работах Петера Брюк-нера (Bruckner 1962, 1963). Он активно обменивался мыслями с Роменом Ролла-ном, Стефаном Цвейгом и Арнольдом Цвейгом. А Томас Манн, в своей речи «Фрейд и будущее», произнесенной по случаю 80-летия Фрейда, отдал должное как фрейдовским психологическим открытиям, так и его прекрасному немецкому языку. И, наконец, в одно время с Фрейдом в Вене жил Артур Шницлер, который в своих очерках и рассказах предвосхитил и отразил многие научные выводы Фрейда и которому Фрейд однажды написал: «Я хочу сделать Вам одно признание... Мне кажется, я избегал Вас из своего рода боязни двойника...» (Н. Schnitzler 1955).

Шведский литературовед Гуннар Бранделл в своей книге «Зигмунд Фрейд — дитя своего времени» (Brandell 1976) исследовал роль литературы во фрейдовском учении и убедительно доказал, что оно имеет глубокие корни во французском натурализме и скандинавском радикализме.

Как мы видим, фрейдовское мышление формировали как представители древней исторической эпохи, так и его современники, как поэты, так и ученые. То же самое можно сказать о государственных деятелях и политиках, с которыми доводилось сталкиваться или о которых узнавал Фрейд, а также великих первооткрывателях. Когда Фритьоф Нансен достиг Северного полюса, Фрейд в письме к Вильгельму Флиссу восторженно отозвался о мужестве исследователя (Lehmann 1966). Наполеоновский полководец Массена произвел на него столь же глубокое впечатление, как и Моисей, вождь иудейского народа, а Наполеон и Ганнибал вызывали у него просто-таки безграничное восхищение.

Тем не менее его работы определял прежде всего дух науки. Гений Ренессанса Леонардо да Винчи, которому Фрейд посвятил одну из своих глубоких работ (1910), был ему столь же близок, как и современник Альберт Эйнштейн («Почему война?», 1933). Именно модельные представления его времени о механике и физиологии стали прообразами его собственных психоаналитических моделей («психический аппарат» ). А развивавшаяся в годы его юности и первых великих триумфов современная техника навеяла некоторые собственные мыслительные конструкции и термины, такие как «защитные механизмы», «катектическая энергия», «инерционный принцип» и многие другие.

Но еще больше, чем все научные предшественники и современники, повлияли на него, пожалуй, те, кому он посвятил труд своей жизни: его пациенты. Косвенно уже брейеровская пациентка «Анна О.» (Bram 1973), но прежде всего «Ирма» , центральная фигура первого по-настоящему проанализированного собственного сновидения (Grunnert 1975); затем «Дора», «маленький Ганс», «человек-крыса», «человек-волк», и многие другие (см. статью Мартина Гротьяна «Фрейдовские классические случаи»). Первый значительный кризис Фрейда в применении нового психоаналитического метода возник именно тогда, когда он понял, что

слишком буквально воспринимал изображенные больными фантазии о совращении; в дальнейшем от таких ошибок его оберегало открытие феноменов переноса и контрпереноса, а пациенты с тех пор стали его надежными помощниками в проникновении в царство бессознательного.

ЛИТЕРАТУРА

Andersson, О.: Studies in the Prehistory of Psychoanalysis. Stockholm: Svenska Bokfrlaget/Norsteds 1962

Bakan, D.: Sigmund Freud and the Jewish Mystical Tradition. New York: D. Van Nostrand 1958

Bram, F. M.: Das Geschenk der Anna О. Psyche, 27,1973, 449-459

Brandell, G.: Sigmund Freud — Kind seiner Zeit. Geist und Psyche, Bd. 2163. München: Kindler 1976

Brückner, P.: Sigmund Freuds Privatlektüre. Psyche, 15, 1962, 881-902; a.a.O., 16,1963, 721-743, 881-895

Chertok, L.: Freud in Paris. International Journal of Psychoanalyse, 51,1970, 511-520.

Eissler, K. R.: Die Rolle des Freien Einfalls in zwei biografischen Arbeiten über Freud. Psyche, 29, 1975, 1096-1118

Ellenberger, H. F.: The Discovery of the Unconscious the History and Evolution of Dynamic Psychiatry. New York: Basic Books 1970

Erikson, E. H.: The Dream Specimen of Psycho-analysis. Journal of the American Psychoanalytic Association, 2,1954, 5-56.

Freud, S.: Entwurf einer Psychologie (1895). В: Freud, S., Fließ, W. 1950

Über Deckerinnerungen (1899). G. W. I Die Traumdeutung (1900). G. W II/III

Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci (1910). G.W. VIII

Dostojewski und die Vatertötung (1928). G. W. XIV Warum Krieg? (1933). G. W. XVI

Freud, S., FlieB, W.: Aus den Anfängen der Psychoanalyse. London: Imago 1950. Переиздание Frankfurt/M.: S. Fischer 1962

Grunert, J.: Freud und Irma — genetische Aspekte zum Initialtraum der Psychoanalyse. Psyche, 29,1975,721-744

Hartmann, H.: Die Grundlagen der Psychoanalyse. Leipzig: Thieme 1927. Переиздание Stuttgart: Klett 1972

Jones, E.: The Life and Work of Sigmund Freud, тт. I— III. New York: Basic Books 1953-1957. На нем.: Das

Leben und Werk von Sigmund Freud, тт. I—III. Bern, Stuttgart: Huber 1960-1962

Конит, Н.: Kreativität, Charisma, Gruppenpsychologie — Gedanken zu Freuds Selbstanalyse. Psyche, 29, 1975,681-720

Kris, E.: Wilhelm Fließ wissenschaftliche Interessen. B: Freud, S., Fließ, W: Aus den Anfängen der Psychoanalyse. London: Imago 1950

Lehmann, H.: Two Dreams and a Childhood Memory of Freud's. Journal of the American Psychoanalytic Assotiation, 13,1966, 388-405

Lepenies, W, Nolte, H.: Kritik der Anthropologie Marx und Freud, Gehlen und Habermas. München: Hanset 1971

Mann, Th.: Freud und die Zukunft. Frankfurt/M.: Berman Fischer 1936

Marcuse, L.: Sigmund Freud — sein Bild vom Menschen. Zürich: Diogenes 1956. Переиздание München: Kindler 1976

Oehler, R. (изд.): Nietzsches Briefe. Leipzig: Insel 1917, 28

Ritvo, L. В.: Freuds neo-lamarckistische Darwin-Interpretation. Psyche 27, 1973,460-474

Carl Claus, Freud und die Darwinische Biologie. Psyche 27,1973,475-486

Robert, M.: D'Oedipe ä Moise — Freud et Ja conscience juive. Paris: Calman-Levy 1974.

Rosenfeld, E. M.: Dream and Vision — Some Remarks on Freud's Egyptyan Bird Dream. International Journal of Psychoanalysis, 37,1956, 97-105.

Rosenkotter, L.: Freud und Brücke — neue Aspekte des Traumes "Non vixit". Psyche, 25, 1971, 948-955, а также Scheldt, J. vom, (изд.): Der unbekannte Freud. München: Kindler 1974

Schnitzler, H.: Freuds Briefe an Arthur Schnitzler. Die neue Rundschau, 66,1955, 95-106

Spehlmann, R.: Sigmund Freuds neurologische Schriften. Berlin: Springer 1953

Stewart, ,W: Psychoanalysis: The first ten years. New York: The Macmillan Company 1967

Stone, I.: The Passions of the Mind. New York: Doubleday 1971

СОЧИНЕНИЯ ФРЕЙДА

Введение в творчество Фрейда Рудольф Хайнц

Замысел настоящего введения состоит в том, чтобы побудить читателя к самостоятельному изучению работ Фрейда. Для этого сначала необходима некоторая предварительная информация.

Библиография. Полный список сочинений Фрейда (включая нейрофизиологические и неврологические работы), составленный И. Мейером-Палмедо и базирующийся на последнем томе «Standard Edition», содержится в: «Sigmund Freud — Konkordanz und Gesamtbibliographie», Studienausgabe, Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag. 1975,75-103.

Издания . Полное собрание психоаналитических работ Фрейда, «The Standard Edition of the Complete Psychological Work of Sigmund Freud», в 24 тт. (London: The Hogarth Press 1953—1974), подготовленное Дж. Стрейчи, до сих пор считается самым авторитетным и не в последнюю очередь из-за содержащегося в нем справочного материала — комментариев. В последующем мы будем ссылаться на это издание, используя аббревиатуру S. Е.

В неполном издании «Sigmund Freud, Gesammelte Werke» в 18 тт. (London: Imago Publishing Co. 1940-1952, т. 18, Frankfurt/M. 1968, с I960 г. целиком вышедшем в издательстве Фишера, франкфурт-на-Майне [сокращенно G. W.] ) комментарии отсутствуют.

В обновленное учебное издание избранных трудов «Sigmund Freud. Studienausgabe» (сокращенно Stud.) в 10 тт. и с одним дополнительным томом (Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag 1969—1975) включен справочный материал из «Standard Edition» в немецком переводе.

Остальные издания фрейдовских работ приведены в справочнике «Sigmund Freud — Konkordanz und Gesamtbibliographie», с. 78.

Следующая выборочная библиография, в которой содержатся краткие комментарии из справочного аппарата «Standard Edition», относится исключительно к психоаналитическим работам Фрейда (но не к нейрофизиологическим и неврологическим). В качестве основания для разделения была выбрана дифференциация по специальным областям. Вполне возможно, что предлагаемое деление, равно как и выбор работ, не найдет широкой поддержки у психоаналитиков. Из-за своей особой сложности «Проект психологии» (1895; в книге: «Aus den Anfängen der Psychoanalyse. Briefe an Wilhelm Fließ. Abhandlungen und Notizen aus den Jahren 1887—1902», Frankfurt/M.: S. Fischer Verlag 1950; исправленный дополнительный тираж в бумажном переплете 1962 и 1975) не вошел ни в одну рубрику.

I. Вводные работы по психоанализу и его истории

II. Психоаналитическая антропология

1. Общая теория психической организации (метапсихология)

2. Теория либидо и его развития

3. Теории парадигматических феноменов

а) Теория сновидений

б) Теория ошибочных действий

в) Теория юмора и родственных явлений

III. Психоаналитическая психопатология

1. Общая психопатология

2. Частная психопатология

а) Истерия

б) Неврозы навязчивых состояний

в) Перверсии

г) Психозы

д) Описание отдельных случаев аа) Истерия/фобия

бб) Неврозы навязчивых состояний

вв) Перверсии

гг) Психозы (паранойя)

IV. Психоаналитическая теория метода (техника лечения)

V. Прикладной психоанализ

1. Применение психоанализа к культурно-историческим проблемам

2. Применение психоанализа к социологическим (теоретико-культурным) проблемам

3. Применение психоанализа к искусствоведческим проблемам

а) Изобразительное искусство

б) Литература

I. ВВОДНЫЕ РАБОТЫ ПО ПСИХОАНАЛИЗУ И ЕГО ИСТОРИИ

Фрейдом написано несколько вводных работ, отчасти касающихся истории развития психоанализа. Классическими введениями в психоанализ являются два курса лекций: «Лекции по введению в психоанализ» (1916/17, G. W. XI; Stud. I, 33; S. Е. XV и XVI) и «Новый цикл лекций по введению в психоанализ». (1933, G.W. XV; Stud. I, 447; S. Е. XXII, I). Первый курс лекций Фрейд прочитал во время зимних семестров 1915—1916 и 1916—1917 гг. слушателям всех факультетов Венского университета. Они были опубликованы по инициативе О. Ранка. Второй курс лекций Фрейд не читал публично; он был задуман лишь как дополнение к первому циклу. Оба курса являются вводными и тем не менее представляют собой блестящие компендиумы по психоанализу, не в последнюю очередь импонирующие своим дидактическим содержанием.

Наряду с этими объемными введениями Фрейд написал также несколько небольших пропедевтических статей. В качестве примера укажем следующие: «Об истории психоаналитического движения» (1914, G. W. X, 43; S. Е. XIV, 1), «Жизнеописание» (1925, G. W. XIV, 31; S. Е. XX, I. Дополнение к нему: G. W. XVI, 31; S. Е. XX, 71) и — несмотря на привлекательную краткость, пожалуй, непригодный

в качестве вводной лекции — фрагментарный «Очерк о психоанализе» (опубликован после смерти Фрейда в 1940 году, G. W. XVII, 63; Stud. Дополнительный том, 407; только глава VI: «Психоаналитическая техника», S. Е. XXIII, 139).

II. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

Под этим непривычным заголовком собраны основные теоретические сочинения Фрейда. Их отделение от работ по психопатологии часто бывает искусственным, но все же фрейдовские размышления, имеющие преимущественно психологический характер (метапсихология), весьма заметно отличаются от сугубо клини-ко-психопатологических наблюдений. Эти сочинения содержат метапсихологичес-кий, то есть теоретический, инструментарий психоанализа как общепсихологической теории.

1. Общая теория психической организации (метапсихология) Метапсихология начинается с седьмой главы «Толкования сновидений» (1900)

«Психология деятельности сновидений» (G. W. II/ III; Stud. II; S. Е. IV—V), в которой Фрейд формулирует топографическую модель (инстанций) (сознательное — пред-сознательное — бессознательное). Эту метапсихологическую традицию продолжает написанное в 1911 году сочинение «Формулировка двух принципов психического события» (принцип удовольствия и принцип реальности, первичный и вторичный процессы) (G. W. VIII, 229; Stud. Ill, 13; S. E. XII, 213).

«Введение в нарциссизм» (1914, G. W. X, 137; Stud. Ill, 37; S. E. XIV, 67), ставшее вновь актуальным благодаря современным теориям нарциссизма, начинает целый ряд последовавших один за другим в 1915 году метапсихологических эссе. Первоначально Фрейд планировал написать двенадцать статей, однако были написаны и опубликованы только пять. По крайней мере, две из них относятся к основным произведениям психоаналитической литературы: «Влечения и их судьба» (G. W. X, 209; Stud. Ill, 75; S. E. XIV, 109) и «Бессознательное» (G. W. X, 263; Stud. Ill, 119; S. E. XIV, 159).

С написанной в 1920 году работы «По ту сторону принципа удовольствия» (G. W. XIII, 1; Stud. Ill, 213; S. E. XVIII, 1) начинается поздний этап разработки Фрейдом вопросов метафизики, для которого характерно преобладание проблем деструкции; Фрейд вводит здесь понятие влечения к смерти (эрос и влечение к смерти). В 1923 году появляется «Я и Оно» (G. W. XIII, 235; Stud. Ill, 273; S. E. XIX, 1), его последняя и самая крупная метафизическая работа с обстоятельным изложением структурной модели (Оно — Я — Сверх-Я), которая приходит на смену более ранней топографической модели. Базирующиеся на этой модели работы по психопатологии, такие, например, как «Невроз и психоз» (1924), будут рассмотрены в разделе психоаналитической психопатологии ( III).

2. Теория либидо и его развития

По причине типичного для психоанализа особого интереса именно к психосексуальному развитию мы выделяем фрейдовские работы по теории либидо и его развития в особую группу.

Классической работой здесь являются «Три очерка по теории сексуальности» (1905, G. W. V, 27; Stud. V, 27; S. Е. VII, 123). Ближе всего к рассматриваемой проблеме находятся следующие написанные намного позже работы: «Крушение эдипова комплекса» (1924, G. W. XIII, 393; Stud. V, 243; S. Е. XIX, 171), «Некоторые психические последствия анатомического различия между полами» (1925, G. W. XIV, 17; Stud. V, 253; S. Е. XIX, 241) и «О женской сексуальности» (1931, G. W. XIV, 515; Stud. V, 273; S. Е. XXI, 221). В этих поздних работах разрабаты-

вается главным образом идея различия в развитии мужской и женской сексуальности. В последней из них Фрейд высказывает свое окончательное суждение по этому поводу, дискутируя с противоположными воззрениями в психоанализе.

В рубрику психоаналитическая антропология попадают также фрейдовские теории парадигматических феноменов: а) теория сновидений, б) теория ошибочных действий, в) теория юмора и родственных явлений. В них рассматриваются универсальные феномены, граничащие с психопатологией и выступающие в качестве психоаналитической парадигмы бессознательного (и соответствующих психоаналитических теорий).

К наиболее важным работам по теории сновидений относятся: «Толкование сновидений» (1900) — по мнению Фрейда, самое значительное его сочинение, «О сновидении» (1901, G. W. П/Ш, 643; S. Е. V, 629), представляющая собой краткое изложение проблемы сновидений и, наконец, в соответствии с многочисленными высказываниями Фрейда по этому поводу, «Метапсихологическое дополнение к учению о сновидении» (1917, G. W. X, 411; Stud. Ill, 175; S. E. XIV, 217). Что касается теории ошибочных действий, то следует упомянуть книгу «Психопатология обыденной жизни» (1901, G. W. IV; S. Е. VI), которую можно рекомендовать для прочтения всем, кто только начинает знакомиться с психоанализом. И наконец, относительно теории юмора — «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905, G. W. VI; Stud. IV, 9; S. Е. VIII). В дальнейшем Фрейд не проявлял интереса к проблеме остроумия и вновь обратился к ней только в 1927 году в своей публикации «Юмор» (G. W. XIV, 381; Stud. IV, 275; S. Е. XXI, 159), то есть уже после того, как была сформулирована структурная модель.

III. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОПАТОЛОГИЯ

1. Общая психопатология

В эту рубрику вошли публикации, содержащие наиболее общие подходы к психоаналитическому пониманию болезни.

Камнем преткновения являлось фрейдовское учение об исключительной роли сексуальности в возникновении психических заболеваний. Об этом помимо прочих работ идет речь в статье «Мои взгляды на роль сексуальности в этиологии неврозов» (1906, G. W. V, 147; Stud. V, 147; S. Е., VII, 269), в которой Фрейд отказывается от идеи травматической этиологии неврозов (реальное сексуальное совращение ребенка). В сочинении «О типах невротического заболевания» (1912, G. W. VIII, 321; Stud., VI, 215; S. Е. XII, 227) он приступает к систематической разработке проблемы возникновения неврозов. В работе «Вытеснение» (1915, G. W. X, 247; Stud. Ill, 103; S. E. XIV, 141) обсуждается приводящий к патологии основной механизм вытеснения. Краткие статьи, написанные в 1924 году, «Невроз и психоз» (G. W. XIII, 383; Stud. Ill, 331; S. E. XIX, 147) и «Утрата реальности при неврозе и психозе» (G. W. XIII, 361; Stud. Ill, 355; S. E. XIX, 181), составляют единое целое, поскольку здесь Фрейд применяет структурную модель для решения проблемы дифференциации неврозов и психозов. Значительное по объему сочинение «Торможение, симптом и страх» (1926, G. W. XIV, HI; Stud. VI, 227; S. Е. XX, 75) содержит более или менее завершенное изложение процесса симптомообразования. В нем Фрейд также отказывается от прежней теории страха: страх понимается теперь с точки зрения его сигнальной функции, а не как результат превращения неотведенного либидо.

2. Частная психопатология

Частная психопатология включает в себя психоаналитическую теорию отдельных форм болезней

а) Истерия

К моменту возникновения психоанализа истерия находилась в центре внимания как с клинической, так и с теоретической точек зрения. Из многочисленных фрейдовских работ об истерии, относящихся к этому раннему периоду, следует привести написанные совместно с Йозефом Брейером «Очерки об истерии» (1895, G. W. I, 75, без статей Брейера; Stud. Дополнительный том, 37, только часть IV: «Психотерапия истерии»; S. Е. II, со статьями Брейера). В этом контексте особо следует упомянуть первую часть «Очерков» — «О психическом механизме истерических феноменов», написанную в 1893 году, затем «Об основании для отделения определенного симпто-мокомплекса от неврастении в качестве "невроза страха"» (1895, G. W. I, 313; Stud.

VI, 25; S. Е. III, 85) и, наконец, статью «К вопросу об этиологии истерии» (1896, G. W. I, 423; Stud. VI, 51: S. Е. III, 187) — одну из революционных работ Фрейда, в которой он, вступая в спор с Брейером, намечает собственный путь и противопоставляет сексуальную этиологию истерии (разумеется, пока еще с позиции теории травмы и совращения) нейрофизиологическому облачению психоаналитических идей. Через несколько лет Фрейд вновь обращается к проблеме истерии в обобщающих кратких статьях: в работе «Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности» (1908, G. W.

VII, 189; Stud. VI, 187; S. Е. IX, 155), где говорится о связи фантазии (или реального совращения) с симптомообразованием, и в статье «Общий взгляд на истерический приступ» (1909, G. W. VII, 233; Stud. VI, 197, S. Е. IX, 277).

б) Неврозы навязчивых состояний

Некоторые идеи фрейдовской теории неврозов навязчивых состояний можно найти в ранних работах, например в сочинении «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» (то есть неврозах в нынешней терминологии) (1896, G. W. I, 377; S. Е. III, 157). В последующих работах, посвященных проблеме неврозов навязчивых состояний, Фрейд развивает главным образом идею их психосексуальной этиологии. К ним относятся: «Характер и анальная эротика» (1908, G. W. VII, 201; Stud. VII, 23; S.E. IX, 167); «Диспозиция к неврозу навязчивости (вклад в проблему выбора невроза)» (1913, G. W. VIII, 441; Stud. VII, 105; S. Е. XII, 311) и «О превращении влечений, в частности анальной эротики» (1917, G. W. X, 401; Stud. VII, 123; S. Е. XVII, 125).

в) Перверсии

Исходным пунктом фрейдовского учения о перверсиях являются «Три очерка по теории сексуальности». В качестве теоретических работ по проблеме перверсий здесь следует назвать в хронологической последовательности следующие сочинения: «"Ребенка бьют" (к вопросу о возникновении сексуальных перверсий)» (1919, G. W. XII, 195; Stud. VII, 229; S. Е. XVII, 175), «О психогенезе одного случая женской гомосексуальности» (1920, G. W. XII, 269; Stud. VII, 255; S. Е. XVIII, 145) и «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности» (1922, G. W. XIII, 193; Stud. VII, 217; S. Е. XVIII, 221), «Экономическая проблема мазохизма» (1924, G. W. XIII, 369; Stud. Ill, 339; S. E. XIX, 155). В первой из этих работ Фрейд намечает общий подход к пониманию перверсий, прежде всего мазохизма, делая при этом акцент на вытеснении мотивов. Вторая статья касается особенностей женской сексуальности и понимания гомосексуальности в целом. Резюме по поводу того, что следует понимать под гомосексуальностью, содержится в очерке «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности», в которой разбираются тесно связанные с нею феномены. «Экономическая проблема мазохизма» написана в метапсихологическом контексте струк-

турной теории, в частности гипотезы о влечении к смерти (первичном мазохизме). Замыкает этот ряд работ по теории перверсий публикация «Фетишизм» (1927, G. W. XIV, 309; Stud. Ill, 379; S. E. XXI, 147).

г) Психозы

Интерес Фрейда к проблеме психоза возник еще на рубеже столетий. Крупными теоретическими работами по теории психозов, в центре внимания которых находится теория паранойи, являются «Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи (Dementia paranoides)» (1911, G. W. VIII, 239; Stud. VII, 133; S. E. XII, I; Дополнение 1912, G.W. VIII, 317; Stud. VII, 201; S. E. XII, 80), относящиеся к воспоминаниям председателя судебной коллегии Пауля Шребера «Достоинства мышления одного нервнобольного» (1903) и включающие в себя (II) «Попытки толкования» и (III) «О механизме паранойи». Как и в более поздней работе «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности», в «Сообщении об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории» (1915, G. W. X, 233; Stud. VII, 205; S. Е. XIV, 261) Фрейд занимается изучением отно-шений между паранойей и гомосексуальностью; противоречие этого случая психоаналитической теории является лишь кажущимся. И наконец, в «Печали и меланхолии» (1917, G. W. X, 427; Stud. Ill, 193; S. E. XIV, 237) изложена фрейдовская теория депрессии. Кроме того, сюда же относятся уже упомянутые работы «Невроз и психоз» (1924), а также «Утрата реальности при неврозе и психозе» (1924).

д) Описание отдельных случаев

Описанные Фрейдом случаи относятся к следующим формам заболевания:

аа) Истерия/фобия

Пять историй болезни в «Очерках об истерии» (II: «Истории болезни»), а также написанный уже в 1901 году «Фрагмент анализа одного случая истерии» (1905, G. W. V, 161; Stud. VI, 83; S. Е. VII, 1), знаменитый «случай Доры».

В качестве показательного примера фобии, к которому нередко обращался сам Фрейд, прежде всего в контексте теории страха, выступает «Анализ фобии пятилетнего мальчика ("маленький Ганс")» (1909, G. W. VII, 241; Stud. VIII, 9; S. Е. X, 1) вместе с «Дополнением к анализу маленького Ганса» (1922, G. W. XIII, 429; Stud. VIII, 123; S. Е. X, 148). Эта работа также вошла в историю психоанализа как первый случай детского анализа.

бб) Неврозы навязчивых состояний

Две истории болезни, в частности, иллюстрируют своеобразия неврозов навязчивых состояний: «Заметки об одном случае невроза навязчивости ("человек-крыса")» (1909, G. W. VII, 379; Stud. VII, 31; S. Е. X, 151) и «Из истории одного детского невроза ("человек-волк")» (1918, G. W. XII, 27; Stud. VIII, 125; S. Е. XVII, 1). «Человек-волк» является, пожалуй, наиболее важным клиническим описанием; оно представляет собой реконструкцию детского невроза в ходе лечения взрослого человека, то есть не является сообщением об анализе ребенка.

вв) Перверсии

Описанием частного случая, относящимся к этой проблеме, является уже упоминавшаяся выше работа «О психогенезе одного случая женской гомосексуальности».

гг) Психозы (паранойя)

В первой части (I: »История болезни») «Психоаналитических заметок об одном автобиографически описанном случае паранойи (Dementia paranoides)» имеется соответствующее описание клинического случая. В «Сообщении об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории» также содержится достаточно казуистического материала, чтобы причислить его к примерам частных

случаев. Сюда же, пожалуй, относится и исследование «Невроз черта в семнадцатом веке» (1923, G. W. XIII, 315; Stud. VII, 283; S. Е. XIX, 67), патографический очерк о художнике Христофе Хайцманне.

IV. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ МЕТОДА (ТЕХНИКА ЛЕЧЕНИЯ)

Исходя из определенных представлений о соотношении теории и практики, можно было бы, пожалуй, прийти к тому, чтобы рассматривать психоаналитическую технику лечения в качестве основной точки приложения теории психоанализа. Однако такое воззрение не отвечает функции психоаналитического метода хотя бы рке потому, что метод является здесь главным способом получения психоаналитической эмпирики. Принимая во внимание такое смещение акцентов, трудно переоценить значение так называемых «технических» сочинений.

Первые публикации о технике лечения восходят к 1890 году. В качестве примера работ того времени следует привести четвертую главу из «Очерков об истерии» (IV: «Психотерапия истерии»). В ней можно получить информацию о самых первых этапах разработки психоаналитического метода. Дальнейшее его развитие документировано в последующих сочинениях, пока наконец в 1911—1915 годах Фрейд не опубликовал серию статей, посвященных технике лечения, которые и поныне представляют собой методический стандарт терапевтической процедуры. Сам Фрейд рассматривал эту серию как нечто единое. Она состоит из следующих отдельных очерков:

«Практика толкования снов в психоанализе» (1911, G. W. VIII, 349; Stud. Дополнительный том, 149; S. Е. XII, 89). (В 1923 году Фрейд опять обращается к этой специальной проблеме в «Заметках о теории и практике толкования сновидений» [G. W. XIII, 299; Stud. Дополнительный том, 257; S. Е. XIX, 107].), «О динамике переноса» (1912, G. W. VIII, 363; Stud. Дополнительный том, 157; S. Е. XII, 97.) В этом сочинении содержится краткое теоретическое изложение основного феномена психоаналитического метода, «переноса», который подразделяется на негативный и позитивный, и вводится «основное психоаналитическое правило». В работе «Советы врачу при психоаналитическом лечении» (1912, G. W. VIII, 375; Stud. Дополнительный том, 169; S. Е. XII, 109) сформулирован, в частности, постулат о «равномерно парящем внимании» психоаналитика. Во «Введении в лечение. Еще несколько советов по технике психоанализа I» (1913, G. W. VIII, 453; Stud. Дополнительный том, 181; S. Е. XII, 121) говорится о том, с чего следует начинать лечение. В сочинении «Воспоминание, повторение и переработка. Еще несколько советов по технике психоанализа II» (1914, G. W. X, 125; Stud. Дополнительный том, 205; S. Е. XII, 145) выделяются основные формы психоаналитической работы, при этом затрагивается приобретающий особое значение в метапсихологическом отношении феномен «навязчивого повторения» и дается определение «неврозу переноса». В «Заметках о любви-переносе. Еще несколько советов по технике психоанализа III» (1915, G. W. X, 305; Stud. Дополнительный том, 217; S. Е. XII, 157) речь идет об определенной проблеме переноса и обсуждается «правило абстиненции». Интересное исследование рабо-ты с сопротивлением описано также в сочинении «По ту сторону принципа удовольствия» (1920).

Из более поздних работ по теории психоаналитического метода особое значение, пожалуй, имеют следующие: «К вопросу о дилетантском анализе. Беседы с беспартийным» (1926, G. W. XIV, 207; Stud. Дополнительный том, 217; S. Е. XX, 177) и «Послесловие к "Вопросу о дилетантском анализе"» (1927, G. W. XIV, 287; Stud. Дополнительный том, 342; S. Е. XX, 251). В этом большом по объему сочине-

нии, которое можно рассматривать в качестве введения в теорию психоаналитического метода, Фрейд выступает за дилетантский психоанализ, то есть за применение психоанализа немедиками — в связи с судебным разбирательством в отношении не являвшегося врачом психоаналитика Т. Райка, обвиненного в шарлатанстве. «Конечный и бесконечный анализ» (1937, G. W. XVI, 57; Stud. Дополнительный том, 351; S. Е. XXIII, 209), столь же большое сочинение, импонирует своей скептической оценкой терапевтической эффективности (изменения Я) психоанализа.

V. ПРИКЛАДНОЙ ПСИХОАНАЛИЗ

С течением времени проблемы неклинического прикладного психоанализа все более сдвигались в центр исследовательских интересов Фрейда. В очерке «Интерес к психоанализу» (1913, G. W. VIII, 398; S. Е. XIII, 163), который особенно подходит в качестве введения в эту проблемную область, Фрейд выделяет восемь интересов, то есть сфер применения, не имеющих прямого отношения к психологической науке: литературоведение, философию, биологию, историю развития, историю культуры, искусствоведение, социологию и педагогику. Сам Фрейд посвящал свои публикации главным образом трем из этих областей: истории культуры, социологии и искусствоведению. В соответствии с этим здесь можно произвести следующую дифференциацию:

1. Применение психоанализа к культурно-историческим проблемам Отделение этого круга проблем от социологических (культурно-теоретических)

является несколько искусственным. В качестве примера производной культурно-исторического процесса Фрейд отдает предпочтение религии. Из соот ветствую-щих сочинений можно назвать «Тотем и табу. (Некоторые сходства в душевной жизни дикарей и невротиков)» (1912/13, G. W. IX; Stud. IX, 287; S. Е. XIII, 1), любимую книгу Фрейда по социальной антропологии, в которой содержится гипотеза о первобытном племени и умерщвлении родоначальника. «Будущее одной иллюзии» (1927, G. W. XIV, 323; Stud. IX, 135; S.E. XXI, 1) открывает серию глобальных культурно-исторических и культурно-теоретических трудов; это основная работа Фрейда о религии как об актуальном социальном феномене. «Человек Моисей и монотеистическая религия: три очерка» (1939, G. W. XVI, 101; Stud. IX, 455; S. Е. XXIII, 1) представляет собой сочинение по психологии религии зрелого Фрейда.

2. Применение психоанализа к социологическим (теоретико-культурным) проблемам

«"Культурная" сексуальная мораль и современная нервозность» (1908, G. W. VII, 141; Stud. IX, 9; S. Е. IX, 177) представляет собой первую публикацию, где показан антагонизм между организацией влечения и культурой, основывающейся на отрицании влечения. «В духе времени о войне и смерти» (1915, G. W. X, 323; Stud. IX, 33; S. Е. XIV, 273) отражает фрейдовскую психоаналитическую реакцию на первую мировую войну. В работе «Психология масс и анализ Я» (1921, G. W.

XIII, 71; Stud. IX, 61; S. Е. XVIII, 65) с метапсихологических позиций обсуждается проблема массовой психологии. В сочинении «Недомогание культуры» (1930, G. W.

XIV, 419; Stud. IX, 191; S. Е. XXI, 57), появившемся вслед за «Будущим одной иллюзии», проводится мысль, что из-за «органического вытеснения», «чувства вины» и «деструктивных влечений» антагонизм между организацией влечения и культурой обостряется еще больше. «Почему война?» (1933, G. W. XVI, 11; Stud. IX, 271; S. Е. XXII, 195) представляет собой письмо Фрейда А. Эйнштейну, переписка

между которыми была инициирована одной французской пацифистской организацией. По своему содержанию это письмо тесно связано с проблемой культуры.

3. Применение психоанализа к искусствоведческим проблемам

Частными областями приложения психоанализа являлись для Фрейда изобразительное искусство и особенно литература. И наоборот, работы, посвященные композиторам и музыкантам, отсутствуют.

а) Изобразительное искусство

Первая фрейдовская психо- или патография посвящена Леонардо: «Воспоминание детства Леонардо да Винчи» (1910, G. W. VIII, 127; Stud. X, 87; S. Е. XI, 57). Анонимно опубликованный в 1914 году очерк «"Моисей" Микеланджело» (G. W. X, 171; Stud. X, 195; S. Е. XIII, 209) открывает список работ, посвященных фигуре Моисея.

в) Литература

«Бред и сновидения в "Градиве" В. Йенсена» (1907, G. W. VII, 29; Stud. X, 9; S. Е. IX, 1) представляют собой первую попытку анализа литературы — психоаналитическую интерпретацию исторической новеллы немецкого писателя В. Йенсена. В «Поэте и фантазировании» (1908, G. W. VII, 211; Stud. X, 169; S. Е. IX, 141) поднимается проблема поэтического творчества. В «Мотиве выбора ларца» (1913, G. W. X, 23; Stud. X, 181; S. Е. XII, 289) интерпретируется выбор жениха из трех ларцов в «Венецианском купце», а также изгнание третьей дочери в «Короле Лире». В «Воспоминании детства из "Поэзии и правды"» (1917, G. W. XII, 13; Stud. X, 255; S. Е. XII, 145) анализируется психоаналитическое значение швыряния на пол посуды. В «Зловещем» (1919, G. W. XII, 227; Stud. IV, 241; S. Е. XVII, 217) исследуются мотивы зловещего в работах Э. Т. А. Гофмана. «Достоевский и отцеубийство» (1928, G. W. XIV, 397; Stud. X, 267; S. Е. XXI, 173), вступительное эссе к тому «Праобраз братьев Карамазовых» (изд. Ф. Экштейн и Р. Фюлёп-Миллер), представляет собой патографическое исследование. «Премия Гёте» (1930), состоящая из «Письма к д-ру Альфонсу Паке» (G. W. XIV, 545; Stud. 291; S. Е. XXI, 207) и «Приветственного обращения во франкфуртском доме Гёте» (G. W. XIV, 547; Stud. X, 292; S. Е. XXI, 208), включает в себя письмо Фрейда, в котором он сообщает о принятии премии Гёте, и краткую психоаналитическую трактовку Гёте, зачитанную во Франкфурте дочерью Анной.

Поскольку в настоящей энциклопедии — как обычно и везде — все ссылки на источники относятся к «Собранию трудов», ниже приводится содержание отдельных томов этого издания.

Том I

1892/1893 Ein Fall von hypnotischer Heilung, nebst Bemerkungen über die Entstehung hysterischer Symptome durch den «Gegenwillen»

Случай исцеления гипнозом вместе с замечаниями о возникновении истерических симптомов из-за «противоволия»

1893а Charcot Шарко

1893b Quelques Considerations pour une Etude Comparative des Paralysies Motrices Orga-niques et Hysteriques

Некоторые соображения по поводу сравнительного изучения двигательных парезов — органических и истерических

1894 Die Abwehr-Neuropsychosen. Versuch einer

psychologischen Theorie der alcquirierten Hysterie, vieler Phobien und Zwangsvorstellungen und gewisser halluzinatorischer Psychosen

Защитные невропсихозы. Попытка создания психологической теории приобретенной истерии, многих фобий, навязчивых представлений и некоторых галлюцинаторных психозов

1895а Studien über Hysterie Очерки об истерии

1895b Über die Berechtigung, von der Neuraste-nie einen bestimmten Symptomenkomplex als «Angstneurose» abzutrennen Об основании для отделения определенного симптомокомплекса от неврастении в качестве «невроза страха»

1895c Obsessions et Phobiens. Leur Mechanisme Psychique et leur Etiologie Навязчивости и фобии. Их психические механизмы и этиология

1895d Zur Kritik der «Angstneurose» Критика «невроза страха»

1896а Weitere Bemerkungen über die Abwehr-Neuropsychosen

Еще несколько замечаний о защитных не-вропсихозах

1896b L'Heredite et L'Etiologie des Nevroses

Наследственность и этиология неврозов

1896с Zur Ätiologie der Hysterie

К вопросу об этиологии истерии

1897 Inhaltsangaben der wissenschaftlichen Arbeiten des Privatdozenten Dr. Sigm. Freud (1877-1897)

Содержание научных работ (1877—1897) приват-доцента д-ра Зигм. Фрейда

1898а Die Sexualität in der Ätiologie der Neurosen Сексуальность в этиологии неврозов

1998b Zum psychischen Mechanismus der Vergeßlichkeit О психическом механизме забывчивости

1899 Über Deckerinnerungen

О покрывающих воспоминаниях 1906 Дополнение к VII тому: Vorwort zur ersten Auflage der «Sammlung kleiner Schriften zur Neurosenlehre aus den Jahren 1893-1906»

Предисловие к первому изданию «Собрания небольших трудов об учении о неврозе 1893-1906 гг.»

1925 Дополнение к XIV тому: Einige Nachträge zum Ganzen der Traumdeutung Некоторые дополнения к принципу толкования сновидений

том II/III

1900 Die Traumdeutung

Толкование сновидений (с дополнениями, внесенными по 1935 год включительно)

1901 Über den Traum О сновидении

Том IV

1901 Zur Psychopathologie des Alltagslebens Психопатология обыденной жизни

Том V

1904 Die Freudsche Psychoanalytische Methode Психоаналитический метод Фрейда

1905а Über Psychotherapie О психотерапии

1905b Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie Три очерка по теории сексуальности

1906а Meine Ansichten über die Rolle der Sexualität in der Ätiologie der Neurosen Мои взгляды на роль сексуальности в этиологии неврозов

1905с Bruchstück einer Hysterie-Analyse

Фрагмент анализа одного случая истерии

1890 Psychische Behandlung (Seelenbehandlung) Психическое лечение (лечение души)

Том VI

19O5d Der Witz und seine Beziehung zum Unbewußten

Остроумие и его отношение к бессознательному

Том VII

1906b Tatbestandsdiagnostik und Psychoanalyse Диагностика фактов и психоанализ

1907а Zur sexuellen Aufklärung der Kinder

К вопросу о сексуальном просвещении детей

1907b Der Wahn und die Träume in W. Jensens «Gradiva» Бред и сновидения в «Градиве» В. Йенсена

1907с Zwangshandlungen und Religionsübungen Навязчивые действия и религиозные обряды

1908а Die «kulturelle» Sexualmoral und die moderne Nervosität

«Культурная» половая мораль и современная нервозность

1908b Über infantile Sexualtheorien

Об инфантильных сексуальных теориях

1908с Hysterische Phantasien und ihre Beziehung zur Bisexualität

Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности

1908d Charakter und Analerotik

Характер и анальная эротика

1908е Der Dichter und das Phantasieren Поэт и фантазирование

1909а Der Familienroman der Neurotiker Семейный роман невротиков

1909b Allgemeines über den hysterischen Anfall Общий взгляд на истерический приступ

1909с Analyse der Phobie eines fünfjährigen Knaben Анализ фобии пятилетнего мальчика

1909d Bemerkungen über einen Fall von Zwangsneurose

Заметки об одном случае невроза навязчивости

1908f Vorwort zu «Neurose Angstzustände und ihre Behandlung» von Dr. Wilhelm Stekel Предисловие к работе д-ра Вильгельма Штекеля «Невротические состояния страха и их лечение»

1910а Vorwort zur «Lelekelemzes, ertekezesek а pszichoanalizis köreböl, itra Dr. Ferenczi Sändor»

Предисловие к книге д-ра Шандора Фе-ренци «Lelekelemzes, ertekezesek а pszichoanalizis köreböl»

Том VIII

1910b Über Psychoanalyse

О психоанализе 1910c Zur Einleitung der Selbstmord-Diskussion.

Schlußwort

Введение в дискуссии о самоубийстве.

Заключительное слово

Сочинения Фрейда

1910dnl912a Beiträge zur Psychologie des Liebeslebens К вопросу о психологии любовной жизни

1910е Die psychogene Sehstörung in psychoanaly-tischer Auffassung

Психогенное нарушение зрения с позиции психоанализа

1911 Die zukünftigen Chancen der psychoanaly-tischen Therapie

Шансы на будущее психоаналитической терапии

1910f Über «wilde» Psychoanalyse О «диком» психоанализе

1910g Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci Воспоминание детства Леонардо да Винчи

1910h Über den Gegensinn der Urworte Об обратном смысле вечных истин

1910i Brief an Dr. Friedrich S. Krauss über die « Anthropophyteia»

Письмо д-ру Фридриху С. Краусу об «Anthropophyteia»

1910j Beispiele des Verrats pathogener Phantasien bei Neurotikern

Примеры проявления патогенных фантазий у невротиков

1911а Formulierungen über die zwei Prinzipien des psychischen Geschehens Формулировка двух принципов психического события

1911b Psychoanalytische Bemerkungen über einen autobiographisch beschriebenen Fall von Paranoja (Dementia paranoides) Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи (Dementia paranoides)

1912b Über neurotische Erkrankungstypen О типах невротического заболевания

1912с Zur Einleitung der Onanie-Diskussion. Schlußwort

Введение в дискуссию об онанизме. Заключительное слово

1911с Die Bedeutung der Vokalfolge

Значение последовательности гласных

1912d Die Handhabung der Traumdeutung in der Psychoanalyse Практика толкования снов в психоанализе

191 Id «Gross ist die Diana der Epheser» «Величие Дианы Эфесской»

1912e Zur Dynamik der Übertragung О динамике переноса

1912f Ratschläge für den Arzt bei der psyehoanaly-tischen Behandlung

Советы врачу при психоаналитическом лечении

1913а Das Interesse an der Psychoanalyse Интерес к психоанализу

1913b Zwei Kinderlügen

Два случая детской лжи

1912g Einige Bemerkungen über den Begriff des Unbewußten in der Psychoanalyse Некоторые замечания о понятии бессознательного в психоанализе

1913с Die Disposition zur Zwangsneurose

Предрасположенность к неврозу навязчивости

1913d Zur Einleitung der Behandlung Введение в лечение

Том IX

1912/ Totem und Tabu 1913 Тотем и табу

Том X

1913b Märchenstoffe in Träumen

Материалы сказок в сновидениях

1913с Ein Traum als Beweismittel

Сновидение как средство доказательства

1913d Das Motiv der Kästchenwahl Мотив выбора ларца

1913е Erfahrungen und Beispiele aus der analytischer Praxis

Наблюдения и примеры из психоаналитической практики

1914а Zur Geschichte der psychoanalytischen Bewegung

Об истории психоаналитического движения

1914b Über Fausse Reconnaissance («Deja racon-te» ) während der psychoanalytischen Arbeit О ложном узнавании («уже знакомое») во время психоаналитической работы

1914с Erinnern, Wiederholen und Durcharbeiten Воспоминание, повторение и переработка

1914d Zur Einführung des Narzißmus Введение в нарциссизм

1914е Der Moses des Michelangelo «Моисей» Микеланджело

1914f Zur Psychologie des Gymnasiasten О психологии гимназистов

1915a Triebe und Triebschicksale Влечения и их судьба

1915b Mitteilung eines der psychoanalytischen Theorie widersprechenden Falles von . Paranoia

Сообщение об одном случае паранойи, противоречащем психоаналитической теории

1915с Die Verdrängung Вытеснение

1915d Das Unbewußte Бессознательное

1915e Bemerkungen über die übertragungsliebe Заметки о любви-переносе

1915f Zeitgemäßes über Krieg und Tod В духе времени о войне и смерти

1916а Vergänglichkeit Бренность

1916b Einige Charaktertypen aus der psychoanalytischen Arbeit

Некоторые типы характера из психоаналитической практики

1916с Eine Beziehung zwischen einem Symbol und einem Symptom Отношение между символом и симптомом

1916d Mythologische Parallele zu einer plastischen Zwangsvorstellung

Мифологические параллели по поводу одного пластичного навязчивого представления

1917а Über Triebumsetzungen, insbesondere der Analerotik

О превращении влечений, в частности анальной эротики

1917b Metapsychologische Ergänzung zur Traumlehre Метапсихологическое дополнение к учению о сновидениях

1917с Trauer und Melancholie Печаль и меланхолия

1913f Geleitwort zu «Die psychoanalytische Methode» von Dr. Oskar Pfister, Zürich Вступительное слово к «Психоаналитическому методу» д-ра Оскара Пфистера, Цюрих

1913g Vorwort zu « Die psychischen Störungen der männlichen Potenz» von Dr. Maxim Steiner Предисловие к «Психическим нарушениям мужской потенции» д-ра Максима Штайнера

1913h Geleitwort zu «Der Unrat in Sitte, Brauch, Glauben und Gewohnheitsrecht der Volker» von John Gregory Bourke Вступительное слово к «Нечистотам в нравах, обычаях, вере и обычном праве народов» д-ра Джона Грегори Бурке

1919а Brief an Frau Dr. Hermine von Hug-Hellmuth Письмо Д-ру Термине фон Хуг-Хельмут

Том XI

1916/ Vorlesungen zur Einführung in die Psycho-1917 analyse

Лекции по введению в психоанализ

Том XII

1917d Eine Schwierigkeit der Psychoanalyse Проблема психоанализа

1917e Eine Kindheitserinnerung aus «Dichtung und Wahrheit»

Воспоминание детства из «Поэзии и правды»

1918а Aus der Geschichte einer infantilen Neurose Из истории одного детского невроза

1918b Beiträge zur Psychologie des Liebeslebens К вопросу о психологии любовной жизни

1919а Wege der psychoanalytischen Therapie Пути психоаналитической терапии

1919b «Ein Kind wird geschlagen» «Ребенка бьют»

1919с Das Unheimliche Зловещее

1920а Über die Psychogenese eines Falles von weiblicher Homosexualität О психогенезе одного случая женской гомосексуальности

1920b Gedankenassoziation eines vierjährigen Kindes

Ассоциации мыслей одного четырехлетнего мальчика

1920с Zur Vorgeschichte der analytischen Technik О предыстории аналитической техники

1919d James J. Putnam f

Джеймс Дж. Патнем

1919е Victor Tausk f Виктор Тауск

1919f Einleitung zu «Zur Psychoanalyse der Kriegsneurosen Введение в «Психоанализ военных неврозов»

1919g Vorrede zu « Probleme der Religionspsychologie» von Dr. Theodor Reik Предисловие к «Проблемам психологии религии» д-ра Теодора Райка

1919h Internationaler Psychoanalytischer Verlag u. Preiszuteilung für psychoanalytische Arbeiten Международное психоаналитическое изда-

тельство и присуждение премии за психоаналитические работы

Том XIII

1920d Jenseits des Lustprinzips

По ту сторону принципа удовольствия 1921а Massenpsychologie und Ich-Analyse

Психология масс и анализ Я 1922а Traum und Telepathie

Сон и телепатия 1922b Über einige neurotische Mechanismen bei

Eifersucht, Paranoia und Homosexualität

О некоторых невротических механизмах при

ревности, паранойе и гомосексуальности 1923а «Psychoanalyse» und «Libidotheorie»

«Психоанализ» и «теория либидо» 1923b Das Ich und das Es

Я и Оно 1923c Die infantile Genitalorganisation

Инфантильная генитальная организация 1923d Bemerkungen zur Theorie und Praxis der

Traumdeutung

Заметки о теории и практике толкования

сновидений

1923е Eine Teufelsneurose im siebzehnten Jahrhundert

Невроз черта в семнадцатом веке 1923f Josef Popper-Lynkeus und die Theorie des

Traumes

Йозеф Поппер-Линкеус и теория сновидений 1924а Der Realitätsverlust bei Neurose und Psychose

Утрата реальности при неврозе и психозе 1924b Das ökonomische Problem des Masochismus

Экономическая проблема мазохизма 1924c Neurose und Psychose

Невроз и психоз 1924d Der Untergang des Ödipuskomplexes

Крушение эдипова комплекса 1924e Kurzer Abriß der Psychoanalyse

Краткий очерк о психоанализе 1922с Nachschrift zur Analyse des kleinen Hans

Дополнение к анализу маленького Ганса 1920е Dr. Anton v. Freund t

Д-р Антон ф. Фройнд 1921b Preface to Addresses on Psycho-Analysis by

J. J. Putnam

Предисловие к «Речи о психоанализе»

Дж. Дж. Патнема 1922d Geleitwort zu J. Varendonck. über das

vorbewußte phantasierende Denken

Предисловие к работе Я. Варендонка «О

предсознательном фантазирующем мышлении» 1923g Vorwort zu Max Eitingon, Bericht über die

Berliner psychoanalytische Poliklinik

Предисловие к «Сообщению о Берлинской

психоаналитической поликлинике» Макса

Эйтингона 1923h Brief an Luis Lopez-Ballesteros у de Torres

Письмо Луису Лопес-Баллестерос и де

Торресу 1923i Dr. Ferenczi Sändor (zum 50. Geburtstag)

Д-р Шандор Ференци (к 50-летию со дня

рождения) 1924f Zuschrift an die Zeitschrift,- Le Disque Vert

Письмо журналу «Зеленый диск»

Том XIV

1925а Notiz über den «Wunderblock»

Заметка о «чудо-блокноте» 1925b Die Verneinung

Отрицание 1925c Einige psychische Folgen des anatomischen

Geschlechtsunterschieds

Некоторые психические последствия

анатомического различия между полами 1925d «Selbstdarstellung»

«Жизнеописание» 1925е Die Widerstände gegen die Psychoanalyse

Сопротивление психоанализу 1926a Hemmung, Symptom und Angst

Торможение, симптом и страх 1926b Die Frage der Laienanalyse

К вопросу о дилетантском анализе 1926с Psycho-Analyse

Психоанализ 1927а Fetischismus

Фетишизм 1927b Nachtrag zur Arbeit über den Moses des

Michelangelo

Дополнение к работе о «Моисее» Микелан-

джело 1927с Die Zukunft einer Illusion

Будущее одной иллюзии 1927d Der Humor

Юмор 1928a Ein religiöses Erlebnis

Религиозное переживание 1928b Dostoewski und die Vatertötung

Достоевский и отцеубийство 1930a Das Unbehagen in der Kultur

Недомогание культуры 1931a Über libidinöse Typen

О либидинозных типах 1931b Über die weibliche Sexualität

О женской сексуальности 1931c Das Fakultätsgutachten im Prozeß Halsmann

Заключение факультета в процессе Хальс-

манна 193Od Goethe-Preis — Brief an Dr. Alfons Paquet.

Ansprache im Frankfurter Goethe-Haus

Премия Гёте — Письмо д-ру Альфонсу Паке.

Приветственное обращение во франкфуртском доме Гёте 1926d An Romain Rolland

Ромену Роллану 1929с Ernest Jones zum 50. Geburtstag

К 50-летию со дня рождения Эрнеста

Джонса 1925f Brief an den Herausgeber der «Jüdischen

Presszentrale Zürich»

Письмо к издателю «Еврейского центрального пресс-комитета Цюриха» 1925а То the Opening of the Hebrew University

К открытию Еврейского университета 1929b Brief an Maxim Leroy über einen Traum

des Cartesius

Письмо Максиму Леруа о сновидении Кар-

тезия 1931d Brief an den Burgermeister der Stadt Pribor

Письмо бургомистру города Пршибора 1925g Josef Breuer f

Йозеф Брейер 1926d Karl Abraham t

Карл Абрахам

1925h Geleitwort zu «Verwahrloste Jugend» von August Aichhorn

Предисловие к «Заброшенной молодежи» Аугуста Айххорна

192бе Bemerkung zu Е, Pickworth Farrow's «Eine Kindheitserinnerung aus dem 6. Lebensmonat» Заметки по поводу «Детского воспоминания из шестимесячного возраста» Э. Пик-ворта Фэрроу

1934 Vorrede zur hebräischen Ausgabe von «Totem und Tabu»

Предисловие к изданию «Тотема и табу» на иврите

1930с Geleitwort zu «Medical Review of Reviews», Vol. XXXVI, 1930

Предисловие к «Медицинскому обзору обзоров», т. XXXVI, 1930

1930d Vorwort zu «Zehn Jahre Berliner Psycho-analytisches Institut»

Предисловие к «Десятилетию Берлинского психоаналитического института»

19 31 d Geleitwort zu « Elementi di Psicoanalisi» von Edoardo Weiss

Предисловие к «Элементам психоанализа» Эдуардо Вейсса

Том XV

1933 Neue Folge der Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse Новый цикл лекций по введению в психоанализ

Том XVI

1932а Zur Gewinnung des Feuers Покорение огня

1933а Warum Krieg? Почему война?

1936а Nachschrift zur Selbstdarstellung Послесловие к «Жизнеописанию»

1935а Die Freiheit einer Fehlhandlung Свобода ошибочного действия

1937а Konstruktionen in der Analyse Конструкции в анализе

1937b Die endliche und unendliche Analyse Конечный и бесконечный анализ

1939 Der Mann Moses und die monotheistische Religion

Человек Моисей и монотеистическая религия

1935b Thomas Mann zum 60. Geburtstag

К 60-летию со дня рождения Томаса Манна

1936b Brief an Romain Rolland (Eine Erinnerungsstörung auf der.Akropolis) Письмо Ромен Роллану (Нарушение памяти на акрополе)

1932b Meine Berührung mit Josef Popper-Lynkeus Мои встречи с Иозефом Поппером-Лин-кеусом

1933b Sändor Ferenczi f Шандор Ференци

1937с Lou Andreas-Salome t Лу Андреас-Саломе

1932с Geleitwort zu «Algemeine Neurosenlehre auf psychoanalytischer Grundlage» von Hermann Nunberg

Предисловие к «Общему учению о неврозах на психоаналитической основе» Германа Нунберга

1934 Vorrede zur hebräischen Ausgabe der «Vorlesungen zur Einfuhrung in die Psychoanalyse» Предисловие к изданию «Лекций по введению в психоанализ» на иврите

1933с Vorwort zu «Edgar Рое, etude psychana-litique par Marie Bonaparte» Предисловие к психоаналитическому этюду Мари Бонапарт «Эдгар По»

Том XVII 1941а Brief an Jasef Breuer

Письмо Йозефу Брейеру 1940а Zur Theorie des hysterischen Anfalles

О теории истерического приступа —

совместно с Йозефом Брейером 1941b Notiz «HI»

Примечание «III»

1941с Eine erfüllte Traumahnung

Сбывшееся предчувствие в сновидении 1942d Psychoanalyse und Telepathie

Психоанализ и телепатия 1940b Das Medusenhaupt

Голова Медузы 1941e Ansprache an die Mitglieder des Vereins

B'nai B'rith (1926)

Обращение к членам объединения Бнаи

Брит (1926) 1940с Die Ichspaltung im Abwehrvorgang

Расщепление Я в защитном процессе 1940d Abriß der Psychoanalyse

Очерк о психоанализе 1940е Some Elementary Lessons in Psycho-Analysis

Некоторые элементарные уроки психоанализа 194If Ergebnisse, Ideen, Probleme

Результаты, идеи, проблемы

ПЕРЕПИСКА 3. ФРЕЙДА

Мартин Гротьян

ЗИГМУНД ФРЕЙД КАК АВТОР ПИСЕМ

Писать письма было любимейшим занятием Зигмунда Фрейда. Количество написанных им за свою жизнь писем, адресованных членам семьи, друзьям и соратникам, сторонникам и противникам психоанализа, художникам и ученым, поистине неизмеримо. Про многие письма сегодня можно сказать, что они стали литературой или, по крайней мере, литературным источником по теории психоанализа.

Эти письма позволяют нам увидеть разностороннюю и сложную личность Фрейда: они передают его страстность как человека молодого, они свидетельствуют о зрелости ученого и исследователя бессознательного, мудрости зрелого мужа, страдавшего от трагизма жизни, но принимавшего судьбу с мужеством Моисея¹ и Иова² , праобразов, необычайно близких ему по духу (см. также статью М. Гротьяна и Ю. фом Шайдта «Фрейд в зеркале биографов»).

Если бы все письма, вышедшие из-под пера Фрейда, можно было рассмотреть в хронологическом порядке, то мы бы получили, по сути, дневник его жизни.

Обилие написанных Фрейдом писем, помимо других причин, объясняется сильной потребностью в том, чтобы воспринять и передать тот импульс, который он сам получал благодаря письмам.

На все адресованные ему письма Фрейд отвечал незамедлительно. Пишущая машинка появилась в семье Фрейда позднее и использовалась лишь в редких случаях. Все письма Фрейд собственноручно — не прибегая к услугам секретаря — заносил в толстый, огромного формата, регистр, исписывая страницы с обеих сторон. Некоторые письма Фрейд писал между приемом пациентов, другие — вечером после работы.

Очень выразительный, своеобразный почерк Фрейда, достаточно нетипичный для ученого, по мнению X. Беккера (Becker 1956), обнарркивает удивительное сходство с почерком И. С. Баха³ . Выражаемое почерком особое сочетание напряжения и гордости от достигнутого указывает на постоянные конфликтные эмоции человека, обладающего недюжинной жизненной силой и характером борца. Сам Фрейд к графологическим интерпретациям относился с недоверием и скепсисом⁴ .

Почерк Фрейда не всегда легко разобрать. Ему и самому бывало трудно разбирать почерк других. Он часто сетовал на свое раздражение, когда приходилось расшифровывать чужие письма, например от Людвига Бинсвангера. В таких случаях ему обычно помогала дочь Анна.

У Фрейда всегда было непосредственное, личное впечатление от всего того, что он переживал. Он доверял своему восприятию, прекрасно знал свое время и имел склонность все записывать. Однажды он посоветовал Джоан Ривьере (1883—1962) записывать мысли, которые она выражает в своем анализе. Джоан Ривьере —

ученица Фрейда, ставшая впоследствии выдающимся психоаналитиком ⁵ . Ею было записано содержание соответствующей беседы с Фрейдом в период психоаналитической работы в Вене. Слова Фрейда, говорившего по-английски примерно так же хорошо, как Джоан Ривьере по-немецки, можно перевести следующим образом: «Запишите это, запечатлите черным по белому; тогда Вам проще будет с ним обращаться, ведь тем самым Вы вынесете это за рамки своей [душевной] системы», и: «Поэтому извлеките это из себя [намек на анальную продукцию!], продуцируйте [свои мысли]» ^б .

Вести записи было для Фрейда особой формой его желания наблюдать, жить, узнавать, выражать себя, понимать себя и овладевать собою. Он писал письма как книги, а его книги часто читаются словно письма: написанные искренне, стилем, который можно назвать классическим, образным языком (например, когда, находясь в изоляции, он сравнивает себя со свежевыкрашенной стеной, которую все боязливо обходят стороной). Он не любил вносить исправления, и если на один лист приходилось две поправки, он считал это верным признаком старения.

Масштаб переписки Фрейда огромен. Назовем лишь некоторые цифры из этого неисчерпаемого источника: около 2500 писем к членам своей семьи, около 1500 любовных писем к женщине, с которой он был обручен и которая впоследствии стала его женой, более 2000 писем к Ференци — близкому другу и поверенному, к которым, к сожалению, до сих пор нет открытого доступа, и почти 500 писем к Абрахаму.

Скрытый мотив пристрастия Фрейда к письмам, возможно, станет понятным благодаря следующей догадке: каждое письмо было частью его «самоанализа», подготовкой, частью или заключительным словом к нему. Начало такому самоанализу было положено его письмами к любимой Марте, продолжение ему дала переписка с «аналитиком на расстоянии» Вильгельмом Флиссом. По отношению к этим двум самым важным партнерам по переписке это полностью справедливо по крайней мере до 1900 года, в котором появилось «Толкование сновидений». Следы аналитических наблюдений фрейдовского «перманентного анализа» можно обнаружить во многих последующих письмах к друзьям и противникам.

Мы вышли бы за рамки данной работы, если бы попытались охватить переписку Фрейда со всеми людьми, которые были важны для него в его жизни. Поэтому мы ограничиваемся лишь теми партнерами по переписке, которые значимы, с одной стороны, с точки зрения фрейдовского самоанализа, с другой стороны, с точки зрения развития психоанализа как науки. Это относится как к опубликованным, так и к неопубликованным письмам Фрейда, к которым автор имел доступ.

При таком выборе нам неизбежно пришлось исключить тех партнеров по переписке, о которых подробно рассказывается в статье об известных фрейдовских случаях, равно как и столь важную для жизни и творчества Фрейда фигуру, как Йозеф Брейер (см. также статью Юргена фом Шайдта «Фрейд и его время»).

Кроме того, мы познакомимся с интересными с точки зрения истории психоанализа документами, записями о «фрейдовских средах» (с 1906 года), называемыми «Протоколами», которые велись секретарем объединения Отто Ранком, а также с «письмами по кругу», которые с 1920 по 1924 год Фрейд и Ранк направили шести членам Комитета⁷ . (Портреты партнеров Фрейда по переписке читатель найдет в этой книге.)

Страница из регистра писем Зигмунда Фрейда — Ноябрь/Декабрь 1938 года. Факсимиле из книги «Briefe (1873—1939)». Frankfurt/M.: Fischer 1960, 473

Письма к невесте и будущей жене Марте Бернайс

Фрейд познакомился с Мартой Бернайс в апреле 1882 года, когда сестры Марта и Минна гостили в доме его родителей. Спустя два месяца, в июне 1882 года, они обручились. Фрейду было двадцать шесть лет, Марте не исполнилось еще и двадцати одного.

Мать Марты, женщина энергичная, сделала все, чтобы разлучить влюбленную пару, которой предстоял длительный период помолвки, и настояла на переезде из Вены в дом, принадлежавший их семье в Вандсбеке близ Гамбурга. Это обстоятельство прежде всего и является причиной возникновения переписки двух влюбленных, длившейся четыре с половиной года после их обручения. До тех пор, пока ситуация с работой и, соответственно, материальное положение Фрейда не давали ему возможности содержать семью, такое поведение позволяло оставаться в рамках установленных приличий и пользоваться одобрением тогдашнего добропорядочного общества.

Поскольку по финансовым причинам Фрейд мог лишь изредка и ненадолго навещать свою невесту, на протяжении этих лет переписка оставалась практически единственным средством связи для влюбленных. Фрейд писал ежедневно, иногда даже по два-три раза в день. Его письма содержат такой богатый автобиографический материал, что по ним можно очень точно воспроизвести события, происходившие с 1882 по 1886 год. Кроме того, в них особенно полно раскрываются чисто человеческие черты Фрейда. Письма Фрейда отличает деликатность, обстоятельность; часто бурно выражая свои чувства, он описывает события повседневной жизни, свои размышления, поступки, взгляды. Мы узнаем о первых днях его пребывания в Вене, о работе, бедности и надеждах; о долгих беседах, проводимых с друзьями в клинике и в кафе. Фрейд говорил о своей любви, о своих надеждах и разочарованиях, о вере в самого себя и сомнениях, одолевавших его, когда он начинал думать о будущем. Обо всем этом писал он своей любимой девушке, чтобы перенести разлуку, которую они оба тяжело переживали.

Это было время подготовки к жизни, к любви, к супружеству, к работе, и это было время подготовки — если не начало — фрейдовского «самоанализа», первого сознательного путешествия в неизведанный край бессознательного.

Из уже упомянутых 1500 писем Фрейда к Марте (Мартой Бернайс было написано около 600 писем к Фрейду) их сыном Эрнстом и его женой Люси были отобраны и опубликованы наиболее яркие и показательные (Е. Freud 1960, 1968). ' Вот два письма, относящиеся к 1883 и 1886 годам (Е. Freud 1960, 56—58, 224-225).

Вена, 29 августа 1883, среда вечером.

Любимая моя Марта,

Твое милое, умное письмецо и меткое описание рынка в Вандсбеке очень порадовали меня и помогли моему продолжающемуся выздоровлению, — если бы не катар, можно было бы говорить о здоровье. Ты рассуждаешь почти как Вагнер в «Фаусте» во время приятной прогулки, и мне также хочется ответить с отменной деликатностью доктора Фауста: «Здесь вновь человек я, здесь быть им могу». Но нет, возлюбленная, ты совершенно права, в развлечениях народа нет красоты и возвышенности; меня, по крайней мере, это больше не привлекает. Те развлечения, о которых мечтаю или которые уже

испытал, — это минутки беседы с любимой, которая прильнет к тебе, и чтение, где то, о чем ты думаешь или чувствуешь, встает перед тобой с отчетливой ясностью, сознание того, что за день ты чего-то добился, продвинулся в разъяснении какой-нибудь проблемы, все это очень отличается от того, и было бы жеманством испытывать искреннюю радость по поводу тех зрелищ, которые ты описываешь.

Прости, что я цитирую самого себя, но мне приходят в голову мои давние мысли о Кармен: чернь наслаждается жизнью, а мы терпим лишения. Мы страдаем, чтобы сохранить нашу г^елостность, мы экономим на нашем здоровье, на нашей способности наслаждаться, веселиться, мы стараемся возвыситься до чего-то такого, о чем сами не имеем понятия, — и эта привычка постоянного подавления естественных потребностей придает нам характер совершенства. Наши чувства отличаются большей глубиной, и мы не разрешаем себе быть способными на что-то дурное. Почему мы не напиваемся? Потому, что неудобство и позор, причиняемые похмельем, превосходят удовольствие от выпивки. Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при каждом расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца. Почему не каждый человек становится нашим другом? Потому что утрату друга или его несчастье нам бы пришлось тяжело переживать. То есть мы стремимся в большей степени к тому, чтобы отвести от себя страдания, нежели к тому, чтобы получить удовольствие, и, по большому счету, мы являемся людьми, как мы с тобой, которые на протяжении лет чего-то лишены и тоскуют, чтобы оставаться верными друг другу, чтобы суметь перенести тяжелый удар судьбы, лишающий нас самого дорогого. Люди, которые, как Азра', могут любить только один раз. Весь наш образ жизни основан на предположении, что мы защищены от грубой нищеты, что перед нами открыта возможность оставаться в стороне от пороков, присущих обществу. Беднота, народ не смогли бы выстоять, не будь они толстокожими, не имей они поверхностных чувств; к чему им сильные привязанности, если все беды, имеющиеся в запасе у природы и общества, направлены против их любви, к чему им пренебрегать сиюминутными удовольствиями, если им нечего рассчитывать на какие-либо другие? Бедные слишком слабы и незащищенны, чтобы делать это так же, как мы. Когда я вижу, как народ развлекается, пренебрегая всякой разумностью, я всегда думаю, что таким образом эти люди компенсируют все недостатки социальной организации, болезни, эпидемии, налоги, перед которыми они совершенно беззащитны. Не буду развивать эти мысли, но можно было бы показать, что «народ» рассуждает, верит, надеется и работает совсем не так, как мы. Существует психология простого человека, которая в достаточной степени отличается от нашей. Общественное чувство у них также более сильно развито, чем у нас, только у них оно отличается такой живостью, что один человек продолжает жизнь другого, в то время как для каждого из нас мир исчезает с его собственной смертью.

Любимая моя девочка, если тебе не нравится моя болтовня, ты можешь возразить. Ты еще не знаешь, какое влияние ты на меня имеешь; а если я бываю резок в отношении некоторых вещей, связанных с основными условиями и событиями, касающимися нашего соединения, то прошу тебя не судить по этому также и о другом. Я отдаю себя под полную опеку моей принцессы. Приятно находиться во власти любимого человека; были бы мы еще не пых далеко друг от друга, моя милая!

Девушка, в судьбе которой я принял такое участие, потеряла в течение нескольких дней то, чего я достиг, работая с ней. Здесь было мною осложнений, которым, нет аналогов в нашей практике, и слишком много вины с ее стороны. Врача не может и не должно не трогать человеческое юре, он может лишь быть менее чувствительным, если он счастлив в своем собственном доме...

С Пфунгеном у нас постоянные и существенные разногласия, я зашел так далеко, что противоречу ему в присутствии Мейнерта. Во всех вопросах, решение которых определяется Мейнертом, правда оказывается на моей стороне, так как Пфунген выдвигает совершенно бредовые, странные идеи; но я все-таки должен сказать, что замечаю в себе такой деспотизм, что мне страшно тяжело это переносить, это угнетает меня. Ты-то хорошо его знаешь, но если, несмотря на все, все-таки любишь меня, то я счастлив.

Все свободное время я использую для работы, началом которой доволен, я не думал, моя милая, что буду так остро реагировать на успех или неуспех, как ты пишешь. Мой метод еще не завершен, он работает, но я не всегда справляюсь с ним, он не всегда показывает одно и то же.

Спокойной ночи, любимая, моя драгоценная принцесса. Твои письма очень ободряют меня.

По-прежнему любящий тебя

твой Зигмунд. ' Имеется в виду стихотворение г. Гейне «Азра».

Вена, четверг, 13 мая 1886 г.

Драгоценное мое сокровище,

Я больше не смогу писать тебе в часы приема из-за уймы дел: здесь полная комната людей и я едва управляюсь к трем часам. Доходы пока неблестящие, зато больных, отбирающих у меня время, гораздо больше. Во всяком случае, пациентов, которые платят, у меня немного. Жена профессора М., доставившая мне много хлопот (ее ишиас почти излечен), и два полицейских, которые приходят один раз в неделю. Завтра придет Т. Сегодня, например, чистый доход был 8 гульденов, а именно: три от одного полицейского и пять — снова благодаря Брейеру, приславшего госпожу К. за разъяснениями по поводу ее мужа.

Я заметил, что труд врача и его заработок могут совершенно расходиться. Можно получать деньги ни за что, с другой стороны, можно маяться, не имея никакого дохода. Так, позавчера ко мне пришел один американский врач, нервнобольной, и его сложный случай так заинтересовал меня, что я принял его, не взяв платы. Сложность этого случая объясняется отношением пациента к его жене, красивой и интересной женщине, с которой мне также приходилось иметь дело, по этому поводу я завтра иду к профессору Хробаку '. Я слишком устал, поэтому не буду описывать тебе деликатные подробности. Меня встревожило, что в обоих случаях, когда эта дама была у меня, твоя фотография, которая никогда не сдвигалась с места, выпадала из записной книжки. Мне не по душе подобные намеки, может быть, это было предостережение — но я не нуждаюсь в нем!

Итак, врач должен экономить. Я берегу каждый гульден; вчера я был приглашен к одному дальнему знакомому на Штадтгутгассе, денег за это, конечно, не получил, но два часа потерял, так как не мог нанять экипаж. То же самое и сеюдня, а вернувшись домой, я обнаружил только что присланный срочный вызов. Тут уж, конечно, пришлось нанимать экипаж, и то, что сэкономил на ужинах за три дня, я отдал за проезд.

В четверг в психологическом клубе делал доклад о гипнотизме, он получился хорошим и был всеми одобрен. Этот же доклад я собираюсь сделать через две недели в Психиатрическом обществе, после чего еще через три недели я сообщу о моих парижских впечатлениях в Обществе врачей. Борьба с Веной идет успешно, а если бы ты была здесь, я бы, поцеловав тебя, сказал, что не потерял надежду через шесть месяцев назвать тебя своей женушкой.

кумою, что для бесплатных пациентов и для пациентов, нуждающихся в легкой электризации, придется ввести вторую очередь приема три раза в неделю с трех до четырех часов. Моя позиция здесь все же сильна, как я заметил по многим признакам.

Спокойной ночи, сладкая моя, мое сокровище,

твой Зигмунд.

¹ fipKmop Рудольф Хробак (1843—1910) — профессор гинекологии в Венском университете.

После 26 лет совместной жизни Фрейд писал (I960, 307—308):

Рим, 20 сентября 1912 г.

Любимая моя старушка,

Только что с большим удовлетворением получил твое первое письмо из Вены и очень обрадовался новостям, особенно о переменах у Матильды, хотя я совсем и не беспокоился за нее. Но все же уговори ее несколько понизить температуру воздуха.

Вместе с твоим письмом пришли предложение от одного английского магазина, торгующего книгами, о переводе «Толкования сновидений», уже третье, которое я вынужден был отклонить', и извещение от одной срочной пациентки из Кракова. Я не сомневаюсь, что, пока я буду работать, нам будет на что жить.

Рим очень понравился мне. Я наслаждаюсь, как никогда прежде, может быть еще и потому, что у меня великолепное жилье. Мой старый план утвердился: не Коттаж ", а Рим. Тебе и Минне здесь тоже понравится.

О прелестной погоде, солнце, ветре и свежем воздухе я не смогу рассказать тебе иначе, чем отослав тебя к С. Кристофу.

Отель по своему уюту может сравниться с Клобенштейном. Ференци не оставил меня, напротив, с тех пор как я снова полезен, он стал инициативным и внимательным компаньоном. Он всегда очень ласков.

Мое состояние пока не совсем нормализовалось, каждый второй день еще случаются какие-то неприятности, но уже нет никакого сравнения с тем, что было. Вчера после званого обеда даже были в театре, смотрели новую патриотическую оперетту. Для меня этого было многовато, к тому же, кажется, я зря выпил кофе в антракте. Но сейчас — перед ленчем — я снова бодр. Никогда еще я так не заботился о себе, не был столь свободным от работы, не жил по своему желанию и в свое удовольствие. Сегодня я даже нашел и купил гардению, ее запах привел меня в отличное настроение. Минна знает это растение, оно еще изысканнее, чем дурман.

Надеюсь, что скоро опять буду свежим и дееспособным, у меня нет таланта хворать. Не удивляйся, однако, что я не думаю о том, чтобы вернуться пораньше, собираясь поступить, как Эрнст: «Я остаюсь здесь!» '" — пока есть деньги.

Передавай сердечный привет всем нашим молодым и старикам.

Твой Зигм.

I Право переводить «Толкование сновидений» уже было предоставлено А. А. Бриллу.

II Загородный район Вены.

III Цитата часто повторявшегося в семейном кругу выражения Эрнста, младшего сына

Фрейда (названного в честь профессора Эрнста фон Брюкке, родился в 1892 году), который

маленьким ребенком после летнего отдыха не хотел уезжать из Ловерны.

Когда Вальтер Иене (Jens 1962, 66) пишет по поводу фрейдовских писем: «Сколько здесь изящества, плутовства, юмора и самоиронии... сколько стилистической точности...», это хотя и относится ко многим письмам Фрейда, но прежде всего к письмам его невесте, а затем и жене Марте Бернайс.

Письма другу и «аналитику на расстоянии» Вильгельму Флиссу

Из переписки между Фрейдом и Флиссом сохранились только письма Фрейда. С 1887 по 1902 год Фрейд в общей сложности отправил двумя годами младшему берлинскому специалисту-отоларингологу и биологу Вильгельму Флиссу (1858— 1928) 284 послания: письма, открытки, телеграммы и записки, которые впервые были выборочно опубликованы в Лондоне в 1950 году Мари Бонапарт, Анной Фрейд и Эрнстом Крисом.

Когда вдова Флисса пожелала получить от Фрейда письма своего мужа, он, согласно Максу Шуру, не смог их найти. Мари Бонапарт он в 1937 году сказал: «Я до сих пор не знаю, уничтожил я их или так искусно спрятал. Наша корреспонденция была самой интимной, какую вы только можете себе вообразить» (Schur 1965, 12).

История писем Фрейда Флиссу напоминает «Одиссею». После того как вдова Флисса продала их одному берлинскому книготорговцу с тем условием, что они не попадут в руки Фрейда, тот в свою очередь предложил их Мари Бонапарт, принцессе Греческой и Датской, хорошей подруге, а некогда ученице и пациентке Фрейда. В 1937 году она выкупила их за 100 фунтов, привезла в Вену и спрятала даже от Фрейда, который непременно хотел завладеть корреспонденцией, чтобы ее сжечь. Когда нацисты вошли в Вену, Мари Бонапарт удалось уберечь драгоценный архив от гестапо. Она привезла документы в датское посольство в Париже, а потом переправила в Англию. Об этой странной и со стороны Фрейда часто лишенной критики дружбе было немало написано и домыслено⁸ .

Флисс пристально интересовался женским циклом и позднее сочинил сложную, однако научно недостоверную систему периодов, которая должна была подойти всему живому. Он видел тесную взаимосвязь между половой деятельностью и реакцией слизистой носоглотки, которая якобы набухает во время менструации и при половой деятельности ⁹ . Для мужчин он рассчитал цикл в двадцать три дня, вычтя из периода в двадцать восемь дней пять дней женской менструации. Флисс вообще охотно обращался к математическим спекуляциям и некоторое время ему удавалось оказывать этими своими представлениями сильное влияние на Зигмунда Фрейда.

В течение пятнадцатилетней переписки между этими двумя людьми интересы Фрейда все больше обращались от неврологии к психоанализу. В этот плодотворный период он написал «Очерки об истерии» (1895), «Толкование сновидений» (1900) ¹⁰ и «Психопатологию обыденной жизни» (1901). Он предпринял грандиозную попытку проанализировать самого себя, то есть найти новый путь к пониманию человеческой жизни и своими открытиями подтвердить всеобщую применимость психоанализа. Здесь Вильгельм Флисс был партнером, которому Фрейд

мог поведать почти все, его «альтер эго», поддерживавшим Фрейда своим интересом: «...я не могу писать вовсе без аудитории, однако мне вполне достаточно, если я пишу только тебе» (Schur 1972, 181). Из переписки с Флиссом становится ясно, что Фрейд приступил к систематическому самоанализу примерно в октябре 1897 года (Freud/Fließ 1950, 183-184 и 189-190):

Д-р Ъигм. Фрейд,

доцент университета

по специальности «нервные болезни».

Вена 7. 7.97 IX. Ъерггассе, 19

Дорогой мой Вильгельм!

Я знаю, что в настоящее время я никудышный корреспондент, который не вправе предъявлять какие бы то ни было, претензии, однако так было не всегда и так это не останется. Я сам еще не понимаю, что произошло, но что-то из глубочайшей бездны моего собственного невроза воспрепятствовало продвижению в познании неврозов, и каким-то образом ты тоже оказался вовлечен в это. Мне кажется, парез, не дающий писать, случился специально ради того, чтобы нарушить наше общение. У меня нет никаких тому доказательств, просто ощущения самой неотчетливой природы. Не произошло ли нечто подобное с тобой? Несколько дней назад мне почудилось, что готовится освобождение из потемок, я замечаю, что мне удалось все же совершить дальнейшие шаги в работе, и порой мне приходит на ум то или иное. Разумеется, свой вклад внесли и жара, и переутомление.

Итак, я вижу, что защита от воспоминаний не препятствует тому, чтобы из них возникли высшие психические образы, которые на некоторое время обретают устойчивость, а затем сами подвергаются сопротивлению чрезвычайно специфического типа, в точности как во сне, который вообще содержит в зародыше всю психологию неврозов. Таковы обманчивые воспоминания и фантазии, связанные соответственно с прошлым или будущим. Я приблизительно разобрался с правилами, по которым образуются эти картины, и с причинами, в силу которых они становятся устойчивее, нежели подлинные воспоминания, и тем самым узнал нечто новое о характеристике этого процесса. Наряду с ними возникают извращенные побуждения, а при вытеснении этих фантазий и импульсов, которое позднее становится необходимым, проявляется более высокая детерминация симптомов, проистекающих уже из воспоминаний, и новые мотивы цепляться за свою болезнь. Я изучил несколько типичных случаев сочетания подобных фантазий и побуждений и типичные условия, при которых происходит их вытеснение. Эти знания еще не являются полными. Техника начинается с предпочтения определенного пути как наиболее естественного.

Мне думается, что с объяснениями снов все решено, но вокруг громоздятся сплошные загадки. Тебя ждет органологическая сторона, здесь я не добился ни малейшего успеха.

Вот, например, интересный сон: человек со стыдом и страхом бродит среди незнакомых людей наполовину или полностью обнаженный. Достойно удивления, что, как правило, люди не сознают, что таким образом осуществляется их заветное желание. Материал этого сна, связанный с детской склонностью к эксгибиционизму, поучительным образом искажен и недопонят в известной сказке (мнимое платье короля — «Талисман»). Подобным способом Я пытается превратно истолковать и прочие сновидения.

С лета меня более всего интересует, где и когда мы встретимся, поскольку сама встреча уже твердо запланирована. А-р Гаттл чрезвычайно интересуется и мной, и моими теориями... Надеюсь, когда он приедет в Берлин, ты что-нибудь в нем найдешь и сможешь у него позаимствовать.

В Аусзее все хорошо. Я с жадностью ожидаю от тебя известий.

Сердечный привет всей семье.

Твой Зигм.

Вена 3. 10. 97

Аорогой Вильгельм!

Мой визит имеет то преимущество, что ты вновь можешь делиться со мной всеми частностями, поскольку на настоящий момент мне известно в общих чертах целое; только не жди ответа по каждому пункту, да и по поводу некоторых соображений ты, надеюсь, учтешь, что я, будучи в твоих делах посторонним, судить о них не способен. С внешней стороны у меня почти ничего не происходит, но внутренняя жизнь содержит немало интересного. Уже четыре ночи самоанализ, который я считаю необходимым для решения всей проблемы, продолжается во сне, и я получил от него чрезвычайно ценные результаты и выводы. Иногда у меня возникает ощущение завершения, и до сих пор я с точностью угадывал, с чего начнется сон в следующую ночь. Наибольшую трудность представляет для меня письменное изложение, тем более что оно очень пространно. Могу лишь сообщить, что старик у меня не играет активной роли, но что я направил вывод по аналогии с себя на него, а моя «прародительница» была уродливая, но чрезвычайно умная женщина, которая поведала мне многое о господе Боге и аде и внушила мне высокое мнение о собственных способностях; что позднее (между двумя и двумя с половиной годами) мое либидо пробудилось по отношению к матери, а именно после совместной поездки в Аейпциг, когда нам довелось вместе ночевать и я увидел ее обнаженной. (Ты давно уже сделал соответствующие выводы в отношении своего сына, насколько я понял из одного оброненного тобой замечания.) Младшего меня на год брата (он умер младенцем) я принял злобно, с истинно детской ревностью, и его смерть осталась во мне семенем для угрызений совести. Я вспомнил и товарища по моим нехорошим поступкам между первым и вторым годами, это был мой племянник, на год старше меня, теперь он в Манчестере, а когда мне исполнилось четырнадцать лет, он навещал нас в Вене. Похоже, мы оба жестоко обращались с младшей на год племянницей. Этот племянник и младший брат определяют теперь невротизм, но вместе с тем и интенсивность всех моих дружб¹ . Ты сам застал мой страх путешествий еще в цвету.

Что же касается самих сцен, которые лежат в основе этой истории, с ними я еще не разобрался. Если они проявятся и мне удастся определить истоки собственной истерии, я буду этим обязан старухе, которая в столь юном возрасте приуготовила мне средства к тогдашней и дальнейшей жизни. Ты видишь, прежняя привязанность берет верх и ныне. Я не могу передать интеллектуальную прелесть этого труда.

Рано утром приедут дети. Практика плетется еле-еле, я боюсь, что если она наладится, то станет препятствием для самоанализа. Мое убеждение, что трудности лечения проистекают из того, что врач в конечном счете поддается дурным склонностям пациента, его желанию сохранить свое заболевание, становится все сильней и отчетливей. Посмотрим, что будет дальше.

Сердечно приветствую тебя и твою небольшую семью, надеюсь в скорости вновь получить кусочки с твоего стола.

Твой Зшм.

¹ Ср. «Толкование сновидений», G. W. II— III , 487, где Фрейд еще резче формулирует эту часть аналитического прозрения: «Интимный друг и заклятый враг всегда оставались необходимыми предпосылками для жизни моих чувств; я вновь и вновь создавал их, и нередко детский идеал проявлялся настолько сильно, что друг и враг совпадали в одном лице, разумеется, уже не одновременно и не в постоянно сменяющихся ипостасях, как эпю было возможно в первые годы детства».

В письмах Флиссу мы видим, как он Фрейд воспринимал самого себя и то, как он постепенно распознавал сущность и динамику своего бессознательного. Мы читаем о заботах, связанных с его венскими пациентами, и о его желании провести психоанализ с русским царем, чтобы в дальнейшем без забот жить на полученный гонорар. Прямо у нас на глазах он пытается бросить курить и вновь поддается этой привычке, не успев даже дописать письмо. Живо представляем мы, как он собирает грибы вместе с детьми.

Фрейд неустанно стремится проникнуть в глубинные слои своего бессознательного. Он записывает свои сны и анализирует их, разбирая свои промахи и симптомы невроза. Он одержим некоей страстью или «демоном». В своем собственном бессознательном Фрейд находит разрешение загадки Сфинкс и новую методику, которую он с осторожностью начинает применять к самому себе.

Письма относятся к периоду научной и личной изоляции, продолжавшейся примерно до 1910 года. С цоразительной отчетливостью проступает взаимосвязь между великим открытием бессознательного и проводимым Фрейдом самоанализом. После смерти своего отца Якоба (23 октября 1896 года) Фрейд обрел в самом себе основного своего пациента и едва не рухнул под бременем сверхчеловеческой задачи анализировать самого себя. Ни до, ни после подобный процесс не был записан столь точно и со столь ценными научными выводами.

Некоторые важные рассуждения относительно переписки Фрейда с Флиссом были опубликованы гораздо позднее Максом Шуром (Schur 1966), который, будучи личным врачом Фрейда, пользовался доверием семьи и имел доступ к неизданной части переписки.

Макс Шур исходил из нового анализа знаменитого сна об Ирме (см. статью А. Беккер в этом томе). Фрейд постоянно указывает, что этот сон первым подвергся полноценному анализу. К сновидению об Ирме Фрейд впервые систематически применил метод свободных ассоциаций для каждого отдельного элемента явного содержания сновидения¹¹ . Затем Фрейд соединил разрозненные ассоциации и добился осмысленного целого. Систематический анализ этого сна относится к ночи 24 июля 1895 года, которая благодаря ему становится историческим моментом: согласно интерпретации Макса Шура, основанной на новом материале, этот сон приснился Фрейду в кульминационный момент его позитивного переноса на Флисса. Шур добавляет важный материал к сновидению об Ирме, который относится к периоду, когда термины «сопротивление» и «переработка» еще не были четко сформулированы. Ирма страдала от запоров, и Фрейда постоянно мучил вопрос, является ли этот симптом неотторжимой частью невроза или же признаком органического заболевания. Сон указывает на внутренний конфликт: справедливо ли он упрекал Ирму, что она не следует его указаниям и тем самым препятствует выздоровлению, или же она в самом деле страдает органическим заболеванием? Из неопубликованных писем Фрейда Флиссу, написанных в этот

период, выясняется, что, по просьбе Фрейда, пациентка была обследована Флис-сом с целью установить, имело ли место «заболевание носа», которое соответствовало бы ее соматическим симптомам. Флисс приехал из Берлина, назначил операцию, провел ее и несколькими днями позже возвратился в Берлин. В письме от 3 августа 1895 года Фрейду пришлось сообщить другу, что произошло после его отъезда. Состояние больной резко ухудшилось, к ней вызвали венского врача, и тот, ко всеобщему ужасу, обнаружил неизвлеченный тампон. Когда постороннее тело, к тому времени уже разложившееся, было извлечено из носа пациентки, началось опасное для жизни кровотечение. У больной еще дважды наблюдалось сильное кровотечение, прежде чем она совершенно оправилась. Фрейд медлил сообщить об этом другу и наконец написал, присовокупив длинное извинение и постоянно подчеркивая, что никто не упрекает в случившемся Флисса. Здесь отчетливо видно, как развивается позитивный перенос у Фрейда на Флисса. Первоначально Фрейд весьма сомневается, показаны ли такие операции, тем более выясняется, что они вовсе не безопасны, затем Фрейд испытывает потребность избавить Флисса от ответственности за последовавшее осложнение. Это кажется наиболее сильным и непосредственным мотивом знаменитого «сна об Ирме». С этого момента и до 9 июня 1901 года, когда Фрейд написал Флиссу неопубликованное прощальное послание, которое тем не менее оказалось непоследним, происходил перенос.

Как полагает Шур, в подобной уникальной аналитической ситуации переоценка Флисса сделалась необходимостью. «Однако в еще не подавленной части своего Я Фрейд осознавал, что теории Флисса были фантазиями. Более того, Фрейд знал, что в конечном счете ему придется признать несовместимость собственной концепции психического детерминизма с флиссовской теорией космического детерминизма человеческих поступков. Итак, Фрейд ожидал, что вскоре и Флисс окажется на обочине и станет ревенантом^lz » (Schur 1972, 207).

ПЕРЕПИСКА ФРЕЙДА С ПИОНЕРАМИ ПСИХОАНАЛИЗА

После издания «Толкования сновидений» (1900), «Психопатологии обыденной жизни» (1901) и «Трех очерков по теории сексуальности» (1903) имя Фрейда становилось все более известным в научных кругах также и за пределами Вены и вместе с тем его идеи вызывали все больше споров. Для психоанализа наступал период борьбы. В то время как убежденные приверженцы традиционного врачевания откровенно отстранялись от теорий Фрейда, другие коллеги из мира медицины заинтересовались новой наукой и сделались приверженцами психоанализа. Они сгруппировались вокруг Фрейда как основателя, собирались в его доме (с 1902 года регулярно по средам вечером), вступали с ним в обширную переписку, которая, как правило, продолжалась в течение всей жизни.

Фрейд находил особый тон для каждого из учеников и коллег и особенно заботился об индивидуальных аспектах подобных отношений. Чаще всего он выступает как мастер психоанализа, порой как друг или строгий наставник, гораздо реже — как противник. По отношению к самому себе он был пуританином, однако к другим людям относился терпимо и либерально. К своим приверженцам он часто обращается как вождь и владыка, ведущий свой народ в неведомую страну. Он сплачивает, раздает приказы, утешает, помогает словом и делом — всегда памятуя о том, в каком виде психоанализ предстанет перед судом современников.

Переписка Фрейда с Эугеном Блейлером

Наряду с Венским кружком в Швейцарии при цюрихской лечебнице Бургхёльц-ли образовалась также небольшая группа фрейдистов, в которой под председательством К. Г. Юнга начиная с 1907 года дебатировались идеи Фрейда. К этой группе помимо Эдуарда Клапареда, Людвига Бинсвангера, Франца Риклина и Альфонса Мё-дера принадлежал известный психиатр, учитель Юнга, Эуген Блейлер (1857—1939). Фрейд назвал Блейлера «старейшим и важнейшим из своих последователей» (Е. Freud 1960, 286), когда в 1908 году через Юнга он предложил ему возглавить президиум Психоаналитического конгресса в Зальцбурге. Он писал: «Для меня чрезвычайно почетно и к тому же произведет немалое впечатление на публику, если он возглавит движение моих сторонников» (там же).

С 1902 года профессор Блейлер начал применять методы Фрейда в экспериментальной психологии для лечения больных шизофренией¹³ , и Фрейд все более надеялся, опираясь на сторонников из цюрихской школы, и прежде всего с помощью К. Г. Юнга, нанести удар антисемитской оппозиции, которая воспринимала психоанализ в целом как еврейскую выдумку. Он надеялся, благодаря научным авторитетам, обрести приверженцев психоанализа во всем мире. Однако, хотя Блейлер принимал идеи Фрейда и пользовался ими (наряду с другими), он противился все более усиливавшемуся нажиму из Вены и в дальнейшем полностью высвободился из-под влияния Фрейда.

Тем не менее совместно издававшийся Блейлером и Фрейдом «Ежегодник психоаналитических и психопатологических исследований», который редактировался Юнгом, является непреходящим свидетельством сотрудничества Венской и Цюрихской групп.

Переписка Фрейда с Блейлером (сохранилось сорок писем Фрейда и пятьдесят Блейлера) была подготовлена к печати Францем Александером и Шелтоном Селес-ником с согласия сыновей ученых, Манфреда Блейлера и Эрнста Фрейда. Из-за смерти Александера и Селесника до сих пор удалось опубликовать лишь часть переписки (1966). Корреспонденция раскрывает исторический фон, на котором развивалась характерная для психоанализа тенденция к самоизоляции.

Согласно Джонсу, Блейлер ездил на личное свидание с Фрейдом в Мюнхен и в ходе этой встречи пообещал ему присоединиться к Международному объединению. Кроме того, разговор затронул самые интимные вопросы, поскольку 28 декабря 1910 года Фрейд писал Ференци: «...он такой же бедолага, как и все мы, и хочет, чтобы его хоть немного любили, а это его желание самые важные для него люди (например, Юнг. — Прим. Джонса) игнорируют» (Jones II, 95).

В биографии Фрейда Джонс описывает колеблющуюся позицию Блейлера, возрастающее разочарование в антиалкоголизме и антипатию к Юнгу. Он отмечает нежелание швейцарской школы вообще принадлежать какой-нибудь международной организации. Похоже, что Блейлер в первую очередь выступал как противник свойственного психоанализу сектантства, и даже преклонение Фрейда и его настойчивые просьбы оставаться членом психоаналитического объединения не смогли переубедить Блейлера. Из-за множества искажений, вносимых в психоанализ, Фрейд считал себя вынужденным основать изолированную, закрытую организацию, живущую своей жизнью.

28 сентября 1911 года Блейлер, которому Фрейд надеялся доверить руководство швейцарским отделением общества, отказался от членства в нем. Это произошло в период интенсивного, ожесточенного сопротивления академической медицины психоанализу. Вопреки разногласиям¹⁴ , Фрейд желал и впредь сохранить Блейлера в рядах психоаналитиков, он хотел показать противникам психоанализа, насколько

неверно предполагать, будто психоанализ покоится исключительно на его плечах. Вероятно, Фрейд уже устал в одиночку отражать все нападки.

Фрейд стремился создать организацию, которая могла бы контролировать и авторитетно судить о том, что может считаться психоанализом, а что нет. Блейлер не мог принять авторитарную позицию «официального» психоанализа. По его убеждению, расхождение во мнениях следует преодолевать в дискуссиях, а не с помощью организационных мероприятий.

Кроме того, Фрейд отчетливо указывал, что нуждается в дисциплинарной организации для защиты от «своих венцев», как он их называл. Когда Фрейд понял, что Блейлер не желает выполнять роль промежуточного звена между психоанализом и академической психиатрией, он отказался от своих планов.

Как видно из его письма от 5 мая 1922 года, Блейлер высоко ценил Фрейда: Фрейд как-то раз написал ему, что он является для него средоточием авторитета, и тот ответил: «Господи, с какой же стати?» Ведь Фрейд совершил открытие, а самому Блейлеру не удалось достичь ничего подобного (Freud/Bleuler 1965, 6). Это взаимное уважение сохранилось: из газетных публикаций, посвященных семидесятилетию Фрейда (1926), по мнению самого Фрейда, статья Блейлера была одной из лучших ¹⁵ . Также и в одном из писем Блейлера Фрейду, которое Фрейд (что тоже показательно) подробно цитирует в своем письме к Оскару Пфистеру (16 ноября 1927 г.), при определенном расхождении во мнениях отчетливо проступает все тот же дружеский тон (Freud/Pfister 1963, 127):

Я сразу же проникся Вашим «Будущим одной иллюзии» и порадовался этой книге. Исходя из совершенно разных оснований, мы приходим к единым выводам, но Ваше обоснование отличается не только красотой, оно, как всегда, затрагивает самую суть дела. Только с одним не могу согласиться, с проведенным в этой работе слиянием понятий культуры и морали, во всяком случае, с размыванием границ между ними. Я всегда жестко их разделяю.

Издатель переписки Фрейда с Блейлером, Франц Александер, умерший 8 марта 1964 года еще до выхода этих писем в свет, высказал убеждение, что изолированность организации психоаналитиков отвечала исторической необходимости. В заключительных примечаниях он говорит, что выход Блейлера из психоаналитического движения являлся признаком изоляции психоанализа от академической психиатрии и был связан с ее развитием в иерархическую централизованную организацию (Freud/Bleuler 1965, 9).

Переписка Фрейда с К. Г. Юнгом

После долгих колебаний сыновья Фрейда и Юнга, Эрнст Фрейд и Франц Юнг, в 1970 году одобрили издание это ценной переписки. Немецкое издание Уильяма Макгира и Вольфганга Зауэрлендера (Freud/Jung 1974) содержит в общей сложности 367 писем (164 от Фрейда, 196 от Юнга и 7 от госпожи Эммы Юнг), относящихся к 1906—1913 гг. и представленных без всяких комментариев в качестве исторического документа. Они снабжены прекрасным справочным аппаратом и блестяще отредактированы. До 1905 года статьи, посвященные работам Фрейда, можно встретить практически лишь в венских изданиях, но в 1906 году к ним вспыхнул интерес во всем мире и основатель психоанализа превратился в фигуру, с которой приходилось считаться. В 1904 году Фрейд узнал от Эугена Блейлера, что в его лечебнице Бургхёльцли уже два года как применяются на практике его идеи и его метод ассоциаций, причем наиболее сильное влияние исходит от главного вра-

ча Карла Густава Юнга (1875—1961), который уже в 1906 году цитировал в своей диссертации «Психология и патология так называемых оккультных явлений» «Толкование сновидений» Фрейда. В 1905 году Юнг послал Фрейду первый том своей книги «Диагностическое исследование ассоциаций», и тот откликнулся краткой благодарственной запиской. В апреле 1906 года пятидесятилетний Фрейд начинает переписку с Юнгом, своим «наследником», «приемышем» (Юнг на девятнадцать лет моложе), которая интенсивно, то есть до 50 писем в год, продолжалась в течение семи лет и которая содержит свидетельства возникновения и упадка этой дружбы. В центре научного сотрудничества, документированного в этой переписке, стояла попытка сформулировать и применить методы психоанализа к психиатрическим заболеваниям. Кроме того, Фрейд, похоже, обрадовался, обнаружив в Швейцарии академического врача, не еврея, готового присоединиться к психоаналитикам в качестве соратника и организатора. Оба они свободно обменивались мнениями относительно своих коллег и дальнейших шагов по развитию «дела». Они обсуждали опыт, полученный в работе с пациентами, разбирали крупные проблемы и частные детали теории и практики, проявляя особый интерес к шизофрении, мифологии, антропологии и оккультизму. Уже здесь видны наметки многих последующих фрейдовских идей: создание психоаналитических журналов, подготовка визитов, местных и международных встреч. Конец переписки отражает нарастающее нежелание Юнга принимать дружбу Фрейда, властное влияние последнего и его требования продолжать борьбу, организацию, управление. В письме от 28 октября 1907 года появляются рке некоторые предвестия позднейшего конфликта. Юнг писал (там же, 105):

Я должен с трудом признаться Вам, что, хотя я безгранично восхищаюсь Вами как человеком и исследователем, я Вам не завидую; то есть из этого комплекс самосохранения не проистекает, однако он возникает из того, что мое почтение к вам принимает «религиозно»-восторженный характер, и это, пусть и не причиняет мне никаких неудобств, остается для меня неприличным и смешным из-за его отчетливого эротического подтекста.

Кое-что из того, о чем здесь говорится, известно из биографии Фрейда, написанной Джонсом, однако многие подробности являются новыми и позволяют по-новому понять мысли, проблемы, радости и тревоги этих выдающихся творческих людей.

Письма Фрейда Юнгу пространны, полны благосклонности и очень личностны. Чаще, чем в других психоаналитических диалогах, они отражают разочарование, нетерпение и горечь. Семя развивавшегося конфликта было заложено рке в исходных позициях обоих корреспондентов. Так, в январе 1907 года Фрейд указывает на опасности, которые некогда превратятся в угрозу для дрркбы с Юнгом (там же, 19):

...После того как Блейлер и Вы, а отчасти и Аёвенфельд, дали мне возможность выступить публично, движение в пользу нашего новшества уже не может быть остановлено, несмотря на все потуги обреченных на вымирание авторитетов. Я нахожу чрезвычайно целесообразным, чтобы мы разделили функции в соответствии с характерами и положением; Вы бы выступали посредником у своего шефа, а я бы и впредь разыгрывал своенравие и неуступчивость, принуждая современников проглотить невкусный несдобренный кусочек. Но я прошу Вас, не жертвуйте ничем существенным из педагогических соображений или из любезности, не удаляйтесь излишне от меня, ведь на самом деле Вы так мне близки, а иначе мы еще доживем до того, что нас будут противопоставлять друг другу...

Чуть ли не каждый, кто учился у Юнга, отправлялся с рекомендательным письмом в Вену к Фрейду, и таким образом благодаря Юнгу психоанализ вербовал новых сторонников. Юнг был также организатором первого Психоаналитического конгресса. Уже в октябре 1908 года Фрейд назвал «милого Юнга» своим «наследником», тогда как Юнг так и не сменил своего обращения к «дорогому господину профессору». Из переписки с Флиссом выясняется, что Фрейд первоначально сосредоточивался на числе 51, а затем 61, как на вероятном возрасте своей смерти. С этим связан малопонятный иначе факт, что при своей активности Фрейд уже в пятьдесят лет считал себя слишком старым для предстоявших великих задач психоаналитического «дела» и все более пытался оказать духовное давление на Юнга, который преодолевал этот натиск собственными представлениями и отношениями. В апреле 1909 года Фрейд писал (там же, 241—243):

16. 4. 09 Вена, IX, Берггассе, 19'

Дорогой друг,

Надеюсь, это письмо нескоро попадет Вам в руки. Вы меня понимаете. Я пишу только для того, чтобы не дать остыть пробужденному Вами вдохновению. Поскольку я считал, что Вы уже отправились на велосипеде по северной Италии, я послал Вашей жене открытку ю Венеции, куда я поехал на Пасху в тщетном ожидании преждевременно обрести дыхание весны и отдых.

Примечательно, что в тот самый вечер, когда я формально признал Вас в качестве старшего сына и помазал Вас в наследники и кронпринцы in partibus infidelium ", Вы в свою очередь совлекли с меня достоинство отца, каковое разоблачение Вам, кажется, столь же пришлось по душе, как мне — облачение Вашей особы. Ныне я боюсь вновь превратиться в отца, если заговорю о своем отношении к полтергейсту, однако я должен это сделать, поскольку все оба?юит иначе, чем Вы можете предположить. Я не отрицаю, что Ваши сообщения и Ваш эксперимент произвели на меня сильное впечатление. Я решил понаблюдать после Вашего отъезда и излагаю Вам результаты. В первой моей комнате громкий скрип там, где две тяжелые египетские стеллы покоятся на дубовых полках книжного шкафа, так что это вполне ясно. Во второй, там, где мы слышали, скрипит очень редко. Сперва я считал достаточным доказательством, если столь частый шорох никогда больше не повторится после Вашею отъезда, однако он изредка возобновлялся, правда, вне всякой связи с моими мыслями и вовсе не тогда, когда я думал о Вас или об этой Вашей любимой проблеме. (И сейчас его нет, добавлю сразу же.) Однако другое наблюдение тут же лишило ценности первое. Вместе с чарами Вашего присутствия рассеялась и моя вера или, по крайней мере, готовность верить; мне вновь по каким-пю внутренним мотивам кажется совершенно невероятным, чтобы могло происходить нечто в подобном роде, и лишенная духов мебель глядит на меня, точно на поэта, обезбоженная природа, которую покинули греческие боги¹¹¹ . Итак, я вновь надеваю роговые отцовские очки и наставляю любимого сына сохранять ясность рассудка и лучше недопонять чего-либо, чем приносить столь великие жертвы во имя понимания; я качаю седой головой над идеей психосинтеза и размышляю: да, таковы они, эти юноши, подлинную радость доставляют им лишь те области, куда они не должны вести нас за собой, куда мы уже не поспеем со своим коротким дыханием и усталыми ногами.

Затем по праву своею возраста я становлюсь болтлив и расскажу об иных вещах меж небом и землей ^N , которые невозможно объяснить. Несколько лет назад я обнаружил в себе суеверие, будто мне суждено умереть между 61 и 62

годами, что пюгда мне казалось еще весьма отдаленным сроком (теперь осталось лишь восемь лет). Тогда я ездил с братом ^v в Грецию, и это было впрямь тревожно, как часто число 61 или 60 в сочетании с 1 и 2 возникало при всякой возможности, при обозначении всяких числовых предметов, в особенности в номерах упранспорта, чгпо я отметил специально. В унынии я надеялся передохнуть в Афинах, в гостинице, тем более что нас поселили на первом этаже, тут уж никак не мог попасться номер 61. Однако зато я получил номер 31 (с дозволения рока половину от 61—62), и это более юное и цепкое число начало еще упорнее преследовать меня, нежели первое. На обратном пути и вплоть до недавнего времени число 31, рядом с которым охотно появлялось 2, мне не изменяло. Поскольку и у меня есть в моей системе области, в которые я вступаю без предвзятоспш, но лишь с жаждой знания, как и Вы, я попытался проанализировать эти суеверия. Вот вам анализ: оно возникло в 1899 году. Тогда совпали два события. Во-первых, я написал «Толкование сновидений» (вышло с датой 1900), а во-вторых, я получил новый номер телефона, который сохранился и по сей день: 14362. Легко понять, что общею между этими двумя фактами: в 1899 году, когда я писал «Толкование сновидений», мне было 43 года. Разве не естественно было заключить, что прочие цифры обозначают конец моей жизни, то есть 61 или 62. В безумии есть мег?юд!^У1 Суеверное убеждение, будто я умру между 61 и 62, выступает как эквивалент уверенности, чпю «Толкование сновидений» завершает мой жизненный труд, я больше не обязан ничего делать и могу умереть спокойно. Вы должны признать, чпю при такой параллели все уже не кажется полной чепухой. Впрочем, за всем стоит скрыпюе влияние В. Флисса, в годы его «натиска» суеверия вырвались на волю.

Вы видите, как вновь подтверждается иудейский характер моего мистицизма. Мне остается только сказать, что приключения, подобные истории с числом 61, находят объяснение в двух вещах — во-первых, в непомерно развитой бессознательным наблюдательности, которая видит в любой женщине Елену ^т , а во-вторых, в неоспоримой «уступке совпадения», которая играет в построении безумия ту же роль, чпю телесная податливость при истерических симптомах или языковое совпадение для создания каламбура.

Итак, я в соспюянии с интересом и далее воспринимать ваш комплекс поисков привидений как симпатичную манию, которую сам я разделить не могу.

С сердечным приветом Вам, жене и детям

Ваш Фрейд.

' Начиная с третьего абзаца опубликовано в «Воспоминаниях» Юнга, Приложение, с. 370 и

далее (с двумя разночтениями: с. 371, 11-я строка снизу, «умное» вместо «юное», и с. 372,

строка 8, «понимание» вместо «параллель»). Со второго абзаца у Щура, «Зигмунд Фрейд»

с. 277 и далее, с теми же разночтениями и подробным комментарием. Ср . также :

К . R. Е i s s I e г . latent und Genius (1971), с . 145.

" Прежнее название титулярных епископов («в землях неверных»).

"'Шиллер. Боги Греции.

"Шекспир. Гамлет, I, 5. ■

^v Согласно Александеру, в сентябре 1904 года, см.: Джонс, т. II, с. 38—39.

" Ш е к с п и р, Гамлет, II, 2.

™ «Фауст», I.

Эмма Юнг, жена К. Г. Юнга, с женской интуицией предчувствовала надвигавшиеся проблемы между «отцом» и «сыном». Она предупреждала Фрейда, чтобы тот не ожидал слишком многого от ее мужа и не разочаровался бы чересчур рано,

чтобы он не снимал с себя бремя новой науки, ее организации и будущего и не возлагал этого на ее супруга. Кроме того, она задала Фрейду несколько чрезвычайно личных вопросов, после того как в частной беседе он поведал о своих предчувствиях ранней смерти и о том, что его брак давно «инертен». Однако в своих ответах Фрейд не пошел навстречу этим ее заигрываниям.

Наряду с многочисленными дискуссиями по поводу особого интереса Юнга к шизофрении, который восхищал Фрейда и привел к открытию мемуаров Шребе-ра ^1б , оба они обсуждали в письмах вопросы, связанные с Богом и миром. Фрейд часто говорит о своем «комплексе денег», заставлявшем его чересчур много работать и оставлявшем слишком мало времени для науки. Оба корреспондента обнаруживают поразительное знание Гёте и Шиллера, немецкой литературы в целом. В конце концов в декабре 1912 года Юнг написал то знаменитое письмо, которое подвело итог и без того уже развалившейся дружбе (там же, 594—595):

1003 Зеештрассе, 18. XII. 12 Кюзнах- Цюрих

Дорогой господин профессор!

Могу я сказать Вам несколько серьезных слов? Я признаюсь в некоторой неуверенности в Вас, однако стараюсь решать ситуацию в честной и абсолютно корректной манере. Если Вы в этом сомневаетесь, это Ваш собственный крест. Я, однако, хотел бы обратить Ваше внимание на то, что Ваш метод обращаться с учениками, словно с пациентами, является ошибочным. Кроме того, Вы воспитываете раболепных сыновей или наглых баловней (Адлер — Штекель и вся наглая банда, захватившая Вену). Я достаточно объективен, чтобы разглядеть Ваш трюк. Повсюду вокруг себя Вы распознаете симптомы и назначаете лечение, тем самым Вы определяете всему своему окружению зависимое положение сыновей и дочерей, которые, краснея, признают наличие дурных наклонностей. А Вы пока что остаетесь наверху в качестве отца. В полной покорности никто не смеет ухватить пророка за бороду и разочек поинтересоваться, что Вы скажете пациенту, у которого обнаружится тенденция анализировать аналитика вместо самого себя. Видимо, Вы ответите ему: «У кого из нас, собственно, невроз?»

Видите ли, дорогой мой господин профессор, покуда Вы забавляетесь такими приемами, все мои симптомы представляются мне полной ерундой, поскольку они ничего не значат по сравнению с весьма крупным бревном в глазу у брата моего Фрейда. Ведь я вовсе не невротик (чтоб не сглазить). А именно, по всем правилам искусства и с полным смирением я дал себя проанализировать, что мне весьма пошло на пользу. Вы же знаете, как далеко заходит пациент в самоанализе — из невроза он не выходит, как Вы. Когда Вы сами наконец полностью избавитесь от комплексов и перестанете разыгрывать отца своих сыновей, которых Вы постоянно бьете по больному месту, и доберетесь до самых своих корней, тогда я загляну в себя и искореню тяжкий разлад с самим собой по отношению к Вам. Или Вы так любите невротиков, что всегда были в ладу с собой? Вероятно, Вы ненавидите невротиков, как Вы можете тогда рассчитывать, что Ваши устремления как можно бережнее и ласковей обращаться с пациентами не будут сопровождаться несколько смешанными чувствами? Адлер и Штекель воспользовались Вашим приемом и сделались по-детски наглыми. Я буду держаться с Вами откровенно, сохраняя свои взгляды, и начну в своих письмах готовиться к тому, чтобы однажды сказать Вам, как я на самом деле о Вас думаю. Этот путь представляется мне наиболее порядочным.

Вас рассердит эта своеобразная дружеская услуга, но, возможно, она все же пойдет Вам на пользу.

С наилучшими пожеланиями

вполне преданный Вам Юнг.

Фрейд едва вынес тон письма Юнга, которое, по сути, явилось выражением их глубокого расхождения во взглядах. Ведь Юнг не только значительно отошел в своей работе «Метаморфозы и символы либидо» (1912) от фрейдовских представлений об инцесте, но даже пришел к выводу, что Фрейд привык воспринимать противоречащие ему теории как симптом бунта против него самого, что доказывали примеры Адлера и Штекеля. Для Фрейда признание его учения в определенной мере было условием дружеских отношений. Фрейд отдалился и оттолкнул от себя «блудного сына» (там же, 598—599):

...Впрочем, на Ваше письмо ответить невозможно. Оно обрисовывает ситуацию, которая была бы трудна и для устного объяснения, а в письменном общении вовсе неразрешима. Среди нас, аналитиков, установилось, что никто не должен стыдиться своей доли невроза. Но тот, кто при ненормальном поведении непрерывно кричит, что он нормален, пробуждает подозрение, что ему не хватает умения распознать болезнь. Итак, я Вам предлагаю вовсе прекратить наши частные отношения. Я ничего не теряю, ибо я давным-давно связан с Вами лишь тонкой нитью продолжения ранее пережитых разочарований, а Вы только выгадываете, поскольку недавно в Мюнхене признались, что интимные отношения с отдельным человеком препятствуют Вашей научной свободе. Следовательно, берите себе полную свободу и избавьте меня от пшк называемых «дружеских услуг». Мы согласны в том, что люди должны подчинять свои личные чувства общим интересам в профессиональной области. Поэтому Вы никогда не найдете основания жаловаться на недостаток корректности с моей стороны там, где речь идет о сотрудничестве и устремленности к научным целям; могу повторить: столь же мало оснований впредь, как и прежде. Со своей стороны я смею ожидать от Вас того же.

Приветствую Вас

преданный Вам Фрейд.

Оба они обменялись eine несколькими письмами по организационным вопросам, а дальше — молчание.

Эта переписка ставит больше вопросов, чем дает ответов. Многие проблемы остаются неразрешенными: природа особой благосклонности Фрейда, превратившей Юнга в ключевую фигуру, и его почти фанатичного желания основать империю психоанализа. Без ответа остается также и самый загадочный из всех вопросов: почему Фрейд в то самое время, когда писал «Тотем и табу» (1913), оказался совершенно неспособным заметить нарастающее напряжение в его отношениях с Юнгом, даже после того, как Эмма Юнг попыталась открыть ему глаза? Почему он ничего не вынес из тех разочарований, которые принесла ему дружба с Флис-сом, и почему ему пришлось несколькими годами позже еще раз пережить разочарование, подобное тому, что он испытал с Юнгом, в своих отношениях с Отто Ранком и еще во множестве отношений с другими людьми?

Макгир и Зауэрлендер в своих примечаниях к этой переписке подчеркнуто воздерживались от партийных пристрастий, хотя, как они пишут, эти письма «прямо-таки провоцируют аналитическое истолкование», а Уильям Макгир, который также

издавал собрание сочинений Юнга, в подробном и увлекательном предисловии утверждает, что переписка не является трагическим документом и что окончательный разрыв не имел решающего влияния на их жизнь. Это замечание можно поставить под сомнение. Именно в этом пункте мнения исследовавших письма критиков далеко расходятся. Психоаналитик Александр Мичерлих ^1? , внесший большой вклад в развитие психоанализа в послевоенной Германии и издававший журнал «Псюхе» ¹⁸ , который он превратил в основное немецкоязычное издание по психоаналитической теории и практике, в одной из дискуссий ¹⁹ интерпретирует их отношения как «мещанскую драму, и ничего больше»: «Отец — это основа конфликта — требует, чтобы сын наследовал «дело». Сын же вступил на совсем иной путь», то есть он «в поисках собственной идентичности. Он желает признания собственного духовного и научного вклада, а потому после неизбежной ссоры примирение стало невозможным». Кроме того, Мичерлих указывает на отсутствие литературного блеска, которым отличались другие письма Фрейда — например, к Флиссу.

Юнгианец Р. Бломейер, который в журнале «Аналитическая психология» ²⁰ проводит сравнение этой переписки с одновременно написанными Фрейдом письмами к Абрахаму (см. соответствующий раздел настоящей статьи), воспринимает Фрейда как две различные ипостаси: по отношению к Абрахаму он «трезвее, конкретнее, но в то же время теплее, сердечнее, доверительнее», с Юнгом, напротив, живее, увлеченней, с большей свободой воображения. Бломейер полагает «вполне возможным, что Фрейд вновь обрел в Юнге частицу того юноши, каким он сам был когда-то, им он восхищался и с ним боролся». Он считает: «Столь же притягательно, сколь печально и трагично наблюдать, как Юнг, после того как он уже отказался от основания так называемого Комитета совместно с Фрейдом, еще пытается объясниться и как потом оба под натиском неразрешимого конфликта теряют "достоинство", один в "Тайных письмах" (от 3 декабря 1912 г., и в особенности от 18 декабря 1912 г.), второй откровенно в "Истории психоаналитического движения"» ^и .

Также и писатели, публицисты и литературные критики в своих отзывах о переписке Фрейда с Юнгом приходили к самым различным выводам. Урс Вид-мер оценивает переписку как «документ великого разочарования» ²² . Писательница Гено Хартлауб видит значение Юнга в том, что он вырвался из становившихся уже классическими рамок психоанализа и открыл новую неисследованную область, что было бы невозможно без разрыва с Фрейдом, и полагает: тот факт, что Фрейд стремился к «раболепной зависимости» со стороны учеников, привел к окостенению «чистого учения» вплоть до сегодняшнего дня ²³ . Ганс Кригер считает, что переписка с Фрейдом делает понятной глубинно-психологическую регрессию Юнга к «матерям» в качестве компенсирующей и рационализирующей надстройки над конфликтом отца и сына²⁴ . А Иоахим Кайзер резюмирует: «В нашем столетии не много найдется документов человеческих стремлений и заблуждений, человеческой комедии и человеческих конфликтов подобного масштаба» ²⁵ .

После отхода Юнга большая часть цюрихской группы также дистанцировалась.

Для более тщательного изучения изложенного круга проблем читатель помимо прочего может обратиться к переписке Юнга, подготовленной к изданию Анилой Яффе ²⁶ .

Переписка Фрейда с Людвигом Бинсвангером

Переписка Фрейда со швейцарским психиатром и философом-экзистенциалистом Людвигом Бинсвангером (1881—1966), опубликованная в 1956 году, нелегка для чтения — это относится к письмам Бинсвангера, написанным сложным, фило-

софским стилем. В ней отражается длившаяся всю жизнь борьба младшего (на двадцать пять лет) Бинсвангера с амбивалентным отношением к отцовской фигуре Фрейда.

Переписка начинается с подведения итогов первых трех визитов Юнга и Бинсвангера к профессору. Фрейду тогда исполнился пятьдесят один год, Юнгу — тридцать два, а Бинсвангер еще не достиг и двадцати шести. Он и Юнг были первыми двумя гостями, принявшими 6 марта 1907 года участие в частном заседании Венской группы, которое состоялось в среду вечером на квартире у Фрейда. Два академических врача из Швейцарии, оба неевреи, сулили Фрейду широчайшее распространение «дела» психоанализа по всему свету. Так началась его постоянная переписка с Бинсвангером, приведшая к дружбе на всю жизнь, несмотря на разногласия в научных воззрениях.

Как вспоминает Бинсвангер, Фрейд расспросил обоих своих гостей, которых он видел впервые, об их снах и не воздержался от интерпретации, не слишком обращая внимание на возражения.

Фрейд старался не вникать в философию бытия Бинсвангера и советовал последнему придерживаться его, фрейдовских, взглядов лишь настолько, насколько это возможно, оставаясь при этом добрыми друзьями. На этих условиях обоим и впрямь удалось, несмотря на разницу во взглядах, в частности, о значении религии и искусства, сохранить на всю жизнь хорошие отношения. 11 февраля 1929 года Фрейд писал (Binswanger 1956, 103): «В отличие от многих других Вы не допустили, чтобы Ваше интеллектуальное развитие, которое Вы все больше высвобождали из-под моего влияния, разрушило бы также и наши личные отношения, и Вы сами не знаете, как благотворно действует на людей подобная деликатность».

Основная переписка между Фрейдом и Бинсвангером приходится на 1911—1912 годы, то есть на исторический период до разрыва с Юнгом. Когда же встал вопрос о том, чтобы удержать Юнга, Бинсвангер, входивший в правление Цюрихской группы, играл роль посредника, поскольку он воспринимал Швейцарию как сердце империи психоанализа. Когда же разрыва с Юнгом избежать стало невозможно, Фрейд с горечью заметил Бинсвангеру: «Это Ваше упущение».

Письма Бинсвангера Фрейду полны уважения, сердечны, написаны с известной долей близости и содержат много личного, впрочем, последнее относится к обоим. Бинсвангер был одним из немногих, кому Фрейд мог даже пожаловаться, они находили друг в друге взаимную поддержку, когда внезапные удары судьбы причиняли им боль. В «Воспоминаниях о Зигмунде Фрейде» Бинсвангер пишет:

«Как уже сказано, мне чужда задача составлять комментарий к каждому письму Фрейда, поскольку я убежден, что человеческий образ, носивший имя Фрейда, достаточно отчетливо и красноречиво проявляется в самих письмах. Я хотел бы, однако, здесь указать на то, что участие, будь то в рождении или смерти, у ославленного рационалистом Фрейда не только исходит от сердца, но также охватывает весь наш общий человеческий удел, condition humaine, с его «достопримечательностями», и как часто его участие в личной судьбе выливается в изумление перед загадкой нашего бытия» (Binswanger 1956, 39).

Когда в 1912 году Бинсвангер решился на операцию по удалению злокачественной опухоли и должен был учесть вероятность ранней смерти — к счастью, он прожил еще больше пятидесяти лет, — Фрейд был единственным, с кем он в своей сдержанной манере поделился этой вестью. Фрейд отвечал (Е. Freud 1960, 302—303):

Вена IX, Берггассе, 19, 14 апреля 1912 г.

Дорогой господин доктор,

Я, старый человек, который не был бы вправе жаловаться, если б моя жизнь завершилась через несколько лет (и твердо решился не сетовать), воспринимаю особенно болезненно, когда один из моих цветущих учеников сообщает, что жизнь перестала быть для него надежной, — один из тех, в ком должна продолжаться моя собственная жизнь. Все же я собрался с мыслями и припомнил, что, несмотря на существующие опасения, у Вас есть еще все шансы и Вам лишь напомнили внезапно о той ненадежности, в которой подвешены все мы и о которой мы так охотно забываем.

Теперь Вы не забудете о ней, и жизнь будет для Вас иметь, как Вы пишете, особое, возвышенное очарование. Впрочем, будем уповать на то, во что без иллюзий позволяет нам верить состояние нашего знания. Разумеется, я сохраню тайну, как Вы того желали, гордясь оказанным Вами предпочтением. Однако естественно, что я испытываю желание поскорее Вас увидеть, если это может произойти без затруднений для Вас. Может быть, на Пятидесятницу? Напишите, подходит ли Вам это.

Я рад слышать, что замысел Вашей работы еще более приблизился к Вам, и сразу же отвечу на все остальные Ваши вопросы, которые свидетельствуют о Вашем интересе к событиям в нашем кружке.

..Лишь у немногих великих людей величие проявляется и тогда, когда они достигли успеха, и я полагаю, что надо отличать величие свершения от величия личности.

А-р С. — приятный человек и добрый друг. Женщина, о которой Вы пишете, его падчерица, и она несколько иного склада. Я знаю ее в качестве матери и всегда обнаруживал, что этой женщине, при всей ее доброте и приятности, не хватает чего-то вроде моральной серьезности. Она словно находится в постоянном эротическом опьянении. Однако вполне возможно, что печальный опыт ее брака пробудил в молодой женщине некоторую серьезность, и я был бы очень рад узнать, что под Вашим руководством она превращается в нечто приемлемое.

«Имаго» вышел, мой второй раздел (о табу') в третьем номере, будем надеяться, окажется интереснее первого.

А теперь посылаю Вам сердечные пожелания выздоровления и сохранения Вашего прекрасного, мужественного и отважного духа — Вам и Вашей милой сиделке.

Верный Вам Фрейд. ' «Тотем и табу» (1913), G . W . IX .

Последовавший за этим письмом визит Фрейда к Бинсвангеру в Кройцлинген с 24 по 26 мая стал для Юнга, которого Фрейд известил о своем местопребывании (причем Фрейд рассчитывал, что Юнг тоже появится в Кройцлингене), поводом в течение нескольких месяцев брюзжать на Фрейда и постоянно попрекать его «кройцлингенским жестом». Здесь, очевидно, сыграло роль чувство ревности.

Фрейд с трудом разбирал почерк Бинсвангера и поэтому попросил своего корреспондента печатать свои послания на машинке. Однажды он решился отправить письмо назад, не прочитав, но тут его невестка Минна сказала ему, что послание содержит сообщение о трагической смерти сына Бинсвангера. Фрейд отреагировал незамедлительно (Е. Freud 1960, 403):

Вена IX, Берггассе, 19, 11 апреля 1929 г.

Дорогой господин доктор,

Я не знаю, было лито в 1912 или 1913 году, когда я навестил Вас и нашел Вас столь отважным, что с тех пор Вы приобретали все более высокое значение в моих глазах. Как Вы знаете, годы превратили меня в дряхлого старца. Я не могу отправиться в путь, чтобы пожать Вам руку.

12 апреля 1929 г.

Как раз сегодня моей умершей дочери исполнилось бы тридцать шесть лет'.

Вчера я чуть было не совершил тяжелой ошибки. Я начал читать Ваше письмо, распознал несколько любезных слов, которые я не хотел бы упустить, но не смог составить ни единого предложения, и чем дальше я читал, тем загадочней для меня становился Ваш почерк. Я подумывал, не следует ли мне отослать Вам Ваше письмо с шутливым признанием поражения и просьбой, переписав, вновь прислать его мне, но тут моя невестка вызвалась помочь и передала мне ужасное сообщение о том, какое известие содержат дальнейшие страницы, и тут только меня осенило, почему на этот раз Вы не воспользовались диктовкой и пишущей машинкой.

Всем известно, что острая скорбь после такой утраты сотрется, однако мы остаемся безутешны и никогда не сможем подобрать замену. Все, что становится на опустевшее место, даже если сумеет его заполнить, остается чем-то иным. Так и должно быть. Это единственный способ продлить любовь, от которой мы не желаем отречься. Прошу Вас передать от меня сердечное сочувствие Вашей милой жене.

С прежней дружбой

Ваш старый Фрейд. ' Софии Фрейд.

Последнее письмо в этой переписке от 7 ноября 1939 года принадлежит вдове Фрейда, выразившей благодарность за сочувственное послание Бинсвангера (Binswanger 1956, 120):

...Как прекрасно, дорогой доктор, что Вы познакомились с ним еще в пору раафета, ведь он бесконечно страдал перед концом, так что даже те, кто всегда любил его, вынуждены были желать его избавления! И все же, как ужасно тяжело лишиться его, остаться жить без такой доброты и мудрости! Слабым утешением для меня будет сознание, что за пятьдесят три года нашего брака между нами не было произнесено ни единого дурного слова и что я всегда по возможности старалась убрать с его пути проблемы повседневной жизни. Теперь моя жизнь утратила и содержание и смысл...

Переписка Фрейда с Оскаром Пфистером

В переписке, которую Фрейд, венский профессор, вел со швейцарским пастором Оскаром Пфистером (1873—1956), проявляется отношение Фрейда к религии и моральным ценностям психоанализа.

Переписка начинается в 1909 году и обрывается вместе со смертью Фрейда в 1937-м. Она состоит из 134 писем Фрейда, из них около ста, в основном без сокращений, были опубликованы (Freud/Pfister 1963), и нескольких сохранив-

шихся писем Оскара Пфистера. Часть писем Пфистера — написанных в 1912 году — по желанию Пфистера была собственноручно уничтожена Фрейдом, другая часть пропала во время переезда Фрейда в Англию. Издатели переписки Эрнст Фрейд и Генрих Менг²⁷ сумели восстановить некоторые письма Пфистера на основании стенографических записей. Письма Фрейда пастор Пфистер передал дочери Фрейда Анне с разрешением «воспользоваться нужным материалом» с единственной оговоркой: ничего «могущего оскорбить живущих» не должно быть опубликовано (там же, 10).

Оскар Пфистер натолкнулся в 1908 году на фрейдовские труды и был столь очарован новым знанием, что все более и более пытался внедрять психоаналитический подход в своей пасторской работе.

Взаимная переписка привела к тридцатилетней дружбе, которая побудила Пфистера навестить в Вене семью Фрейда. Анна Фрейд описывает появление Пфистера в доме Фрейда (Вена, Берггассе, 19), воспринимавшего любую религию как нечто далекое, «явление из чуждого мира» (там же, 10). От других аналитиков, навещавших Фрейда, он отличался человеческим теплом, энтузиазмом и интересом к детям. В их глазах он был не обычным священником, а «чем-то вроде гамельнского крысолова», которого вся семья уважала и любила.

Чтение переписки Фрейда и Пфистера доставляет особое удовольствие. Бодрящий, веселый и ласковый тон и непоколебимое благочестие редкостного «божьего человека» неизменно оказывали свое влияние также и на Фрейда. «Ваше письмо, как всегда, праздник», — пишет он 23 июля 1910 года (там же, 41). Фрейда изумляла терпимость в письмах и трудах пастора, себя же он, наоборот, описывал как человека крайне нетерпимого, особенно в отношении дураков.

Пфистер считал, что мир без религии, без искусства и поэзии — это место, где способен обитать лишь дьявол. Если психоанализ раскрывает подобный мрачный ледяной климат, невозможно винить людей, если они предпочитают болезнь. Фрейд и Пфистер открыто говорили о религии, поскольку, как откровенно высказался Пфистер (20 февраля 1928 г.): «Опасность того, что Вы вдруг попросите о крещении или я спрыгну с церковной кафедры, невелика» (там же, 131).

Различие между обоими корреспондентами отчетливо прослеживается в их стиле и глубине мышления, однако, несмотря на возникавшие порой жесткие противоречия при деловом обсуждении своих проблем, одно у них оставалось общим: взаимное уважение к личности собеседника и отстаиванию им противоположного мнения. Симпатия друг к другу этих двух разных людей — основа их отношений — оставалась неизменной все эти годы.

В первом своем письме, написанном в 1909 году, Фрейд выражает радость по поводу того, что пастор заинтересовался психоанализом. Он рассуждает о терапевтических обязанностях пастора, который может отвести перенос пациента с себя на Бога. С огромным удивлением Фрейд отмечает, как хорошо мог бы разумный пастор воспользоваться методами психоанализа.

С самого начала Фрейд призывает Пфистера не бояться проблем сексуальности, так как любая цензура идет во вред и препятствует психоанализу. Поскольку Пфистер однажды сказал, что Реформация является не чем иным, как психоанализом подавленных католической церковью сексуальных инстинктов, Фрейд подхватил его идею и назвал себя и своего друга «сексуальными протестантами».

Некоторые из ранних писем чрезвычайно подробны и написаны с большим терпением, словно Фрейд открыл частный семинар для Пфистера. Притом он не скрывал, если что-то вызывало его раздражение или возражение. Он предостерегал

вносить чересчур много философии и религии в психоанализ, в дальнейшем он предостерегал от теорий Адлера и пытался при этом использовать язык священника, утверждая, что Адлер забыл слова апостола Павла, отстаивавшего любовь. Фрейд полагал, что Адлер создал систему без любви и взывал к отмщению разгневанной богини Либидо.

В другом месте (17 марта 1910 г.) он замечает: «Как видите, я многое сделал для любви, однако по своему опыту я не могу утверждать, что она покоится в основании всех вещей, даже если к ней (что с психологической точки зрения верно) причислить и ненависть. Тогда бы наш мир выглядел гораздо унылее» (там же, 33-34).

10 мая Фрейд сознается, что он анализировал свой «комплекс отца» (это выражение он перенял у Юнга) и решил бороться с принуждением и стать таким же финансово независимым, каким был его отец ²⁸ .

Лишь в одном из этих писем Фрейд использует вместо привычного «дорогой господин доктор» обращение «дорогой пастор» (4 октября 1909 г.), к которому он никогда больше не прибегает.

Глубочайшее впечатление взаимного понимания достигается в знаменитых письмах от 9 и 29 октября 1918 года (там же, 62—64):

Вена, IX, Берггассе, 19 9. 10. 1918

Дорогой господин доктор,

Я прочел Вашу книжку' и охотно Вам верю, что Вы писали ее с удовольствием. Она исполнена сердечного тепла и обнаруживает все прекрасные качества, которые мы в Вас так ценим: вдохновение, любовь к людям и к истине, Вашу отвагу исповедника, понимание и также — Ваш оптимизм.

Эта книга, без сомнения, сослужит нам добрую службу, если говорить о практической стороне; Вы знаете, что в общем-то мы не слишком обращаем на нее внимание.

Итак, похвала всегда кратка, а замечаний много. Я недоволен одним пунктом, Вашими возражениями по поводу моей «Теории сексуальности и моей этики». То есть последнее я Вам охотно уступаю, этика мне чужда, а Вы — духовный пастырь. Я не слишком ломаю себе голову насчет добра и зла, хотя в среднем нахожу в людях очень мало «добра». Большинство, согласно моему опыту, — это сволочь, исповедуют ли они вслух то или иное этическое учение или вообще никакое. Вы не смеете признаться в этом, даже подумать об этом, хотя Баш жизненный опыт не может быть слишком отличным от моего. Если уж зашла речь об этике, я готов признать высочайший идеал, от которого известные мне люди по большей части весьма плачевно отклоняются.

Но а как же с теорией сексуальности? Почему Вы решили оспаривать разделение сексуального влечения на парциальные влечения, к чему нас ежедневно принуждает анализ? Ваши аргументы не слишком сильны. Разве Вы не видите, что многообразие этого влечения связано со множеством органов, которые все эрогенны, то есть все изначально стремятся воспроизвести себя в будущем организме? Ведь тот факт, что все органы соединяются в единый живой организм, что они взаимодействуют друг с другом, поддерживая или мешая, остаются зависимыми друг от друга даже в своем развитии и т.д., не мешает же анатомии изучать и описывать их по отдельности, а терапии браться за отдельный орган, который в первую очередь является средоточием болезнетворного процесса. Возможно, что терапия часто забывает о

корреляции органов, психоанализ же старается, разделяя на парциальные влечения, не упускать из виду взаимосвязь инстинктивной жизни. В науке следует сначала разделить, затем провести синтез. Мне кажется, Вы стремитесь к синтезу без анализа. В психоанализе не требуется специальной работы по синтезу, индивид позаботится об этом лучше, чем мы.

Это относится ко всем влечениям, если мы сумеем их разделить. Однако к сексуальным влечениям Вы в книжке отнеслись несправедливо. Вы нигде не сказали, что они поистине имеют самое близкое отношение и самое большое значение — не для духовной жизни вообще, а (речь идет об этом) для заболевания неврозом. И это как раз из-за Вашего природного консерватизма, Вашей внутренней тяги к бессознательному, к принципу удовольствия, и вследствие особенностей Вашего развития вплоть до культурной нормы. Поэтому я полагаю, что Вам следует преодолеть в себе остатки сопротивления сексуальному. Попытайтесь пересмотреть этот раздел.

С терапевтической точки зрения я могу лишь позавидовать Вашей возможности сублимации в религии. Однако красота религии не имеет отношения к психоанализу. Здесь, естественно, наши терапевтические методы расходятся, и пусть так оно и останется. Но, кстати, почему никто из благочестивых не создал психоанализ, зачем пришлось дожидаться совершенно безбожного иудея?

С сердечным приветом

Ваш старый Фрейд.

¹ Вероятно, речь идет о работе Пфистера «Что дает психоанализ воспитателю» (1917).

Цюрих, 29.10. 1918

...И наконец вопрос, почему психоанализ открыл не благочестивец, а безбожный иудей. Да потому, что благочестие — это еще не гений и по большей части благочестивцы даже не достойны таких достижений. А кроме того (что меня при моем безмерном восхищении Амосом, Исайей, Иеремией, автором «Иова» и «Притч» весьма огорчает), Вы вовсе и не иудей. Да Вы и не безбожны, поскольку тот, кто живет ради истины, живет в Боге, и тот, кто сражается за освобождение любви, пребывает, согласно Иоанну 4.16, в Боге. Если бы Вы подняли до сознания и пережили в сознании свое вхождение в огромную взаимосвязь, которая для меня столь же необходима, сколь бетхо-венские симфонии для музыки в целом, я мог бы сказать и о Вас: «Лучший христианин, какой только был на земле».

4 февраля 1921 года Фрейд послал Пфистеру «сердитую» открытку, поскольку между Пфистером и Отто Ранком вспыхнула ссора, как прежде между Пфистером и Гансом Захсом. Речь шла о публикации в Венском психоаналитическом издательстве новеллы Георга Гроддека «Искатель души». Фрейд заявил, что будет со всей энергией отстаивать Гроддека. Пфистер, однако, ответил (14 марта 1921 г.) невозмутимо, не дал себя запугать и старался и впредь препятствовать изданию этой книги.

После появления «Будущего одной иллюзии» (1927) Фрейд писал Пфистеру (25 ноября 1928 г.), что в его намерения не входит становиться последователем Иисуса Христа, хотя и он в определенных случаях охотно бы сказал: «Прощаются тебе грехи, встань и ходи!» Фрейд спрашивал, а что произойдет, если пациент в ответ поинтересуется: «Почем ты знаешь, что мои грехи прощены?»

Фрейд не знал, обнаружил ли Пфистер внутреннюю связь между двумя его книгами — «К вопросу о дилетантском анализе» и «Будущим одной иллюзии». В первой публикации Фрейд пытался защитить анализ от врачей, во второй — от священников.

После прихода в Германии к власти Гитлера Фрейд, полный горечи и тревоги о своей семье, писал 28 мая 1933 года, что Швейцария не относится к числу гостеприимных стран. Пятью годами позже, 12 марта 1938 года, швейцарский пастор Пфистер предлагал Фрейду, вынужденному покинуть Вену, помощь, какая только была в его силах, если тот пожелает эмигрировать в Швейцарию.

Единственное сохранившееся письмо Пфистера после переезда Фрейда в Лондон адресовано госпоже Марте Фрейд с выражениями соболезнования. В нем снова со всей полнотой отражается глубокое участие автора в жизни и труде «безбожного еретика» (там же, 158—160):

Цюрих 7, Бергхальденштрассе, 34, 12. 12. 1939 Госпоже Фрейд 20, Мэрсфилд-Гарденз, Лондон, N. W. 3

Глубокочтимая, дорогая госпожа!

В прошлую субботу Швейцарское психоаналитическое общество провело в кантональной лечебнице Кенигсфельден, кантон Ааргау, вечер памяти Вашего великого супруга. Наги председательствующий д-р Сарасин в своей горячей и глубоко прочувствованной речи представил нам портрет великого духом и при этом столь бесконечно доброго титана. Уме предложили зачитать собранию отрывки из сохранившихся у меня 134 писем, тем самым предоставив слово гениальному исследователю, другу и отцу. Я смог также рассказать о наших беседах и встречах, имевших место в течение почти тридцати лет. После меня доктор Менг говорил о значении Зигмунда Фрейда. Вечер стал не столько почитанием дорогого умершего, которому мы все стольким обязаны, но исповеданием живущего среди нас, которому мы можем возвратить частицу нашего долга не через выражение восхищения и почтения, но только через продолжение его труда.

При изучении писем Вашего супруга меня вновь тронуло и горестно и радостно, когда я почувствовал, как много значила для него его семья. Я живо припоминал, как 25 апреля 1909 года он познакомил меня с Вами, с тремя крепкими сыновьями, жизнерадостной Софией и Ящеркой. Я, выросший без отца, всю жизнь страдавший от односторонне мягкого воспитания, был ослеплен красотой этой семейной жизни, которая, несмотря на почти сверхчеловеческое величие отца семейства и его глубоко серьезное отношение к жизни, благодаря его любви и искрящемуся юмору дышала свободой и радостью. В Вашем доме я чувствовал себя словно в солнечном весеннем саду, слышал, как поют жизнерадостные жаворонки и дрозды, видел цветущие клумбы и впитывал щедрую благодать лета. Аюбому гостю тут же становилось ясно, что большая часть этой благодати является Вашей заслугой, ведь Ваше кроткое и доброе существо постоянно снабжало мужа новым оружием в яростной жизненной битве.

...Без Вас даже этот великан не смог свершить непосильное, тот жизненный труд, который он принес в дар «никчемному» человечеству. В исполнении печального долга надгробного слова меня утешает то, что, по свидетельству

писем, друзья также немало значили для него, а я на протяжении многих лет принадлежал к тем наиближайшим друзьям..

Письма Вашего супруга являются моим драгоценнейшим состоянием. Пока я живу, я постоянно буду вновь и вновь брать их в руки. Теперь, в 67 лет, я тоже вступил в старость и достиг замечательно устойчивого спокойствия, /духовно я чувствую себя вполне бодро; правда, изредка случаются периоды усталости, как, например, во время поездки в Вену, когда мне отказала память. Я работаю над несколькими набросками, продолжая, насколько это в моих скудных силах, труд Вашего супруга. И даже если в неблагосклонные времена предпочитают подыгрывать дьяволу лжи, а не слушать симфонию правды, я, как и Ваш супруг, повторяю: « La virite est in marche»'.

С сердечным приветом Вам и Вашим детям, в особенности фрейлейн Анне и господину доктору Мартину, с глубочайшим почтением Ваш

' «Истина в пути» (фр). — Ред.

Пфистер.

Переписка между Фрейдом и Карлом Абрахамом

Публикация переписки между Зигмундом Фрейдом и Карлом Абрахамом (1877—1925) была осуществлена в 1965 году дочерью Абрахама Хильдой Абрахам и сыном Фрейда Эрнстом (Freud/Abraham 1965). Переписка позволяет проследить за развитием их дружбы в волнующие годы распространения и проверки психоаналитических идей и является памятником простоты и честности двух соратников, которые могли полностью положиться друг на друга. Она пробуждает нечто вроде ностальгии по тем временам, когда люди еще находили возможность писать подобные письма. Из написанных в общей сложности 492 писем — 220 Фрейда и 271 Абрахама — было опубликовано 367. Поскольку 121 послание Абрахама и 81 Фрейда изданы в сокращенном виде, можно предположить, что они содержали личные замечания в адрес еще живших людей. За исключением первого письма Абрахама и нескольких писем, утраченных в Первую мировую войну, корреспонденция сохранилась полностью.

Абрахам, работавший с 1904 по 1907 год ассистентом врача у Эугена Блейлера в Бургхёльцли, познакомился с Фрейдом через Швейцарскую группу (так называемое «Общество Фрейда»). В 1907 году он обратился к Фрейду с несколькими вопросами по поводу собственной работы о роли сексуальной травмы в шизофрении и истерии. С этого началась их переписка, продолжавшаяся около двадцати лет.

Нешвейцарец и к тому же еврей, Абрахам не мог преуспеть в Швейцарии, и поэтому в ноябре 1907 года он перебрался в Берлин, где работал психоаналитиком, и в 1908 году организовал там по образцу Венской группы Фрейда Берлинское психоаналитическое общество — первое профессиональное объединение психоаналитиков.

После первой личной встречи в доме Фрейда 15 декабря 1907 года они начинают все более активно обмениваться своими мыслями. Фрейд постепенно переходит от обращения «глубокоуважаемый коллега» и «дорогой господин доктор» к обращению «дорогой друг» (с 22 августа 1910 года), тогда как Абрахам называет его вначале «глубокоуважаемым», а затем «дорогим господином профессором». Помимо прочего обсуждаются технические вопросы лечения невроза навязчивых состояний, темы современного искусства, новейшие раскопки в Египте, а также сопротивление, на которое наткнулся психоанализ в своем становлении.

В связи с вопросом лечения пациентов молодого возраста Фрейд 9 января 1908 года с отеческой заботой писал (там же, 34):

...Поскольку это юный индивид, разъяснением можно в значительной степени его исправить, если он сам того пожелает.

Главные правила: 1. «Не торопиться», как гласит предвыборный лозунг в Зальцбурге. Душевные перемены не происходят чересчур быстро, разве что в революциях (психозах). Всего два часа — и уже недоволен. Всего знать невозможно! 2. Как мне представляется, тут нет никакой проблемы. Пациент сам укажет путь, обнажая пласт за пластом нынешнее состояние своей души, если он будет строжайше следовать вступительному правилу (рассказывать все, что ему приходит в голову)...

Через несколько лет, когда практика Абрахама уже процветала, Фрейд писал (там же, 122):

...Прекрасно, что Вы так быстро достигли в своей практике крайних пределов, однако теперь переверните лист и постарайтесь не слишком ценить эту удачу. Первое и для всех обязательное правило, когда держится такой наплыв, — повысить гонорар, и Вы должны находить время для собственной работы и отдыха. Ответ на Ваш вопрос, как я устраиваюсь, чтобы наряду с практикой еще писать, звучит просто: я должен в работе отдыхать от психоанализа, иначе я этого не выдержу...

Фрейд с гордостью принимал свое еврейское происхождение и писал: «Наша древнееврейская цепкость и в этот раз проявит свою живучесть» (26 декабря 1908 г.); на обороте открытки с изображением арки Тита в Риме он также помечает: «Еврей выстоял!» (13 сентября 1913 г.).

В письмах верному другу Абрахаму, который весьма мало интересовался оккультизмом, следов этого увлечения почти не прослеживается. Пережиток тех времен, когда Фрейд верил в периодичность, обнаруживается в дискуссии о символическом значении числа семь, которая завершается словами: «С числами можно проделывать безумные вещи. Осторожнее!» (22 августа 1924 г.).

Фрейд всегда говорил с Абрахамом откровенно, порой не воздерживаясь и от сильных выражений. Так, о придворном советнике Ф. он отзывается как о «лжеце, болтуне и невеже» (5 июня 1910 г.), или: «Из всех крыс этот Ф. самая омерзительная» (18 мая 1919 г.). Говорит он также о «лживой враждебности» венских психиатров, которые тем не менее по отношению к нему «дружелюбны сейчас как дерьмо» (31 октября 1920 г.).

Когда друзья пытались ободрить друг друга, они всегда говорили «coraggio Casimire» ²⁹ , оборот, впервые введенный в обращение Абрахамом.

Абрахам предвидел расхождение с Юнгом, так же как и более поздние разногласия с двумя другими «паладинами» — Ранком и Ференци (см. письмо от 8 апреля 1923 г.). Фрейд старался смягчить противоречия; он писал (там же, 57—58):

Берхтесгаден, 23. 7. 08

Дорогой коллега,

Благодарю Вас за полученную сегодня работу о Dementia Praecox и истерии'. В Ваших статьях я особенно ценю ясность и решительность, так что прошу Вас не думать, что я не замечаю красоты. Смею ли я сказать, что меня привлекают в Вас родственные иудейские черты? Мы понимаем друг друга.

Вы также знаете, чту мне омрачает удовольствие от работы: то, что Вы позволили проявиться своим тайным разногласиям с Ютом. Вы, несомненно, вправе писать подобным образом, но было бы благороднее не пользоваться этим правом. Каждому из Вас Л предоставил в свое время равную свободу действий и полагаю, что Вы должны пользоваться ею независимо. Если Вы покушаетесь на его независимость, Вы в определенной мере толкаете его в стан противников.

Я буду стараться уладить, что возможно, по приезде, как было условленно, в конце сентября в Цюрих. Поймите меня правильно: я ни в чем не могу Вас упрекнуть, я догадываюсь, что швейцарский антисемитизм, пощадив меня, с удвоенной силой обрушивается на Вас. Я думаю только, что мы, евреи, должны развить в себе нечто вроде мазохизма, если хотим участвовать в совместной работе, и быть готовы, что с нами порой обойдутся несправедливо. Иначе никакого сотрудничества. Смею Вас заверить, если б меня звали Обер-хубер, мои открытия натолкнулись бы на гораздо меньшее сопротивление.

Ваш неблагоприятный прогноз в отношении сотрудничества с Бургхёльцли я не разделяю. Я тоже встревожился, когда отменили собрания Общества, но я не знаю, в какой мере это уже решено. Насчет Блейлера я с Вами согласен, он был неприветлив со мной в Зальцбурге, ситуация для него неприятная, и мне кажется, что Ваша характеристика вполне верна. Однако с Юнгом дело обстоит иначе: меня связывает с ним личная симпатия, на которую я рассчитываю; он пишет мне через своего шефа — так же, как и Вы, буквально теми же словами. От этого он не может отступить, как не может переменить свое прошлое, даже если б хотел, и «Ежегодник», редактором которого он является, не превратится в разрозненные листы. Я надеюсь, что в его намерения и не входит расстаться со мной и что Вы не совсем справедливо судите, исходя из мотива непреодоленного соперничества.

Я поспешно составляю историю болезни пятилетнего мальчика, которая, надеюсь, весьма Вас заинтересует. Попутно я выправляю второе издание «Толкования сновидений» и читаю вступление к «Сну и мифу». Я все более убеждаюсь, что Вы правы и нам двоим принадлежит честь растолковать мифологию.

Ваше здоровье!

Почему я не могу соединить вас двоих, Юнга и Вас, Вашу остроту и его размах?

С сердечным приветом

Ваш Фрейд.

^.Abraham. Die psychosexueüen Differenzen der Hysterie und der Dementia Praecox. — Centratblatt für Nervenheükunde und Psychiatrie, 1908.

На основе взаимной симпатии и общих интересов положение Абрахама развивалось от отношений ученика с учителем до осознанной самостоятельности и человеческого величия, которое Фрейд особенно ценил в самом верном (наряду с Эй-тингоном) из своих учеников. К тому же Абрахам не был пациентом Фрейда подобно другим ранним его приверженцам³⁰ . Разница в возрасте (двадцать один год) скоро стерлась. Лучший ученик превратился в равноценною друга и коллегу. Переписка отражает подлинный диалог, в котором оба и дают и получают поровну.

В период первой мировой войны события в мире обсуждаются на удивление мало — возможно, это связано с господствовавшей в военное время цензурой. Оба корреспондента постоянно выражают тревогу за жизнь своих близких.

Из переписки можно судить также о человечности Фрейда, когда, например, он пишет о детях Абрахама (там же, 298—299):

Вена IX, Берггассе, 19 3. 1. 21

Дорогая госпожа,

Письма Ваших детей чересчур хороши, я надеюсь, они не стоили им лишнего труда или даже слез, не пришлось много раз переписывать и т.д. Я хотел бы сам ответить малышам, но побоялся навредить Вашему воспитанию, поскольку мне было бы трудно преодолеть побуждение признаться, что необходимость быть благодарным губит самые лучшие подарки. Меня тоже всегда это смущало, когда приходилось либо продолжать игру с благодетелем, либо выражать признательность за то, что внешние средства составили мое счастье. По возможности расскажите детям правду, из которой вполне можно вывести и мораль, а именно что благодаря деятельности вроде психоанализа я довольно поздно заработал свой гульден...

Участь обоих друзей, из которых младший умер в сорок восемь лет, в то время как старший был обречен на долгую жизнь и страдания, достигает в письмах кульминации греческой трагедии, завершаясь посланием Фрейда вдове Абрахама (там же, 232):

...Горестно слышать, что Вы так перегружены. Уменя почти нет дел, так что к Рождеству я вновь окажусь на нуле. Мое благосостояние не соответствует потребностям, поскольку моя психика настойчиво требует зарабатывать и раздавать денежные суммы родным ради удовлетворения хорошо мне известного комплекса отца...

Оптимизм Абрахама уравновешивал пессимистическое мировоззрение Фрейда. Порой Фрейд ворчливо требовал обосновать какие-либо оптимистические высказывания, чего Абрахам сделать не мог. При том, что оба были хорошо образованными психиатрами, младший проявил себя лучшим «знатоком людей». В письмах обнаруживается множество забавных моментов — например, когда Абрахам пытается уговорить Фрейда прервать работу и совершить поездку на места археологических раскопок в Египет. Он сравнивает Фрейда с дядей, который предпринял подобное путешествие в семьдесят пять лет. Фрейд отвечал (там же, 313):

Вена IX, Берггассе, 19 8. 4. 23

Дорогой друг,

Каждое Ваше письмо несет отпечаток радостной и успешной жизни в Берлине, и сверх всего — Вашею оптимизма, который и желаю Вам сохранить. Поразительно, как Вы постоянно переоцениваете меня и в материальном и в психическом отношении! Я могу лишь завидовать Вашему дядюшке, хотя мне еще остается восемь лет до того возраста, когда он отправился в пустыню. Я недостаточно богат и недостаточно здоров для этого. Пора Вам привыкать к мысли, что я слаб и смертен...

После расхождения во мнениях по поводу Юнга Абрахам предупреждал Фрейда также о той роли, которую играли в психоанализе Ранк, а порой и Ференци. В двух пространных «письмах по кругу», адресованных в Берлин одновременно Карлу

Абрахаму, Максу Эйтингону и Гансу Захсу, излагаются эти личные и аналитические разногласия. Они представляют собой оригинальные и необычные эссе, в которых Фрейд занимает определенную сторону в дискуссии о «Травме роясдения» Ранка³¹ и «Цели развития психоанализа» Ференци. Они наглядно показывают лояльность Фрейда, его терпимость и мудрость поздних лет по отношению к друзьям. Среди прочего 15 февраля 1924 года Фрейд пишет (там же, 321):

...Единственное условие нашей плодотворной совместной работы — не покидать общую почву психоаналитических предпосылок, и в этом мы должны быть уверены относительно каждого члена Комитета. К этому добавляется еще одно обстоятельство, которое Вам небезызвестно и которое делает меня совершенно непригодным для роли деспотического, вечно бодрствующего цензора. Мне нелегко вчувствоваться в чужой ход мыслей, как правило, надо подождать, пока я найду связь между ней и путем, проложенным мной самим. Если Вы захотите ждать, пока я одобрю каждую идею, Вы рискуете тем временем сильно состариться..

Из того же письма:

...Активная терапия Ференци превратится в опасный соблазн для чеаполю-бивых новичков, и едва ли найдется возможность уберечь их от этого соблазна. Я не собираюсь делать тайну также из другою моего впечатления или предвзятого суждения. В пору своей болезни я узнал, что сбритой бороде требуется шесть недель, прежде чем она вырастет снова. После последней операции прошло уже три месяца, а я все еще страдаю от боли. Потому мне трудно поверить, что за более долгий срок — 4— 5 месяцев — удалось бы проникнуть в самые глубокие слои бессознательного и вызвать стойкие изменения в психике. Однако я, разумеется, склоняюсь перед опытом. Я сам буду продолжать «классический» психоанализ, во-первых, потому, что я почти не принимаю пациентов, а все больше учеников, которые должны как можно больше соучаствовать во внутреннем процессе — учебный анализ протекает ведь совсем не так, как лечебный, — а во-вторых, потому, что я убежден: нам предстоит обнаружить еще очень много новою, и нельзя полагаться лишь на свои рассуждения, как это неизбежно происходит при сокращенном курсе анализа...

В «письмах по кругу» проявляется и открытая критика Абрахама, когда речь заходит о «деле». Поэтому его возражения представляют собой особенно интересный документ. То, как он отстаивает свою позицию по отношению к Фрейду, Ранку и Ференци, может служить образцом научно-аналитического спора. Абрахам постоянно стремился проверять реальностью свои аналитические воззрения и способности. Сегодня, спустя многие годы, его суждения подтверждены временем. В феврале 1924 года он писал Фрейду (там же, 324—325):

Берлин-Грюневальд, Бисмаркаллее, 14

21. 2. 24

Аорогой господин профессор,

Едва ли требуется подтверждать, что Ваше письмо произвело на меня глубокое впечатление. Этот документ запечатлевается в сознании, как и все, что Вы пишете. За это я Вам обязан: то, что Вы говорите и как Вы это говорите, дает мне возможность вновь пересмотреть свое отношение к трем книгам Ранка и Ференци.

Возражения, которые приводит в своей книге Захс, совпадают в основных пунктах с Вашими, дорогой господин профессор. Теперь прибыло также письмо Джонса, которое содержит подобный же текст. Я соглашусь со всеми этими возражениями, даже с теми, которые выходят за пределы Вашей критики. Однако в отношении распространенности определенных явлений в новых книгах я исполнен озабоченности, которая только усилилась после многонедельного постоянно возобновлявшегося самоанализа. По некоторым пунктам меня несколько успокаивает Ваше письмо и вчерашний разговор с Захсом. Прежде всего: речь не идет о преследовании еретиков! Результаты любого рода, полученные законным аналитическим путем, никогда не дали бы мне повода к столь тяжким мыслям. Здесь другое: я вижу признаки нездорового развития, угрожающего самому существованию психоанализа. К величайшему моему прискорбию, Вы вынуждаете меня — и уже не в первый раз за двадцать лет моей карьеры психоаналитика — играть роль остерегающего. Если я прибавлю, что вышеуказанные факты лишили меня изрядной доли оптимизма, с которым я взирал на развитие нашего дела, Вы сможете понять степень моего беспокойства.

У меня есть просьба, дорогой господин профессор, и в ней Вы не сможете мне отказать. Организуйте перед Конгрессом заседание Комитета и дайте мне возможность свободно высказаться, нельзя отмерять слишком короткое время для необходимейшего обмена мыслями. Подтверждение, что Вы согласны с этим планом, весьма бы ободрило меня.

С прежней верностью Ваш Абрахам.

Переписка с Абрахамом относится к ценнейшим документам научной полемики и выработки основных концепций психоанализа, давая возможность читателю соучаствовать в этом процессе (см. также статьи И. Кремериуса и Г. Метце).

И даже когда, по словам Гюнтера Блёкера («Меркур», 1967, 684—690), «великий ниспровергатель условностей» мыслил «условностями и клише», «в подлинном смысле "неаналитично"», поскольку речь идет о схожем проявлении еврейских черт у него и Абрахама, то подобная «слабость» великого человека, желавшего обеспечить себе верность последователей, делает его лишь человечнее.

Переписка Фрейда с Георгом Гроддеком

Георг Гроддек ³² (1866—1934) был первым врачом, в полной мере оценившим значение гипотез Фрейда также для лечения органических заболеваний. Он причисляется к тем ученым, кто проложил пути психосоматической медицине.

Влияние этого «поэта» среди глубинных психологов сказалось на творчестве писателей с мировым именем, таких, как Генри Миллер, В. X. Ауден и Лоренс Даррелл³³ . Его место в истории психоанализа определяется прежде всего предпочтением, которое Фрейд оказал этому чужаку (сам он называл себя «аналитиком-дилетантом») и его трудам, которые даже сегодня, спустя более полувека, читаются с удовольствием благодаря их подстрекающей иронии и поэтическому юмору. Кроме того, Фрейд заимствовал у Гроддека и ввел в психоаналитический обиход термин «Оно» (1923) ³⁴ .

Переписка между Фрейдом и Гроддеком, продолжавшаяся с 1917 года до конца 1934-го, была опубликована лишь 35 лет спустя (Groddeck 1970 и Groddeck/ Freud 1974). Она началась в период первой мировой войны, после того как Грод-

дек, являвшийся врачом, получил освобождение от военной службы. В то время Гроддек жил в Баден-Бадене. В 1917 году, когда он написал Фрейду свое первое длинное послание, курортный город почти обезлюдел. Первое письмо Гроддека было задумано как извинение за то, что он первоначально осудил психоанализ, по-настоящему в него не вникнув. Фрейд отреагировал с изумлением и принял этого терапевта, ставшего пионером в области психосоматических заболеваний, в ряды психоаналитиков. Фрейд всегда относился с исключительной терпимостью к этому экспансивному демоническому человеку, который, в общем-то, принадлежал к тому типу людей, которые легко могли задеть Фрейда и с которыми поэтому он подчеркнуто старался держать дистанцию.

Переписка с Гроддеком обращает на себя внимание своими аналитическими истолкованиями. Даже самые отважные интерпретации Гроддека благосклонно принимаются Фрейдом, даже «распятие» — понятие, которое Фрейд (9 мая 1920 г.) углубляет с помощью лингвистических ассоциаций (Groddeck/Freud 1974, 30): «Разве не говорят: "сын привязан к матери", или, как мы это обозначаем, "он на ней фиксирован" (круцификс!³⁵ )» Кроме того, Фрейд распознает изрядный мазохизм Гроддека и его расщепленный перенос: будучи чрезвычайно преданным Фрейду, он враждебно относился к любому другому психоаналитику. Фрейд часто утешает его, словно мать дитя.

Фрейд старался сблизить Гроддека со своим другом Ференци, и, когда наконец это свершилось, они стали на всю жизнь друзьями. Ференци часто проводил отпуск в санатории Гроддека «Мариенхё» в Баден-Бадене. Здесь в гроддековском «сатанариуме», как тот его именовал, он встречался со многими другими аналитиками и учениками Фрейда, в том числе с Эрнстом Зиммелем, Карен Хорни, Фридой Фромм-Райхманн.

На протяжении всех лет их знакомства Гроддек старался теснее сблизиться с Фрейдом, прежде всего он хотел, чтобы тот приехал в ею санаторий, но Фрейд искусно избегал этой участи (Groddeck/Freud 1974, 41—42):

Вена, 29 мая 1921 г.

Аорогой господин доктор,

Какую заманчивую перспективу открываете Вы передо мной! И как хитроумно Вы приглашаете также мою малышку', чтобы я не томился по дому! Разумеется, я вынужден отказаться. Внешний повод тот, что ближайшие каникулы уже распределены и больше ничего в них не вмещается, но истинное основание другое — а именно, молодость уже покинула меня. Будь я пятнадцатью годами моложе, никакой черт меня бы не удержал от желания усесться на пару недель Вам на закорки и посмотреть, что Вы там практикуете, как я давным-давно проделал это с Бернгеймом. Но теперь — я говорю Вам это со всей откровенностью и в уверенности, что Вы не станете преждевременно это разглашать, — с годами появляется одно главное желание — покоя. Это вполне очевидный расчет. Поскольку я уже не могу сорвать плодов с дерева, я предпочитаю не сажать новых деревьев. Не слишком благородно, зато правда. Человек уже не хочет учиться новому, когда и от старого он получает мало удовольствия. Кет так через двадцать Вы лучше меня поймете и не станете думать обо мне плохо, если припомните, что я без бравады подчинился ходу вещей.

Несомненно, я не могу побывать у Вас с тем, чтобы насладиться только обаянием Вашего общества. Я должен был бы подумать и о тех замечательных «влияниях», которые Вы изучаете. Помимо всего прочего, существует

перенос мыслей, который громко и внятно стучится в двери психоанализа, требуя впустить, и многое другое, что зовется оккультным. Возможность изменять патогенные факторы путем обмена или пересадки половых желез и т.д. То, что человек делает, всегда столь незавершенно, фрагментарно; потребовался бы второй человеческий век, чтобы все исправить.

В любом случае не исключено, что в делах еще обнаружится просвет и я без доклада явлюсь к Вам на несколько дней. Надеюсь, путешествие по Германии вновь превратилось в удовольствие. У нас это не так.

То, что Ваша подруга больше не понуждает Вас к продолжению переписки, не слишком-то красиво с ее стороны.

Сердечный привет и благодарность от Вашего Фрейда.

¹ Имеется в виду Анна, дочь Фрейда.

С удовольствием узнаешь, как охотно Фрейд читал первый аналитический роман Гроддека «Искатель души» (1921), который по рекомендации Фрейда был издан Психоаналитическим издательством в Вене. Поскольку в книге нашлось немало провоцирующих страниц, эта публикация привела в ркас благонравных швейцарцев, и в первую очередь пастора Пфистера. Однако Фрейду нравился юмор Гроддека, и он защищал его от любой критики также и в последующие годы. В письме от 4 февраля 1921 года он возражал Пфистеру: «А что бы Вы сказали, будь Вы современником Рабле?» (Freud/Pfister 1963, 83), и шестью неделями спустя: «Однако я не откажусь от своего суждения по поводу Гроддека, я не собираюсь ни в ком истреблять "шута"» (там же, 85).

Самому Гроддеку Фрейд писал (Groddeck/Freud 1974, 38—39):

Вена, 17. 4. 1921

Аррогой господин доктор,

Сегодня воскресенье и я устроил себе праздник, отвечая на Ваше письмо. Все пять посланий очаровательны, я твердо решился не позволить Вам перебежать в какое-либо другое издательство. В особенности трудно устоять, когда Вы рассказываете о самом себе. Должен Вам сообщить, что моя дочь, на сей момент единственный, кроме меня, читатель, и притом не лишенный некоторой антипатии (начиная с Гааги), получила такое же впечатление.

Теперь я с нетерпением жду продолжения. Собираетесь ли Вы и впредь плавить хрупкий материал и удастся ли Вам при всех ваших «Каприччо» дать проступить куску твердой земли, с которого Вы соскочили? Ваш стиль замечателен, речь звучит как музыка.

А теперь о более серьезном: я вполне понимаю, почему Вам не хватает бессознательного для того, чтобы обнаружить Оно. Со мной происходит то же самое, только я обладаю талантом довольствоваться фрагментами. Ведь бессознательное — лишь некое явление, примета в отсутствие ближайшего знакомства, все равно что сказать: тот человек в плаще, чьего лица я не разглядел. Что же делать, если однажды он явится без этого наряда? Поэтому я рекомендую в ближайшем окружении противопоставлять не бессознательное и сознательное, но взаимосвязанное Я и отщепленное от него вытесненное. Это, однако, не устраняет трудности. Я в своих глубинах все равно остается глубоко бессознательным и сливается с ядром вытесненного. Итак, более правильным

будет считать, что наблюдаемые нами членения и разделения, проявляются только в относительно поверхностных слоях, но не в глубине, для которой наиболее верным обозначением будет Ваше «Оно». Примерно 7пак:

Мы еще поговорим об этом, когда книжка {Ваша) будет готова. Мне было бы приятнее поговорить, нежели писать. Но как это сделать? Можете ли Вы приехать летом на несколько дней в Таштайн или туда, где я буду позднее?

Вы еще говорите, что я отвращаюсь от эротики. Следующее мое сочинень-ице, наверное, покажет Вам, что, когда я это делаю, Эрос следует за мной по пятам («Психология масс и анализ Я»).

С сердечным приветом и ожиданием преданный Вам

Фрейд.

К другим особенностям Гроддека Фрейд относился менее терпимо. Когда Фрейд поздравлял Гроддека с женитьбой, он признался, что остается пуританином и в соответствии с этим живет, а потому чувствует некоторое недовольство по отношению к человеку, который приезжает на психоаналитические конгрессы с женщиной, на которой он не женат. До этого Гроддек писал ему (Groddeck/ Freud 1974,67-68):

Баден-Баден, 8 ноября 1923 г.

Досточтимый господин профессор,

Прошло немало времени с тех пор, как я подавал весточку о себе. Тем чаще я думал о Вас. В сущности, мысль о Фрейде никогда не покидает меня.

Несмотря на все чудные происшествия в Германии, мы по-прежнему живем своей прежней жизнью. Работа идет своим ходом, то успешно, то не слишком. Дважды за лето мне представлялась возможность наблюдать в своем санатории беременность, рождение и первую неделю жизни младенца. От этого возросла уверенность, что в области родовспоможения психоанализ может достичь особенно благоприятных результатов. Осложнения в пору беременности (обе женщины были первородящие, одна из них тридцати трех лет) исчезли чрезвычайно быстро, роды прошли легко и быстро, старшая, когда выходила головка, даже вскрикнула: «Ах, как прекрасно, как прекрасно]». В особенности меня заинтересовало протекание послеродового периода. Удается проследить до истоков и искоренить противоестественный отказ женщины самой кормить ребенка; у одной из них на 24 часа исчезло молоко и вновь началась лактация после того, как удалось выявить застарелую и тщательно скрывавшуюся враждебность к ее собственной матери. И прежде всего мне стало ясно, что целый ряд осложнений у грудничков вызывается матерью (сознательно или бессознательно), а после анализа матери они исчезают. Все это было столь поучительно, что во мне растет желание приобрести больше технического опыта в родовспоможении. Тогда я мог бы

присоединить к своему санаторию родильное отделение. Здесь еще многому предстоит научиться как в исследовании души матери и ребенка, так и в

практике родовспоможения.

Однако все, что относится к моей области, я видел. К сожалению, чем дольше работаешь, тем меньше питаешь самонадеянных иллюзий относительно собственных открытий и все труднее не потерять нить в огромном количестве ходов лабиринта бессознательного. Почти ничем не возможно поделиться. Я все более удовлетворяюсь просто внимательным наблюдением безо всяких честолюбивых устремлений. Вероятно, в середине декабря я закрою санаторий. Тогда мы — Эмми и я, — полностью положившись на одну лишь казенную зарплату, отправимся в Голландию, Данию и Швецию, где я должен выступать с докладом. Однако все это еще неточно.

Время от времени я узнаю о Вашей жизни, я полнил сообщения также о Вашей операции. Мои мысли и добрые пожелания всегда с Вами, кого я так

люблю.

Искренне

Ваш Гроддек.

После того как Фрейд получил в августе 1930 года премию Гёте, Гроддек пожелал затеять дискуссию об одной сложной проблеме у Гёте и предложил совершенно гениальное истолкование второй части «Фауста». Фрейд, состарившийся, больной, усталый и мрачный, ответил, что не смыслит ни в Гёте, ни в «Фаусте», равно как и его друг Гроддек. Это печальное прощальное письмо с потрясающей ясностью обнаруживает одиночество Фрейда в его последние годы ³⁶ .

Переписка Фрейда с Лу Андреас-Саломе

Переписка между Фрейдом и его знаменитой подругой «госпожой Лу» (1861—1937) составляет важную главу в истории жизни Фрейда, его отношений с женщинами в целом и с этой писательницей в частности, которая, как она сама говорила, пришла к нему будто ребенок к рождественскому деду.

Первая встреча, насколько можно понять, состоялась на самом рубеже столетий, но переписка завязалась многими годами позже. Она продолжалась двадцать пять лет, начиная с 1912 года и почти до смерти Лу Андреас-Саломе.

Анна Фрейд сохранила эти письма и передала их для публикации издателю Эрнсту Пфайферу, который воздержался при публикации от истолкований, однако добавил шестьдесят страниц примечаний (Freud/Andreas-Salome, 1966). Речь идет о трех сотнях писем, треть из них исходит от Фрейда, две трети написала «госпожа Лу». Как мы знаем, Фрейд страстно любил писать письма, однако — что касается длины писем — в большинстве случаев был весьма сдержан. Переписку с прославленной и ославленной подругой великих мужей (таких, как Ницше или Рильке), для которой психоанализ превратился в главное дело жизни, нередко называют наиболее «чарующей» из переписок Фрейда (Blöcker 1967, 689).

Фрейд сразу же ответил на первое письмо Лу от 27 сентября 1912 года (Freud/

Andreas-Salome 1966, 48-49).

Вначале оба корреспондента держатся официально. Обращением Лу как было, так и осталось «дорогой господин профессор», Фрейд же начал с «достопочтенная» или «уважаемая госпожа», затем «дражайшая Лу» и в конечном счете остановился на «дорогая Ау». Однажды Лу направила письмо «К. А. Фрейду», указав инициалы своего мужа. Фрейд тут же истолковал эту ошибку.

Первое письмо (открытка) Лу Андреас-Саломе

Первое письмо Зигмунда Фрейда (Freud/Andreas-Salome 1966, 48)

Самое удивительное в этой переписке — та забота, которую оба корреспондента проявляют по отношению друг к другу и к психоаналитическому движению. Чуть ли не все казалось им значительным. Так, в конце первого года войны Фрейд писал «самой понятливой» ³⁷ (там же, 35—36):

Карлсбад. Рудольсхоф, 30 июля 1915 г.

/Достопочтенная госпожа,

Я пишу Вам из идиллии, которую мы, моя жена и я, устроили себе упрямо и своевольно и в которую все более вторгается помехой натиск времени. Неделю назад наш старший сообщил, что одна пуля прострелила ему фуражку, а вторая — по касательной задела руку, но ни тот ни другой выстрел не вывели его из строя; сегодня второй воитель сообщает, что на завтра назначен его отъезд, а именно на север. Моя младшая, которую Вы, вероятно, помните, пребывает с восьмидесятилетней бабушкой в Ишле и озабоченно пишет: «Как же я в будущем году одна сойду за шестерых детей?»¹ . Поскольку мы не отваживаемся заглядывать в будущее, мы живем одним днем и получаем от него то, что он может нам дать.

Ваши письма стали теперь вдвойне ценным вознаграждением за мои послания. Я говорю «теперь», поскольку я остался почти в одиночестве, и из всех сотрудников один лишь Ференци противится влиянию милитаризма и сохраняет связь с обществом. Но поскольку и он привязан к своему гарнизону в Папе, я чувствую себя частенько столь же одиноким, как в первые десять лет, когда вокруг меня простиралась пустыня, но тогда я был моложе и наделен неисчерпаемой энергией, чтобы выстоять. Плодом этого времени станет состоящая из двенадцати глав книга, посвященная исследованию влечений. Но, припоминаю, я уже сообщал Вам об этом. Она завершена до стадии необходимой доработки при соединении и сопоставлении отдельных кусков. Всякий раз, когда я читаю одно из Ваших исследовательских писем, я поражаюсь Вашему искусству выходить за пределы сказанного, дополнять его и преобразовывать вплоть до самых отдаленных связей. Естественно, я поспеваю не сразу, я так редко испытываю потребность в синтезе. Единство этою мира кажется мне чем-то самим собой разумеющимся, не стоящим специального превознесения. Меня интересует разделение, расчленение пюго, что в противном случае превратится в первозданную кашу. Коже утверждение, копюрое лучше всею сформулировано в «Ганнибале» фон Граббе: «Из этого мира мы выпасть не можем», не кажется мне достаточным утешением для отказа от границ Я, который может быть весьма болезненным. Короче, я — рьяный аналитик и полагаю, чпю синтез не представляет никаких трудностей, если первоначально провести анализ.

С той же точки зрения воспринимаю я и Ваше оправдание «тяги к убийству», если таковое может существовать. А именно: не следует недооценивать преграду неудовольствия, которое здесь препятствует расчленению.

Ваше письмо содержит также драгоценное обещание (я не имею в виду симпггю-матику). «Анальное и сексуальное» " я бы весьма охотно прочел, и если наши журналы еще смогут продержаться, я позабочусь о публикации. Однако как и куда будет переслана рукопись? Я пробуду здесь примерно до 10 августа; послать в Вену, где мой дом по-прежнему остается открытым, в любом случае надежнее. Меня предупредили, что все почтовые отправления подвергаются строгой цензуре. Я надеюсь, что тем не менее доставка возможна.

Когда же все мы, рассеянные члены неполитического общества, вновь соберемся вместе, то не увидим ли мы, насколько повредила нам политика, —

этого я предсказать не могу. Я не умею быть оптимистом и от пессимиста отличаюсь, как я полагаю, лишь тем, что меня не выводят из себя зло, глупость, нелепость лишь потому, что я заранее принял их в состав мира. Мой друг Патнем в недавно появившейся книге, основанной на психоанализе, утверждает, что удовлетворение есть не только психическая, но и материальная реальность. Тому, кто обречен на пессимизм, помочь невозможно!

Пусть у Вас все всегда обстоит хорошо в эти тяжкие времена, не забывайте обо мне, даже если мне нечего будет Вам написать!

Сердечно преданный Вам Фрейд.

' Здесь это означает: заменить всех отсутствующих братьев и сестер. " Lou Andreas- Salome. Anal und Sexual. Imago, 1915/16.

Стиль Лу по нынешним меркам воспринимается как несколько высокопарный, он сильно отличается от конкретного тона Фрейда. Она использовала свой собственный особый язык, переводила «регрессию» как «откат», создавала выражения типа «пограничный факт» или «общность судеб». С течением лет ее «поэзия» сделалась доступнее и непосредственнее, тогда как «проза» Фрейда была превосходной с самого начала.

Фрейд неоднократно совершает своеобразную ошибку, говоря о ее «шести старших братьях» (там же, 89). На самом деле Лу родилась шестым ребенком после пятерых братьев, однако Фрейд, по-видимому, назначил себе роль одного из них.

Письма Лу полностью посвящены Фрейду, лишь мимоходом она упоминает лиц, стоявших у истоков психоанализа, цитирует Рильке или Ницше. Беспокойная Лу, по-видимому, обрела успокоение в своей дружбе с Фрейдом, а все остальные великие люди, сыгравшие определенную роль в ее жизни, отошли на второй план. Она упоминает Георга Гроддека, которого ценила как друга Ференци. Его «Искателя души» она окрестила «человеком-клопом» (там же, 135). Она пишет о Ференци и его жене, о визите Абрахама, кроме того, рассказывает, что прочла Ранка и Райка. Без сомнения, уже с самого начала их дружбы Фрейду было ясно, что эта женщина может оказать значительное влияние на аналитическую атмосферу в Европе.

В основном возражения Фрейда на ее гипотезы остаются осторожными, дипломатичными, даже кроткими: «Я не скажу ни да ни нет, не стану расставлять знаки вопроса, но поступлю так, как я всегда обращаюсь с Вашими наблюдениями: получу от них удовольствие и позволю им воздействовать на меня» (там же, 68). По словам Фрейда, его задачей было привносить «прозу в ее поэзию» (там же, 125), в то время как она видела свою роль в том, чтобы переводить на женский язык отцовские истины. Фрейд часто повторял: «Вы всегда отдаете больше, чем получаете» (там же, 115).

Ее эссе «Моя признательность Фрейду» (см. также статью «Фрейд в зеркале биографов») Фрейд находил «утонченно женственным» (там же, 210—211). Со всей силой авторитета он отвергал это название как невозможное и чересчур личное, и тем не менее в данном случае Лу настояла на том, что, поскольку заголовок тесно связан с самим текстом, никакие коррективы для нее неприемлемы.

Во время первой мировой войны и на некоторый период после нее Лу потеряла связь со своими пятью братьями в России, она утратила и свое состояние. Мы узнаем, что Фрейд восторженно поддерживал сторону Германии, а затем все более

погружался в тревогу о своих трех сыновьях и всеобщем несчастье, по мере того как военные события развивались совсем не так, как он рассчитывал. Лу оставалась сдержанной, ее положение стало затруднительным: она вышла замуж в Германии, но ее братья жили в России (там же, 86).

В их корреспонденции имеются также трудные для чтения консультационные письма, в которых Лу излагает Фрейду конкретные случаи и задает частные вопросы, а Фрейд на них отвечает.

Имена пациентов не раскрываются, многие подробности пропущены, как известные им обоим или как нечто само собой разумеющееся, поскольку Фрейд, вероятно, знал этих пациентов. Поэтому читать эти письма в целом достаточно сложно. Некоторые из пациентов вели себя довольно странно, в особенности если учесть, что дело происходит в небольшом немецком университетском городке. Одна больная, страдавшая агорафобией ³⁸ , нуждалась в сиделке, которая повсюду ее сопровождала, бок о бок с ней шел врач и третий человек позади. Когда эта маленькая группа проходила по улицам Гёттингена, наблюдатели, притаившиеся за задернутыми занавесками в домах по соседству с домом Лу, были, вероятно, не только удивлены, но и шокированы.

Однажды речь заходит о маленькой девочке, которая после скарлатины и перенесенной операции переживала кошмары (там же, 76—81). Ей чудился огонь, убийцы, кровь, лягушки и червяки, соблазнители, черные человечки. Чтобы завоевать ее доверие, Лу принялась рассказывать свои собственные кошмары. Она не могла распознать никакой сексуальной травмы. Девочка в жизни не спала вместе с родителями и хорошо относилась к младшему брату. В переписке Фрейд замечает: «Нет дыма без огня» (4 декабря 1917 г.) — и указывает на неизбежность сексуального совращения и конфликта. Лу все еще колеблется, поскольку девочка призналась, что она мастурбировала, однако до скарлатины и операции. И Лу спрашивает, как ей следует поступить, поскольку мастурбация в конечном счете оказывается вредной. 23 декабря (там же, 80) Фрейд откликнулся цитатой из «Фауста» Гёте: «Ты с дьяволом на ты, а пламени боишься». Это произвело сильное впечатление на Лу, и девочка вскоре избавилась от всех симптомов.

В другой раз Фрейд отправил на лечение к Лу больную с тяжелой агорафобией (там же, 161). Фрейд придавал большое значение финансовой стороне; по его мнению, Лу следовало требовать по меньшей мере двадцать золотых марок. Его письмо опоздало, Фрейд был очень расстроен, поскольку Лу потребовала меньше чем половину этой суммы и этот гонорар казался ему чересчур низким.

В другом письме (от 23 марта 1923 г., там же, 133) Фрейд следующим образом подводит итоги своего представления о работе под чьим-либо руководством:

К особым преимуществам ремесла психоанализа принадлежит также, что здесь едва ли возможна консультационная практика. «Временный гость» не увидит того, что не покажет ему хозяин и, как правило, не может судить о том, что создано в другом на основании бесчисленных восприятий. Так что я не отважусь сказать что-либо полезное Вам в описанном случае.

В письме «дражайшей Лу» от 10 мая 1925 года говорится (там же, 169—170):

Я уже не получаю от этого столь интенсивного удовольствия. Я медленно обрастаю корой невосприимчивости и констатирую это без жалоб. Таков естественный ход вещей, так начинается утрата органики. Обычно это называют «зрелым возрастом». Это связано и с коренным изменением в соотношении обоих предполагаемых мною влечений. Это изменение пока еще

не слишком заметно; все, что вызывало интерес прежде, сохранило его и теперь, даже качественной разницы не наблюдается, однако не хватает некой устойчивости. Я, как человек немузыкальный, сравнил бы это с той разницей в звуке, которая зависит от нажатия педали. Непрерывное давление множества тяжких переживаний, возможно, ускорило это вообще-то преждевременное состояние, эту склонность рассматривать все с точки зрения вечности.

Впрочем, мое существование еще вполне сносно, я даже полагаю, что нашел нечто фундаментальное для нашего дела', чем я еще некоторое время и должен заниматься. Подобного открытия следовало бы, вообще-то, стыдиться, поскольку такие отношения можно было разгадать с самого начала, а не обнаруживать их лишь спустя тридцать лет. Новое доказательство, что без воды суп не сваришь...

' Описано Фрейдом в «Торможении, симптоме и страхе».

Знакомства с этими письмами недостаточно для объяснения большой дрркбы между Зигмундом Фрейдом, Лу Андреас-Саломе и дочерью Фрейда Анной. Эти отношения рке описывались, но они остаются малодоступными для понимания. Даже блистательный комментарий издателя Эрнста Пфайфера, который был другом Лу с тридцатых годов и до ее смерти, не предлагает достаточных объяснений. Ясно, по крайней мере, что Лу, работавшая психоаналитиком в небольшом немецком университетском городке Гёттингене, нашла во Фрейде своего учителя и свой «поворотный пункт» (Andreas-Salome 1958, 143). Ее отношения с ним изложены в основном в двух ее книгах — «В школе Фрейда» (1958) и «Моя признательность Фрейду» (1931). «Лишь следуя Вам, я открыла осознанное как смысл и ценность того, к чему стремилась в бессознательном», — признает позже Лу в вышедшей посмертно книге «Воспоминания о жизни». А в письме от 4 мая 1935 года она называет Фрейда «ликом отца в моей жизни» (Andreas-Salome 1966, 225).

Лу была дочерью русского генерала прусского происхождения, который дома говорил по-немецки и был верным приверженцем лютеранского вероисповедания. После чрезвычайно тревожного детства и юности Лу уже зрелой женщиной вышла замуж, однако этот брак никогда не был счастливым, хотя и остался нерасторгну-тым³⁹ . Она занялась изучением психоанализа, когда ей уже исполнилось пятьдесят лет. К сожалению, ни письма, ни дневник Лу Андреас-Саломе, который она вела о своих психоаналитических занятиях в Вене, не дают представления об очаровании этой женщины, восхищавшей стольких мркчин. Возможно, Фрейд и почти все аналитики тех первых лет были привязаны К ней прежде всего потому, что Лу была прекрасной слушательницей. Фрейд во время лекции обращался к ней как к «метке фиксации» (2 марта 1913 г.), если же она не могла присутствовать, то к не занятому ею месту. На собраниях, проводимых в доме Фрейда по средам вечером, она, похоже, не произносила ни слова.

Дневник Лу Андреас-Саломе — это свидетельство очевидца об истоках психоаналитического движения. Он служит приложением как к переписке с Фрейдом, так и к книге Отто Ранка «Протоколы Венского психоаналитического объединения» (Nunberg/Federn 1962). Нынешний читатель, возможно, испытает некоторое разочарование, изучая этот дневник в надежде узнать больше, чем ему предлагается. В дневнике Лу постоянно упоминаются все пионеры психоанализа: Отто Ранк, о котором Фрейд говорил с большой любовью и благожелательностью; Шандор Ференци, обсуждавший свои идеи с Андреас-Саломе; Карл Абрахам, приезжавший с визитом из Берлина; Вильгельм Штекель и Альфред Адлер, который

Последнее письмо (открытка) Зигмунда Фрейда (Freud/Andreas-Salome 1966,144-145)

Вторая страница последнего письма Лу Андреас-Саломе

помногу часов прогуливался с Лу, рассказывая о своих расхождениях с Фрейдом. Дневник содержит также некоторые ценные для аналитиков анекдоты, например забавную и вместе с тем печальную историю, демонстрирующую реакцию Фрейда на стихотворение, которое Лу Андреас-Саломе преподнесла ему во время аналитического сеанса: он решил, что перед ним произведение Ницше, и вволю поиздевался над высказыванием, будто жизнь надо принимать в любом случае, даже если она состоит из одних лишь страданий. Ему-де хватило бы даже хронического насморка, чтобы поставить под сомнение ценность всякого жизненного похождения (Andreas-Salome 1951, 213). Наконец он заметил, что стихотворение принадлежит Лу. Спустя двадцать лет Лу посетила Фрейда, когда тот ожидал в Берлине повторной операции рака. Она тоже знала, что значит страдать: у нее был рак груди, постепенно она полностью облысела, практически ослепла от сахарного диабета, к тому же грозило отказать сердце. Тогда Фрейд вспомнил то стихотворение, и они обнялись, без слов поняв друг друга.

Чтобы вполне ощутить человеческое тепло в отношении Фрейда к Лу Андреас-Саломе, нужно представить необычайную личную ауру этих людей, которая хотя и обнаруживается в переписке, однако по-настоящему находила выражение лишь в многочисленных личных встречах. Так, 9 ноября 1921 года Лу писала о своем визите к Фрейду: «Едва добрались до Берггассе, Я и Анна; долго не было автобуса, поздно, но как прекрасно и радостно появиться там. Фрейд неизменен, полсотни людей (одного нет [Виктор Тауск], я так его всюду высматриваю, что мне начинает казаться, что нет ни одного старого знакомого лица). Ночью к трем домой, где я занимаю роскошную веранду с кроватью из розового дерева.

Когда я засыпаю в этой постели, что обычно бывает очень поздно, я все еще продолжаю во сне беседовать с Фрейдом и часто, понимая, что он, перегруженный ежедневной аналитической работой, не всегда сможет вновь вернуться к тому же вопросу, вместо этого выговариваюсь во сне. И даже когда поздно вечером мы выходим вместе на прогулку (нередко для него это первый и последний выход за день), какое-то время мы говорим о чем-то другом, и вновь он как бы проводит анализ Вены: эти переулки под зимним снегом пробуждают в нем мысли о древнейшем происхождении города; видно, как близко он принимает такое воскрешение, вспоминаются археологические экспонаты, хранящиеся в его кабинете, и становится понятным, что археолог в нем уживается рядом с врачом» (Freud/ Andreas-Salome 1966, 269).

«Проблема Тауска»

Лу Андреас-Саломе является важной связующей фигурой в так называемой «проблеме Тауска», как она сама ее называла (там же, 109), которую мы здесь изложим вкратце, поскольку она играет немаловажную роль для оценки личности Фрейда историками психоанализа.

Виктор Тауск (1878—1919) начал свою профессиональную карьеру в качестве юриста в Хорватии. В 1908 году он переехал в Вену, где и возник его интерес к психоанализу. По совету Фрейда, он начал изучать медицину. Фрейд сразу же распознал интеллект и самобытность Тауска⁴⁰ , однако от него не ускользнули и огромная внутренняя тревога последнего, его потребность в зависимости, в руководстве и контроле своих импульсов со стороны властной фигуры отца.

Во время учебы в Вене Лу Андреас-Саломе находилась в очень близких отношениях с Тауском ив 1912 году принимала участие в проводимом им по вторникам курсе психоанализа. Фрейду с самого начала трудно было согласиться с представлениями

Тауска, и он имел с ним дело в основном благодаря заступничеству Лу. Так, 31 января 1915 года он писал Лу о Тауске: «...его позиция для меня совершенно непостижима. Следствием Вашего интереса к нему было то, что я приложил немало психических усилий, чтобы к нему расположиться, однако дальше этого наши отношения не пошли» (там же, 30). В письме к Лу Тауск выразил это следующим образом: «Фрейд выказывает внимание, однако мало тепла» (там же, 265).

В годы первой мировой войны Тауск служил в армии психиатром, для него война превратилась в серьезный конфликт совести. После войны он возвратился в Вену. В этот период Тауск попросил Фрейда заняться его анализом, но Фрейд, по-видимому, его не принял. Как бы то ни было, Тауск начал сеансы анализа у Хелен Дойч, которая в то время, в 1919 году, проходила учебный анализ у Фрейда. В том же году Тауск написал свою чрезвычайно важную работу о шизофрении (Tausk 1919), открывавшую путь к психоаналитическому пониманию психозов и обеспечившую автору почетное место среди пионеров психоанализа. Разведясь с первой женой, от которой Тауск имел двух сыновей, и прежде чем осуществить свое намерение вступить в повторный брак, он совершил самоубийство.

По-видимому, историки все же переоценивают значение личной трагедии Тауска для психоанализа, начиная с интерпретации Пола Розена в его книге «Братец Зверь: история Фрейда и Тауска» (Roazen 1969) ⁴¹ .

Утверждение Розена, что Тауск лишил себя жизни, поскольку Фрейд отказался его анализировать, что, по мнению Розена, Тауск воспринял как смертельный удар, в свете всего, что мы знаем, имеет мало убедительной силы. Как известно, Тауск и раньше страдал от тяжелой депрессии.

Кто знаком с личностью Фрейда, тот сразу же отвергнет гипотезу Пола Розена, будто Фрейд ревновал к отношениям между двумя своими одаренными учениками, Лу Андреас-Саломе и Виктором Тауском, и что он чувствовал угрозу со стороны значительно более молодого и творческого коллеги. Фрейд был гораздо лучшим психиатром, чем это обычно считают, и, скорее всего, он поставил диагноз и оценил личность Тауска вполне точно. Фрейд, как показывает весь его образ жизни, принадлежал к числу аполлонических натур, а потому он соблюдал надежную дистанцию от дионисийского типа, каким был Тауск, демоническая природа которого то и дело проявлялась в импульсивных поступках.

Курт Эйсслер, пожалуй, один из наиболее осведомленных современных исследователей Фрейда, секретарь Архива Зигмунда Фрейда при Библиотеке Конгресса, чувствовал себя обязанным оправдать Фрейда. В своей книге «Талант и гений» (Eissler 1971) он разбивает аргументацию Розена. Главный довод Эйсслера следующий: нет никаких доказательств, что Фрейд в самом деле поручил анализ Тауска Хелен Дойч (что, впрочем, в те времена не считалось ни необычным, ни некорректным поступком).

Новейшие работы по проблеме Тауска, несколько блестящих и вдумчивых эссе Марка Канцера, в которых он не ограничивается рамками чисто исторического исследования, стали подлинным вкладом в изучение суицида.

После смерти Тауска Фрейд 1 августа 1919 года писал Лу Андреас-Саломе (Freud/ Andreas-Salome 108-109):

...«Бедный Тауск», которого Вы на протяжении некоторого времени отличали своей дружбой, 3 июля положил конец своей жизни. Он был растерзан ужасами войны, был вынужден при неблагоприятных обстоятельствах в Вене восстанавливать существование, разрушенное военной службой, сделал попытку ввести в свою жизнь новую женщину, должен был жениться через неделю, но — принял другое решение. Его прощальные письма невесте, первой

жене и мне все одинаково нежны, заверяют, что он в ясном, сознании, никого не винят в его собственной неприспособленности и утраченной жизни и не дают никаких разъяснений по поводу последнего акта. В своем письме ко мне он заявляет о своей нерушимой преданности Чу, благодарит меня и т.д. Что стоит за всем этим, догадаться невозможно...

Переписка Фрейда с Теодором Райком

Доктор философии Теодор Райк (1888—1970) вступил в Венский психоаналитический кружок Фрейда совсем еще молодым человеком и стал одним из первых фрейдовских учеников. Фрейд, с самого начала считавший Райка чрезвычайно одаренным — «одна из главных наших надежд» (Jones II, 237) — и особенно ценивший его наряду с Ранком как исследователя и мыслителя, был связан с ним на протяжении тридцати лет, сначала лично, а затем посредством писем.

Вклад Райка в культурологию⁴² , его статьи, появлявшиеся в том числе и в «Имаго», много обсуждались в психоаналитических кругах. В 1918 году Райк получил «Prix d'honneur» — «Почетный приз» — за лучшую немедицинскую работу. Когда в 1925 году венский магистрат запретил ему психоаналитическую практику, обвинив в шарлатанстве, Фрейд горячо заступился за Райка, «одного из самых образованных среди моих учеников-немедиков», и добился прекращения процесса⁴³ . По этому поводу Фрейдом была написана статья «К вопросу о дилетантском анализе» (1926, G. W. XIV).

Затем Райк практиковал в Берлине и, наконец, в 1938 году эмигрировал в США, где работал в качестве психоаналитика до самой смерти.

Большая часть писем Фрейда Теодору Райку за период с 1911 по 1938 год опубликована в 1956 году на английском языке в «Поиске внутри» Райка. Они свидетельствуют о верности Райка своему великому учителю и понимании последним особых свойств и проблем Райка.

Так, Фрейд предостерегал Райка относительно чрезмерной склонности к мазохизму, чувствам вины и излишнему покаянию. Райк пытался исследовать эти характерные черты своей личности, и в результате появились важные для психоанализа статьи⁴⁴ , вышедшие из-под пера Райка. Общий интерес обоих аналитиков состоял в том, чтобы установить, в какой мере религиозная вера тождественна неврозу навязчивых состояний⁴⁵ .

Во многих письмах Фрейда можно найти похвалу и признание работ Райка, порой также и замечания в их адрес. Например, Фрейд считает, что они бывают «неотесанными, ядовитыми, сварливыми» (13 декабря 1913 г.). В частности, по поводу одной рецензии Райка он отзывается в том же письме следующим образом: «Юмор — это хорошо, но не оскорбление, лучше бы Вы сделали дружелюбные и разумные предложения».

Фрейд часто поддерживал Райка также и в период его анализа, который тот бесплатно проходил у Карла Абрахама. Позднее Фрейд рке не желал прислушиваться к жалобам Райка на бедность и не принимал на веру его «страшные сказки» (15 июля 1914 г.).

От Райка мы узнаем, что Фрейд передавал с краткой запиской кому-нибудь другому тех пациентов, которых он не мог анализировать сам. Так, 20 августа 1922 года Фрейд писал: «Дама 26 лет из Австралии с подозрением на психосоматические приступы. Пробное лечение психоанализом 2—3 недели. Вероятно, полный курс лечения. Пациентка немного говорит по-немецки. Не забудьте попутно провести исследование легких. Фрейд».

Факсимиле рекомендательного письма (Reik 1956, 659) к посланию от 3 июля 1938 года, в котором Фрейд глубоко сожалеет, что Райк уехал в Америку, где психоанализ является прислужницей психиатрии: разве Вы не могли остаться в Голландии? Письмо заканчивается утверждением, что при мысли о Райке в нем боролись симпатия и огорчение.

Даже в 1928 году, когда Фрейд в связи с операцией находился в Берлине, где в то время практиковал Райк, он пытался опекать и воспитывать своего коллегу. В ту пору Райк выступил против одного своего коллеги со статьей, полной горьких упреков. Возможно, Райк понимал, что Фрейд воспримет это выступление как нечто недостойное. С болью в сердце Фрейду пришлось защищать своего юного коллегу от враждебных выпадов, перешедших уже всякие границы. В послании из Берлина от 3 сентября 1928 года он высказался следующим образом: «Это вредит Вашему вступлению и огорчает любого, кто, подобно мне, любит своих друзей и чрезвычайно ценит их успехи. Вы не можете продолжать в таком духе».

Райковский «Очерк о Достоевском», возникший как отклик на статью Фрейда «Достоевский и отцеубийство» (1928), которую Фрейд написал по поводу эссе Стефана Цвейга «Три мастера» (1920), побудил Фрейда дать свое заключение (14 апреля 1929 г.). Отрывок из письма Фрейда был впервые опубликован Райком в книге «Фрейд как критик культуры» (Reik 1930). Фрейд писал (там же, 63—64):

...Ваш критический разбор моего исследования Достоевского я прочел с огромным удовольствием. Все, что Вы предлагаете, звучит интересно и должно быть признано в определенном смысле соответствующим истине. Кое-что я могу сказать и в защиту своей позиции, Дело ведь не в том, кто будет прав или не прав.

Я полагаю, что Вы придаете слишком большое значение этой небольшой работе. Она написана в угоду кому-то, написана нехотя, я почти все сейчас пишу против воли. Вы, несомненно, отметили эту особенность. Она не может извинить поверхностные или неверные соображения, однако оправдывает небрежное построение всей статьи. Невозможно отрицать негармоничное впечатление, которое производит присоединение анализа Цвейга, однако при более глубоком рассмотрении и этому найдется причина. Не оглядываясь на место действия, я мог бы написать: «Мы могли бы ожидать, что в истории невроза со столь сильным чувством вины особую роль сыграл конфликт, связанный с онанизмом. Это ожидание полностью оправдано патологической страстью к игре Аостоевского. Поскольку, как показывает новелла Цвейга и т.д.» Пространство, которым ограничена эта новелла, соответствует не связи Цвейг — Достоевский, но другой связи: онанизм — невроз. Однако выражено это неудачно.

Я твердо придерживаюсь научно объективной социальной оценки этики и не стану отнимать у доброго филистера доказательства хорошего с точки зрения этики поведения, пусть оно и сопряжено с некоторой переоценкой своей личности. В то же время я допускаю и объективное психологическое рассмотрение этики, которое отстаиваете Вы. Соглашаясь с Вашим суждением о мире и нынешнем человечестве, я, как Вам известно, не могу принять Ваш пессимистический отказ от лучшего будущего.

Достоевского-психолога я полностью подчиняю Достоевскому-творцу. Я тоже мог бы поставить ему в упрек то, что его ненормальная душевная жизнь в такой степени ограничивает его прозрения. Подумайте о его удившпельной беспомощности перед лицом феномена любви, в сущности, он ведает лишь грубое, напряженное желание, мазохистское подчинение и любовь из сострадания. Вы также верно высказываете соображение, что при всем изумлении перед мощью и умственным превосходством Достоевского я просто его не люблю. Это связано с тем, что я расходую все свою терпимость по отношению к патологическим натурам во время анализа. В искусстве и жизни я их не переношу. Это мое личное отношение, и для других оно необязательно.

Где Вы собираетесь публиковать Вашу статью? Я очень ее ценю. Непредвзятым должно быть лишь научное исследование. Во всех других случаях без выбора позиции обойтись невозможно, а таковых, разумеется, всегда имеется несколько...

Переписка Фрейда с Эдуардо Вейссом

Длившаяся свыше тридцати лет переписка между Фрейдом и пионером психоанализа из Италии Эдуардо Вейссом⁴⁶ (1889—1970), которого Фрейд однажды окрестил «легитимным представителем анализа в Италии» (10 апреля 1927 г.), началась в апреле 1908 года. Фрейд достиг тогда возраста пятидесяти двух лет, Вейсс был двадцатилетним студентом-медиком.

«Письма по поводу практики психоанализа», изданные М. Гротьяном (Freud/ Weiss 1973), содержат все сохранившиеся письма к Эдуардо Вейссу, как те, что были уже опубликованы ⁴⁷ , так и остававшиеся до тех пор неизданными. Поскольку письма Эдуардо Вейсса не сохранились, Вейсс в дальнейшем снабдил каждый документ необходимым комментарием.

Вместе с пояснительным вступлением издателя они иллюстрируют тот аспект личности Фрейда, который, если не считать писем Карлу Абрахаму, гораздо менее отчетливо выступает в другой корреспонденции: способ работы великого ученого, который в определенной мере позволял Вейссу заглядывать в его лабораторию.

Письма Фрейда содержат множество советов и выводов, основанных на его клиническом опыте. Он предстает в них в роли врача-консультанта, психоаналитика: Вейсс описывает Фрейду своих пациентов и связанные с ними проблемы, а Фрейд — по-деловому и с личным пристрастием — разбирает их, не гнушаясь порой использовать крепкие выражения, выносить моральные суждения и разделять людей на более и менее ценных. Так, 28 мая 1922 года он охарактеризовал одного анализируемого как «подонка» и даже выразил сомнение, имеет ли смысл лечить подобных индивидов. 11 июня 1922 года он предупреждает Вейсса (там же, 50): «Пациент, который повсюду рассказывает о своем анализе, с самого начала рискует свести анализ на нет».

Для всех его писем юному коллеге характерны дружелюбие и терпение, с которыми Фрейд дает ему разъяснения. Однажды он отмечает, что врач, пожалуй, еще слишком молод, чтобы необходимый отцовский перенос стал возможен. Он всегда заботился также о том, чтобы не переусердствовать с советами. То, что он говорит, для получателя его писем «не является обязательным» (там же, 87), тот должен брать ответственность на себя.

Фрейд часто высказывает предостережение: необходимо быть аккуратным с либеральными воззрениями на сексуальность, ибо они могут шокировать зажатого пациента и только ему навредить; в другой раз он советует Вейссу побеседовать с родителями и близкими больного, чтобы дать им необходимые разъяснения, предупредить их, завоевать их доверие и с ними обсуждать ход дела и тем самым оградить их от разочарования и подкрепить успех лечения.

Фрейд знал, как много требуется, чтобы завоевать пациента, заинтересовать его в сотрудничестве в ходе анализа, вдохновить его: выражения «завоевание» и «подавляющий» использовались редко и именно по этому поводу. Однажды он настойчиво просит Эдуардо Вейсса не отдавать больного во власть «его демону». В другой раз Фрейд предупреждает, что не следует заранее назначать крайний срок завершения лечения. Затем он вновь рекомендует поговорить с родителями пациента. Неожиданно он предлагает также делать перерывы в анализе с обещанием

возобновить сеансы через несколько месяцев или подчеркивает, как важно заранее предвидеть результаты, чтобы тем самым препятствовать последствиям негативных реакций при переносе. Чтобы оправдать позицию врача и смягчить разочарование для самого врача, пациента и его близких, он предлагал предупреждать близких и обсуждать с ними текущие изменения.

Во всех письмах сквозит утверждение, что мы должны быть рады, если сумеем что-то понять в человеке и его подсознании. Еще очень многому нужно учиться как юному врачу, так и его опытному наставнику.

Однажды Фрейд делает утешительный вывод, что многие пациенты «добрани-лись до здоровья» (там же, 63). Даже в тех случаях, когда психоанализ пробудил скрытый психоз, не всегда следует врачу осыпать себя упреками: подобное может произойти с любым аналитиком, и в клинической практике избежать этого невозможно.

Фрейд был также готов консультировать совместно терапевтов и пациентов. Так, однажды, прежде чем согласиться принять врача вместе с больным в Вене, Фрейд спрашивает, желает ли того сам пациент. В противном случае визит окажется бесполезным, а возможно, и вредным.

Одно из ранних писем (от 3 октября 1920 г.) содержит непривычное выражение «страдательный конфликт» ⁴⁸ . Фрейд выражает мнение, что лишь тот конфликт, который причиняет страдание, порождает достаточно энергии для усилий, необходимых в психоанализе. Там, где нет страдания, врачу делать нечего. В одном случае Фрейд порекомендовал решительные меры: отослать пациента в Южную Америку, чтобы тот попытался там найти свою судьбу. Подобные краткие практические указания типичны для писем Фрейда к Эдуардо Вейссу, и они оживляют корреспонденцию, словно рисунки, бегло набросанные рукой мастера.

Письмо с исправленной датой — 3 марта вместо 3 апреля 1922 года — можно рассматривать как характерное «ошибочное действие», связанное с проблемой, знакомой каждому психоаналитику: как справиться с огромной, возможно, излишней нагрузкой от чересчур большого числа анализируемых. В тот период Фрейд, по всей видимости, анализировал в основном врачей. Он использует выражение «кандидат» и говорит, что проанализировал девять человек и только одного из них «пациента».

Когда Вейсс, основатель Итальянского психоаналитического общества, в 1932 году попросил включить свою группу в Международное психоаналитическое объединение, он получил от Фрейда следующее послание (Freud/Weiss 1973, 81):

Проф. д-р Фрейд

8. 5. 1932 Вена IX, Берггассе, 19

Дорогой господин доктор,

Не извиняйтесь за недостаточно подробное письмо. То, что Вы мне сообщили, очень ценно для меня. И я тоже испытываю потребность избежать недоразумения! Отказ психоаналитика открыто принимать участие в оккультных исследованиях — это чисто практическая мера предосторожности и временное ограничение, а не выражение принципиальной позиции. Отказываться от этих исследований из подозрения и неведения означало бы и в самом деле следовать жалкому примеру наших противников. Насчет этого я вполне с Вами согласен. Согласен и с тем, что, когда трусливо обращаются в бегство, относясь с заведомым высокомерием к предположительно «сверхъестественному», это означает недостаток доверия к надежности нашего научного мировоззрения.

Переписка З.Фрейда (Мартин Гротьян)

Однако наиболее мрачная глава в этой истории — деятельность медиумов. Несомненное шарлатанство медиумов, глупый и надуманный характер их результатов, трудности проверки, которые создаются специальными условиями их деятельности, очевидная невероятность утверждений — все это вынуждает к величайшей осторожности. Должны быть, однако, лучшие пути, чтобы проверить реальность того, что реально в оккультизме. Нынешняя техника контроля чересчур напоминает мне бессмысленные ограничения с визами и вывозом валюты с приводимыми объяснениями, которые ничуть не улучшают дела.

Я ходатайствовал перед доктором Эйтингоном о скорейшем принятии Вашей группы, аргументируя это тем, что в данном случае руководитель берет на себя ответственность за всех остальных. Однако довод, что устав Международного объединения требует, чтобы члены сами сначала были проанализированы, до сих пор остается в силе.

Мое любопытство, где находится Виа дей Граччи, остается неудовлетворенным.

С живейшими пожеланиями успеха

сердечно преданный Вам Фрейд.

Некоторые письма Фрейда связаны также с переводами его трудов на итальянский язык, который был организован Вейссом. Эта работа наряду с практической деятельностью аналитика и собственными обширными исследованиями составила огромную заслугу Вейсса в деле распространения психоанализа в Италии. В одном из писем Фрейд говорит о переводческой деятельности (там же, 84-85):

Проф. д-р Фрейд

12.4.1933 Вена IX, Берггассе, 19

Аорогой господин доктор,

Итальянский «Моисей» особенно меня порадовал. Я привязан к этой книге, словно к дитяти любви. Три одинокие сентябрьские недели в 1913 году я каждодневно просгпаивал в церкви перед статуей, изучал ее, мерил, высчитывал, пока ко мне не пришло понимание, которое я решился лишь анонимно выразить в статье. И только много позднее я признал это неаналитическое дитя.

Одно из тяжело выносимых последствий моего ухудшившегося здоровья — то, что я больше не могу посетить Рим (последний раз это было в 1923-м).

Что касается господина М. Н. и Вашей пациентки, я готов ко всему, что может быть полезным для Вашей практики. Однако Вы знаете, надо всегда выжидать момент, когда пациентка сама живо пожелает этого визита. Если она просто даст себя привести и отнесется ко мне так же, как теперь к Вам, мы причиним ей лишь величайший вред.

Стало быть, d. положительном случае я прошу от Вас точных сведений.

С сердечным приветом

Ваш Фрейд.

Переписка Фрейда с Джеймсом Джексоном Патнемом

Переписка между Фрейдом и Джеймсом Джексоном Патнемом (1846—1918), человеком, проложившим путь психоанализу в США, теперь наконец стала доступной для изучения. Она началась в 1906 году и завершилась в 1917-м последним сообщением в период войны. Патнем всегда писал по-английски, Фрейд — неизменно на немещсом языке, но обычно латинским шрифтом, чтобы облегчить чтение своему адресату. Из 172 писем 163 опубликованы впервые.

Письма Фрейда Патнему отличаются от прочей корреспонденции прежде всего тем, что они адресованы человеку на десять лет старше, хотя в ходе переписки это различие становится все менее ощутимым.

Когда Джеймс Джексон Патнем впервые столкнулся с психоанализом, ему было шестьдесят три года. Он работал врачом в Бостоне, имел хорошее положение, являлся профессором неврологии в Гарвардском университете. Как сообщает Джонс, рке в 1906 году в первом номере «Журнала патологической психологии» («Journal of Abnormal Psychology») он опубликовал первую статью по психоанализу на английском языке, которая, правда, заключала негативную оценку ⁴⁹ . Однако, подобно Гроддеку, в дальнейшем он пересмотрел свою позицию и в открытой дискуссии признал, что был не прав. В 1909 году вместе с психологом Уильямом Джемсом (1842—1910) ⁵⁰ он ездил в Университет Кларка, чтобы послушать фрейдовские лекции по психоанализу. На Патнема они произвели глубокое впечатление, и профессор пригласил Фрейда вместе с Юнгом и Ференци на несколько дней к себе домой. В 1911 году Патнем основал Американскую психоаналитическую ассоциацию, став первым ее президентом⁵¹ . В период многолетнего пребывания Патнема в Торонто его секретарем был Джонс.

На знаменитом Веймарском конгрессе 21—22 сентября 1911 года появление Патнема единодушно расценивалось как кульминация всего мероприятия. Поддержка с его стороны «дела» компенсировала для Фрейда недостаточное признание, с которым он столкнулся в Вене. Патнем открыл Конгресс своим докладом «Значение философии для дальнейшего развития психоанализа», который в дальнейшем повлек за собой дискуссию в «Центральном листке».

Переписка между Фрейдом и Патнемом показывает, как сталкивались и боролись друг с другом взращенная на религиозной почве американская благопристойность Патнема и реализм Фрейда, ориентация на науку и отважный революционный дух.

Фрейд всегда сознавал, насколько важен Патнем для психоанализа в Америке. Так, 18 декабря 1910 года он писал Абрахаму (Freud/Abraham 1965, 103): «Этот старик вообще огромное для нас приобретение».

20 августа 1912 года Фрейд пишет Патнему (Hale 1971, 366—367):

Поскольку вчера исполнилось ровно три года с тех пор, как я предпринял поездку в Америку, которая мне среди других приобретений подарила знакомство с Вами, возможно, я смею сказать — Вашу дружбу, я не имею права далее откладывать ответ на Ваше присланное мне сюда письмо.

Сердечно благодарю Вас за то, что Вы без обиды приняли отказ от запланированных Вами переводов. Я знаю, что Ваш идеал идет от этики и по нему Вы сверяете свою жизнь. Я слышал от Джонса, что Вы предпочли бы видеть в аналитиках вполне нормальных людей, однако мы все еще очень от этого далеки. Мне постоянно приходится преодолевать собственную обидчивость и самому обороняться от обидчивости других. После позорного отступления Адлера, который является одаренным мыслителем, но и злобным параноиком, я теперь испытываю проблемы с нашим другом Юнгом, который, по всей видимости, еще не завершил свое собственное развитие из невроза. Одна-

ко я смею надеяться, что Ют останется всецело верен нашему делу, и моя симпатия к нему не подверглась никаким особым ограничениям, несколько пострадала лишь личная близость.

Я полагаю, что это не опровергает силы анализа, но указывает, что в нас она направлена не на самих себя, а на других и что мы (и это вполне естественно ) в конечном счете тоже являемся лишь двигателями, у которых запас энергии может иссякнуть.

Письма не демонстрируют или почти не демонстрируют антагонизм Фрейда или его амбивалентное отношение к Америке. Они часто напоминают послания Фрейда Пфистеру, поскольку речь здесь тоже идет в первую очередь о религии и философии. 7 июня 1915 года Фрейд пишет (там же, 374—375):

...Основным впечатлением для меня остается, однако, что я намного примитивнее, неполноценнее, несублимированнее, чем мой друг в Бостоне. Я вижу его благородное честолюбие, высочайшую жажду знаний и сравниваю с ними свою ограниченность ближайшим, доступным, буквально малым и мою склонность довольствоваться тем, что достижимо. Я не думаю, что я не способен оценить Ваши устремления, однако меня пугает столь огромная неопределенность; я более труслив, нежели отважен, и часто готов пожертвовать многим ради ощущения, что я стою на надежной почве. Никчемность людей, в том числе аналитиков, всегда производила на нас сильное впечатление, но почему те, кто проанализирован, должны быть чем-то лучше? Анализ помогает стать цельным, но добрым сам по себе не делает. В отличие от Сократа и Патнема, я не считаю, будто все пороки происходят от своего рода неведения и неточности. Я думаю, что на анализ возлагается непосильная ноша, если от него требуют, чтобы он реализовал в каждом его драгоценный идеал...

А месяц спустя, когда Патнем прислал ему свою книгу «О человеческих мотивах» ⁵² (Е. Freud I960, 320—322), он пишет следующее:

Вена IX, Берггассе, 19, 8 июля 1915 г.

Глубокоуважаемый друг!

Ваша книга «О человеческих мотивах» наконец-то пришла — намного позднее уведомления. Я еще не закончил ее читать, однако уже изучил наиболее важные для меня разделы по религии и психоанализу и поддался импульсу кое-что

написать Вам об этом.

Разумеется, Вам не нужна ни моя оценка, ни моя хвала. Мне приятно думать, что эта книга произведет впечатление на Ваших земляков и во многих потрясет глубоко укоренившееся сопротивление.

На странице двадцать я обнаружил рассуждение, которое считаю вполне приемлемым и для себя самого: «То accustom ourselves to the study of immaturity and childhood before... undiserable limitation of our vision'...» и т.д.

Признаюсь, что это про меня. Несомненно, я некомпетентен рассуждать о других сторонах. Но я использовал эту односторонность для того, чтобы раскрыть тайное, ускользавшее от других. Таково же и оправдание моей защитной реакции. В односторонности тоже заключается нечто полезное.

И наоборот, гораздо меньше означают те случаи, когда доводы в пользу реальности наших идеалов не производят на меня достаточно сильного впе-

чатления. Я не вижу перехода от психической реальности нашего совершенства к его фактическому существованию. Не удивляйтесь, Вы же знаете, как мало можно рассчитывать на аргументы. Арбавлю к этому: я не испытываю никакого страха перед господом Богом. Если мы однажды встретимся, я смогу предъявить ему больше упреков, нежели Он мне. Я спрошу Его, почему Он не наделил меня лучшим интеллектом, и Он не сможет судить меня за то, что я не нашел лучшего применения своей предполагаемой свободе (заметим в скобках, мне известно, что каждый отдельный человек содержит частицу жизненной энергии, однако не вижу, что общего имеет энергия со свободой и независимостью ).

Вы должны также узнать обо мне, что я всегда оставался недоволен своим дарованием и умел даже обосновать для себя, в каком именно отношении, однако я воспринимаю себя как чрезвычайно морального человека, способною подписаться под прекрасным высказыванием Т. Фишера: «Этическое ясно само по себе». Я верю в чувство справедливости, а умение считаться с ближними, неудовольствие от причиненного другим страдания или предвзятости я причисляю к лучшему, чему мне удалось научиться. Я никогда не делал ничего низкого или злобного и не испытываю ни малейшей склонности к этому, однако и гордиться тут особо нечем. Порядочность, о которой мы сейчас говорим, я воспринимаю как социальное, а не сексуальное понятие. Сексуальная этика, как ее определяет общество (и доводит до крайности Америка), кажется мне весьма жалкой. Я отстаиваю несравненно более свободную сексуальность, хотя сам я очень мало попользовался этой свободой. Лишь настолько, насколько я сам отваживался дойти до границ разрешенного в этой области.

Подчеркивание моральных требований в публичных выступлениях часто производит на меня удручающее впечатление. Все, что я видел из религиозно-этических обращений, не увлекало...

Однако я вижу один пункт, где я могу идти с Вами рука об руку. Я не нахожу никакого ответа, когда спрашиваю себя, почему я всегда искренне стремился щадить других и по возможности обходиться с ними по-доброму, почему я не отказался от этого пути, когда заметил, что таким образом несешь одни убытки и превращаешься в наковальню, в то время как другие действуют жестоко и неумолимо. Естественно, такое поведение не назовешь разумным. Никакой особой тяги к этике в юности я тоже не испытывал, и я не получаю особого удовольствия, когда думаю, что лучше других! Вероятно, Вы первый, перед кем я этим хвастаюсь. Итак, мой случай можно было бы использовать как доказательство Вашего утверждения, что подобный идеализм составляет существенную часть наших задатков. Когда бы и у других почаще обнаруживались эти столь ценные задатки! В глубине души я уверен, что, если бы нашлось средство изучить сублимацию влечений так же основательно, как и их вытеснение, мы бы натолкнулись на чисто естеапвеннъъе психологические объяснения и Ваша человеколюбивая теория не пригодилась бы. Однако, как уже говорилось, об этом мне ничего не известно. Почему я (а также и шестеро моих взрослых детей) сделались порядочными людьми, мне совершенно непонятно. Но вот еще одно соображение: покуда знание человеческой души еще настолько несовершенно, что даже моих жалких способностей хватило для столь изобильных находок, еще чересчур рано высказываться за или против таких гипотез, как Ваша.

Позвольте мне только исправить небольшую ошибку, не влияющую на ход мировой истории. Я никогда не был ассистентом Брейера, не наблюдал его знаменитый первый случай и услышал о нем лишь много лет спустя из сооб-

щений Ърейера. Это единственная встречающаяся у Вас историческая неточность. Под всем остальным, что Вы сообщаете о психоанализе, я готов без труда подписаться. Психоанализ и в самом деле сочетается с различными мировоззрениями, и разве он сказал уже свое последнее слово ? До сих пор мне еще не приходилось заниматься всеобъемлющим синтезом, я борюсь лишь за определенность, ради нее следует пожертвовать всем остальным.

Сердечно приветствую Вас и желаю Вам крепкого здоровья и радости в работе. Сам я использую нынешний перерыв в работе для подготовки книги ", которая будет состоять из двенадцати статей по психологии.

Искренне преданный Вам

Фрейд.

'Приучать нас прежде к изучению незрелости и детства...[есть] нежелательное сужение нашего кругозора... ( англ.).

" Из этих двенадцати работ по метапсихологии были опубликованы лишь первые пять, впервые появившиеся под названием «Влечения и их судьба» (1915, G. W. X, 210). От остальных семи не осталось ни следа. См. также письма Ау Андреас-Саломе от 30. 7. 1915 и 25. 5. 1916.

Иногда Фрейд возражает против диктата строгой терминологии и предлагает многозначные формулировки, смысл которых может изменяться с развитием знания. Некоторые высказывания Фрейда звучат почти как хвала двусмысленности. Его личные замечания оставались весьма осторожными, тактичными, ободряющими, хотя по своей сути настойчивыми. Чем дольше продолжалась переписка, тем сильнее проявлялось расхождение между нарастающим разочарованием Фрейда, его стоицизмом и новоанглийским оптимизмом Патнема. С другой стороны, становится очевидным, в какой мере Патнем подкреплял интерес Фрейда к анализу сознательного, религии и философии. И даже конфликт между моральными идеалами Фрейда и Патнема не отдалил друг от друга этих людей; до самой своей смерти Патнем оставался верным сторонником Фрейда, назвавшим его в некрологе (1918) «величайшей опорой психоанализа в Америке» (G. W. XII).

НЕОПУБЛИКОВАННАЯ ПЕРЕПИСКА ЗИГМУНДА ФРЕЙДА С ПИОНЕРАМИ ПСИХОАНАЛИЗА

Существует целый ряд писем Фрейда, разбросанных по отдельности в работах Джонса и Шура, а также в томе писем, изданном Эрнстом Фрейдом («Зигмунд Фрейд, письма 1873—1939»). Некоторые из них из-за сложностей с авторским правом или же из соображений деликатности не были опубликованы полностью и аутентично и ожидают своего дня в архивах Фрейда.

К их числу относится, например, переписка Фрейда с Эрнестом Джонсом (1879—1958), пионером психоанализа в Англии и верным биографом Фрейда. Этой переписке, по всей видимости, препятствовали два обстоятельства. Первое было связано не столько с языковым барьером, сколько с проблемами, которые испытывал Джонс с готическим почерком Фрейда. По этому поводу в письме от 20 ноября 1926 года (Freud, 1960, 387) Фрейд заметил:

...Вас удивит открытие мотива, который затрудняет мне переписку с Вами. Это классический пример маленьких ограничений, лежащих в основе нашей природы. А именно: мне очень сложно писать по-немецки латинским

шрифтом, как я делаю нынче. Меня тут же покидает легкость, то, что в более важных делах зовется вдохновением. Однако Вы часто давали мне понять, что Вы не в состоянии разобрать готический шрифт, так что мне осталось лишь два пути к взаимопониманию, но оба они вредят интимности: либо диктовать Анне письмо, чтобы она печатала его на машинке, либо прибегнуть к моему малопригодному английскому...

Вторая причина постоянно сохранявшейся отчужденности между двумя друзьями была более личностной. 1 января 1929 года Фрейд писал: «Мне не дается выражение подобных нежностей, поэтому я легко могу показаться равнодушным, но в моей семье это знают лучше» (там же, 402).

Неопубликованной остается также переписка между Фрейдом и Максом Эй-тингоном. Эйтингон (1881—1943) был человек спокойный, сдержанный и очень близкий Фрейду. И не только потому, что он неоднократно оказывал материальную помощь самому Фрейду и его организации. Фрейд был благодарен и за многие другие услуги, в том числе за снабжение его сигарами, что в годы войны было делом отнюдь не простым. 7 января 1913 года Фрейд писал ему: «Вы были первым посланником, явившимся одинокому, и если бы мне было суждено вновь оказаться покинутым, несомненно, Вы были бы в числе последних, кто бы оставался со мной (там же, 313). Вслед за Эйтингоном, Фрейд утверждал, что тайна лечения состоит в умении исцелять любовью. С помощью великих жертв, возможно, удалось бы преодолеть большинство проблем терапии, на за это надо «расплачиваться своей шкурой».

Далее, до сих пор остается неопубликованной переписка с Францем Алексан-дером, Паулем Федерном и Вильгельмом Райхом, обширная корреспонденция со всеми членами семьи Фрейда, а также чрезвычайно интимная переписка с Шандором Ференци и Мари Бонапарт.

Ученица Фрейда Хелен Дойч (род. 1884) в своих воспоминаниях «Конфронтация с собой» (Deutsch 1973) осталась верна традиции семьи не публиковать письма Фрейда, а только их пересказывать. Это же относится и ко многим другим письмам, которыми Фрейд обменивался со своими друзьями — учеными и людьми искусства. На переписке с некоторыми из них мы еще остановимся в дальнейшем.

О четырех важных адресатах Фрейда, Шандоре Ференци, Пауле Федерне, Вильгельме Райхе и Отто Ранке, являвшихся к тому же пионерами психоанализа, следует рассказать подробно в силу их особой позиции по отношению к Фрейду (см. также статьи Г. Дамера и Г. Яппе в этом томе и В. Бюнтига в т. III).

Переписка Фрейда с Шандором Ференци

К сожалению, имеются лишь разрозненные публикации писем Фрейда его верному «паладину» Шандору Ференци (1873—1933). Полная переписка, включающая в себя, по приблизительной оценке, более 2000 писем Фрейда⁵³ , сегодня широкому читателю недоступна.

Ученик Ференци Микаэл Балинт (1896—1970), венгр — как и его учитель — по происхождению, унаследовал эту корреспонденцию вместе со всеми трудами Ференци и подготовил письма к публикации. Однако его смерть воспрепятствовала этим планам. Эта переписка, несомненно, имеет величайшее значение для истории психоанализа и раскрытия новых черт в личности Зигмунда Фрейда (см. также статью Г. Дамера).

Сын Фрейда Эрнст Фрейд, президент Архива Зигмунда Фрейда, в 1960 году опубликовал часть этих писем («Зигмунд Фрейд, письма 1873—1939»); фрагменты переписки приводит также Джонс (1960—1962). Тем самым у нас есть некоторая возможность проследить за отношениями между Фрейдом и его наиболее оригинальным и творческим, хотя не всегда надежным, учеником и другом.

В 1907 году, перечитав во второй раз «Толкование сновидений», Ференци испытал потребность написать Фрейду. При посредничестве врача д-ра Штайна в 1908 году, незадолго до Зальцбургского конгресса, состоялась их первая встреча на квартире Фрейда. Ференци стал третьим — после Юнга и Бинсвангера — иностранцем, который именно из-за психоанализа приехал к Фрейду. Общение с обеих сторон оказалось столь непринужденным и задушевным, что Ференци тут же пригласили провести летние каникулы вместе с семьей Фрейда — привилегия, которой он часто пользовался и в дальнейшем.

Ференци, когда познакомился с Фрейдом, имел врачебную практику в Будапеште и уже начал первые опыты с гипнозом. Макс Шур, с шармом и юмором изображающий живой и умозрительный дух Ференци, отмечает, что Фрейд обращался с этим учеником и другом словно с родным сыном и что поэтому также и в переписке проявляется полная открытость, позволяющая нам проникнуть в интимные моменты самоанализа Фрейда (Schur 1973, 308). Например, после совместной поездки на Сицилию Фрейд писал товарищу по путешествию (Jones II, 106—107):

6. 10. 10

Дорогой друг,

Удивительно, насколько лучше Вы можете выразить себя в письме, нежели в разговоре. Разумеется, я знал уже очень многое или почти все из того, что Вы пишете, и теперь должен пояснить Вам лишь совсем немногое. Почему я не отругал Вас и тем самым не указал путь к правильному пониманию? Совершенно верно, с моей стороны это было проявлением слабости, но я же не тот психоаналитический сверхчеловек, которого мы смоделировали, и не преодолел в себе обратного переноса. Мне это не удается, как не удается и в отношениях с моими тремя сыновьями, поскольку я их люблю и жалею.

Вы не только заметили, но и поняли, что я не испытываю больше потребности в столь полной личной отдаче, и верно указали на травматический характер этой потребности... После истории с Флиссом, которую Вы заставили меня преодолеть, эта потребность во мне иссякла. То мо сексуальная направленность исчезла, превратившись в разрастание собственного Я. Мне удалось то, что не выходит у параноиков. Учтите также, что в основном я недомогал, больше страдал от вялости кишечника, чем хотел в этом признаться, и не раз попрекал себя самого: кто не умеет управлять своим Конрадом ', не должен отправляться в путь. С этого должно было бы начаться выздоровление, а мне Вы казались недостаточно твердым, чтобы не впасть в излишнюю заботливость.

Что касается неприятных моментов, которые Вы мне причинили, включая некоторое пассивное сопротивление, — с ними произойдет то же, что и со всеми воспоминаниями о путешествии в целом: в процессе самоочищения небольшие помехи исчезают и одно лишь прекрасное остается доступным для интеллектуального пользования.

То, что Вы подозреваете у меня какую-то великую тайну и испытываете чрезвычайное любопытство по этому поводу, было легко угадать, но столь же легко и распознать инфантильность этого чувства. Я не только поделил-

ся с Вами всем, что имеет отношение к науке, я очень мало скрывал ovi Вас и личное, а история с национальным даром " была, как мне кажется, весьма бестактной. Моя травма в настоящий период, как я Вам намекал, полностью связана с историей Флисса, и сама суть этого дела не позволяет обратиться к Вашему сочувствию.

Итак, при ближайшем рассмотрении Вы убедитесь, что счеты между нами вовсе не пшк велики, как Вам, вероятно, померещилось первоначально.

Я бы предпочел перевести разговор в план настоящего...

Искренне Ваш Фрейд.

' Имя Конрад впервые употребляется швейцарским писателем Шпиттелером в его романе «Имаго» (1904) как обозначение собственного тела. В дальнейшем «Имаго» стало названием журнала, посвященного проблемам прикладного, как мы бы теперь сказали, психоанализа. Фрейд, особенно в переписке с Абрахамом, обычно говорит о своем «Конраде», когда страдает от расстройства желудка и кишечника. " Шутливый намек на увлечение Фрейда антиквариатом.

Уже в то время было посеяно семя дружбы, становившейся с годами все глубже и доверительней. В 1913 году Ференци основал в Будапеште Венгерское психоаналитическое объединение, став первым его президентом. К этому времени относится следующее письмо Фрейда (Е. Freud 1960, 313):

Вена IX, Берггассе, 19, 7 июля 1913 г.

Дорогой друг,

В самом деле! Я могу уже поздравить Вас с сорокалетием? Ваше печальное письмо очень меня тронуло, тем более что оно напомнило мне о моем собственном сорокалетии, после которого я уже несколько раз успел сменить кожу, что, как известно, случается раз в семь лет. Тогда (в 1896 году) я достиг вершины одиночества, утратил всех старых друзей и еще не приобрел новых, никто обо мне не заботился и меня поддерживали только остатки упрямства и начало «Толкования сновидений». Теперь, когда я гляжу на Вас, я должен признать Вас во многих отношениях более счастливым человеком, даже если не сбудутся нынешние пожелания. Вы надежно сориентированы, перед Вами открытый путь, Вас высоко ценит редкостный избранный круг друзей, вождем которого Вы предназначены стать. Вы не обладаете лишь одним, владея чем уже тогда я чувствовал уверенность', и я понимаю, что человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может.

На Ваш сороковой день рождения я могу отбросить сдержанность и признаться Вам, что я лишь потому никогда не отвращал Вас со всей энергией от Е., что я опасался, как бы Вы, следуя невротическому примеру, не проявили бы крайнего упорства. Что же Вы намерены предпринять теперь? Аля каждого из нас судьба принимает облик одной или нескольких женщин, и Ваша судьба обладает несколькими на редкость ценными чертами.

Вы знаете, я отказал чете Эмденов", хотя они тоже очень приятные компаньоны, чтобы прожить несколько недель в Мариенбаде без анализа. Теснее всего я буду общаться с моей маленькой дочерью'", которая нынче так радует меня своим развитием (Вы, конечно, давно угадали этот субъективный мотив «Выбора ларца» ^п ). Я надеюсь, что в Сан-Марино буду достаточно свеж, чтобы лучше воспользоваться Вашим обществом, нежели в про-

Переписка З.Фрейда (Мартин Гротьяц)

шлые годы, когда мне все и вся казались лишними. В конце августа Абрахам навестит нас и, вероятно, вместе с нами поедет в Мюнхен ^v . Мне пока нечем оправдать Вашу надежду, что я смогу тогда поведать Вам нечто новое. Все мои удачи свершались через семилетние промежутки: в 1891 году я начал «Афазию», в 1898/99 — «Толкование сновидений», 1904/05 — «Остроумие и теорию сексуальности», в 1911/12 занялся тотемом, так что теперь я, по всей вероятности, на спаде и до 1918/19 не могу рассчитывать ни на что существенное (если только до тех пор цепочка не разорвется)...

Наши дела мы будем продолжать с осмотрительной уверенностью. Я надеялся, что Юнг подарит мне ощущение, что дети ^щ хорошо пристроены, без этого еврейский отец не может ни жить, ни умереть. Теперь я радуюсь, что подобную уверенность внушаете мне Вы и Ваши друзья.

С сердечными пожеланиями на последующие две трети Вашего индивидуального существования

дружески преданный Вам Фрейд.

¹ Супруга.

" А-р Ян ван Эмден( 1868—1950), голландский психоаналитик, и его жена.

'" Анна.

^N «Мотив выбора ларца», Вена 1913, G. W . X , 244.

^Y 4-й Психоаналитический конгресс проходил в Мюнхене 7—8 сентября 1913 года.

^w Фрейд имеет в виду психоаналитическое движение, дитя своего духа. Раньше он полагал,

что обрел преемника в Юнге.

После смерти матери Фрейд писал (Е. Freud 1960, 418):

Грундльзее-Ребенбург, 16 сентября 1930 г.

Аррогой друг,

Прежде всего сердечно благодарю Вас за прекрасные слова по поводу смерти моей матери. Оно удивительно подействовало на меня, это великое событие. Ни боли, ни печали, что, вероятно, объясняется сопутствующими обстоятельствами, ее преклонным возрастом, сочувствием к ее беспомощности под конец, при этом я испытываю чувство освобождения, мне кажется, что меня выпустили на волю, ведь я не смел умереть, пока она жила, а теперь я располагаю этим правом. Жизненные ценнос?пи в самой глубине заметно переменились. Я не был на похоронах, Анна и там меня подменила...

В более поздних письмах Фрейд выступает против нововведений Ференци ⁵⁴ и указывает на возможные их опасности (Jones III, 197—199):

13 декабря 1931 г.

Аррогой друг,

Я, как всегда, обрадовался Вашему письму, меньше его содержанию. Раз Вы до сих пор не решились изменить свою позицию, весьма мало вероятно, чтобы Вы пришли к этому в дальнейшем. Однако, в сущности, это Ваше дело; мое мнение, что Вы выбрали неплодотворный путь, остается личным мнением, и оно не должно становиться для Вас препятствием.

Я вижу, напротив, что расхождение между нами сводится к малости, к технической детали, которая вполне заслуживает обсуждения. Вы не делали тайны из того, что Вы целуете своих пациентов и позволяете им целовать

себя. Я уже слышал подобное и от своего пациента. Теперь, если Вы подготовите полное сообщение о своей технике и достижениях, Вам предстоит выбрать одно из двух: либо Вы признаетесь в этом, либо промолчите. Последнее, как Вы сами понимаете, недостойно. Все, что входит в нашу технику, следует также объявлять публично. Впрочем, оба этих пути вскоре совпадут: даже если Вы сами не поведаете об этом, скоро все станет известно, ведь и я знал об том до Вашего признания.

Разумеется, я не тот человек, который из ханжества или оглядки на мещанские условности принимает во внимание столь малые эротические удовольствия. Я еще помню, что во времена, описанные в «Песни о Нибелунгах», поцелуй считался невинным приветствием, им одаряли каждого гостя. Кроме того, я придерживаюсь мнения, что анализ возможен и в Советской России, где государство предоставляет полную сексуальную свободу. Это, однако, не отменяет факта, что мы живем не в России и для нас поцелуй означает несомненную интимную эротику. Ар сих пор в своей технике мы твердо придерживались убеждения, что пациентам следует отказывать в эротическом удовлетворении. Вы знаете также, что там, где невозможно получить полное удовлетворение, меньшие нежности вполне могут сыграть эту роль, например в ухаживании, на сцене и т.д.

Итак, представьте себе, каковы будут последствия обнародования Вашей техники. Нет революционера, за которым бы не последовал еще более радикальный. Стало быть, многие независимые мыслители в области техники скажут: а зачем же ограничиваться поцелуем? Разумеется, мы достигнем еще большего, если присоединим к этому и «обнимание», от этого ведь тоже дети не родятся. А затем придут еще более отважные, которые совершат дальнейшие шаги, показывая и рассматривая, и вскоре весь репертуар петтинга войдет в технику анализа — в результате сильно возрастет интерес к анализу как со стороны аналитиков, так и со стороны анализируемых. Новые коллеги припишут возросший интерес целиком себе, а наиболее молодым среди наших товарищей окажется трудно сохранять в отношениях с пациентами ту позицию, которую они выбрали изначально, и вскоре крестный отец Ференци, взирая на ожившие декорации, которые он создал, скажет себе: наверное, мне стоило остановиться в своей технике материнской нежности до поцелуя...

Я полагаю, что в своем предостережении я не сказал ничего, чего бы Вы сами не знали. Однако Вы охотно играете роль нежной матери по отношению к другим и, вероятно, по отношению к самому себе. Значит, Вам следует услышать предостережение со стороны сурового отца... Поэтому я говорил в предыдущем письме о новом пубертате, о влечении Иоанна, но теперь Вы меня вынудили высказаться со всей отчетливостью.

Я не рассчитываю произвести на Вас впечатление. Для этого нет предпосылки в Вашем отношении ко мне. Потребность в упрямом самовыражении в Вас сильней, на мой взгляд, чем Вы сами признаете. По крайней мере, я исполнил свой долг и был верен роли отца. А теперь продолжайте.

Сердечно приветствую Ваш Фрейд".

В 1931 году Ференци заболел злокачественной анемией, от которой умер спустя два года.

В некрологе Фрейд высоко оценил значение своего друга для психоанализа и назвал вышедший в 1924 году главный труд Ференци «Опыт теории генитальности» «пожалуй, самой отважной попыткой применения анализа, которая когда-либо предпринималась» (XVI, 267—269).

Переписка Фрейда с Паулем Федерном

О переписке Фрейда с его в течение многих лет официальным личным представителем Паулем Федерном (1871—1950) сообщает, сын последнего, Эрнст Федерн, в статье, посвященной столетию своего отца (Federn 1971). Из примерно 100 писем Фрейда к Федерну в ней опубликованы три, остальные к печати до сих пор не подготовлены.

Поскольку о личности Федерна и его значении для психоанализа еще пойдет речь в главе, посвященной протоколам Венского психоаналитического объединения, мы ограничимся здесь лишь несколькими замечаниями.

Врач Федерн заинтересовался психоанализом после прочтения «Толкования сновидений» и уже в 1903 году попал во фрейдовский кружок, оказавшись пятым членом Венской группы ⁵⁶ . Он стал пионером психоаналитически ориентированного исследования психозов, и после двадцати лет интенсивного сотрудничества — Фрейд направлял многих пациентов к Федерну — Фрейд назначил его своим официальным представителем⁵⁷ . Несмотря на многочисленные разногласия в «деле», Федерн занимал этот ответственный пост вплоть до эмиграции Фрейда.

В противоположность Фрейду социалист Федерн воспринимал психоанализ как важный инструмент социальных преобразований⁵⁸ в смысле большей свободы мысли и действия отдельных людей, которая постепенно распространится и на общество. Исходя их этого, он считал необходимым сделать психоаналитический метод лечения более простым и доступным. К огорчению Фрейда, он бесплатно лечил несостоятельных в социальном отношении пациентов. Расхождения между Фрейдом и Федерном касались также представления о шансах на излечение от психоза. Федерн, который благодаря своему опыту был настроен более позитивно, чем Фрейд, верил в дальнейшее развитие психиатрии и психоанализа в этом направлении ⁵⁹ . Кроме того, имелись спорные пункты в вопросах анализа немедиками и анализа детей, в которых Федерн подчинялся организационно, но оставался при своем личном мнении. Как считает Эрнст Федерн, именно этим необыкновенно твердым характером его отца, хотя он никогда не переставал быть лояльным и преданным Фрейду, и было обусловлено его историческое значение. Наряду с Абрахамом и Ференци он являлся одним из самых ревностных распространителей психоанализа и в подлинном смысле проводником и продолжателем идей Фрейда (Federn 1971, 737). Два письма Фрейда к Федерну, пожалуй, лучше проиллюстрируют их отношения (там же, 733—735):

10 ноября 1924 г.

Дорогой доктор!

Мне очень жаль, что Вы приняли столь близко к сердцу дело У. ' Я полагаю, что для этого нет никаких оснований. Если по этой причине Вы хотите подать в отставку в Объединении, Вы, несомненно, получите вотум доверия. Мое доверие ничуть не пошатнулось. Так что будет лучше, если Вы не станете предпринимать ничего подобного.

На этот раз, как и вообще в подобных случаях, Вы показали, что Вам угрожает опасность зайти слишком далеко, когда требуется кому-то помочь и выручить его из тяжелой ситуации. Это навсегда останется тем Вашим свойством, к которому все уже привыкли. В данном случае Вам, конечно, не следовало быть столь уверенным, что моя симпатия к у. окажется достаточно сильной, чтобы навязать его Обществу против воли последнего. Вы знаете, что в чувствах следует различать также и количество, одним качественным анализом достичь ничего невозможно. Кроме того, я не скры-

вал ни перед Вами, ни перед другими, что дальнейшее знакомство с его неправдивостью сделало для меня невозможным предпринимать какие-либо шаги в его пользу. И если Вы говорите, что я Вас дезавуировал, то, в сущности, все сводится к тому, что я выразил полностью свою позицию, которую до тех пор Вы знали лишь частично. Ведь и я в конце концов в афере с подвергшимся экспертизе письмом получил новое свидетельство его лживости, а Вы внесли новый вклад в эту тему, изложив в нашем Обществе историю невыле-ченной пациентки.

Только ради дискуссии я вновь возвращаюсь к тому, что я по-прежнему не разделяю суждения о поведении Б. " Совершенно справедливо, что анализируемый должен предъявить своему аналитику все свои заблуждения, а потому должен быть уверен в его такте. Но если среди этих пороков есть неисцелимый, который препятствует его вступлению в объединение, тогда эта обязанность быть деликатным отступает перед долгом не повредить делу. Во всех этих вопросах я привык судить жестче, нежели Вы, однако я придерживаюсь мнения, что небольшие расхождения не могут нанести ущерб сотрудничеству, поскольку полного согласия между различными людьми достигнуть невозможно, да и желать его не следует. В надежде, что этот откровенный разговор поможет Вам преодолеть небольшой шок, остаюсь с сердечным приветом,

Ваш Фрейд.

' Так в оригинале.

" В оригинале полностью, сокращено по желанию Эрнста Фрейда.

Вена, 1 ноября 1931 г.

Аорогой господин доктор!

Несколько дней назад Вы явились ко мне в сопровождении трех бюагюв, из которых мне следовало выбрать один и оставить у себя в качестве подарка от Венского объединения. Выбор дался мне нелегко, ведь, хотя бюсты изготовлены одной и той же рукой и представляют одного и того же человека, художник придал каждому особый вид и выражение, которое у других не обнаруживается и которое жаль упустить. Наконец, поскольку я не могу все же носить три головы, подобно Церберу, я решился на деревянный бюст, который благодаря своему живому и приветливому выражению обещает составить мне приятную компанию.

Вам, кто нашел и уговорил художника, а также Объединению, которое преподнесло мне в подарок этого двойника, я должен сказать сердечное спасибо, ведь подобный подарок есть признак привязанности, а ее ценишь тем более высоко, что она редко встречается в жизни и притом принадлежит к числу лучших даров, которыми один человек может наделить другого.

С неохотой обращаюсь я, однако, к мысли, что вы все принесли столь великую жертву в то время, когда нас столь сильно угнетает материальная нужда. Если б я сам не обнищал, как и все остальные, я бы охотно возместил Вам эти затраты. И так осталось бы еще достаточно другого, за кто мне следует Вас благодарить. Как раз сегодня я прошу Вас принять от меня взнос 3000 шиллингов в нашей родной валюте, который Вы должны использовать на нужды нашей амбулатории и института. Чрезвычайно грустно, что для наших организаций мы располагаем лишь такими мизерными средствами,

однако по нынешним временам бедность не позор. Я твердо надеюсь, что пословица, которую я и прежде применял к судьбам нашего движения, оправдается и в ближайшем будущем:

Fluctuat пес mergitur '.

С сердечным приветом

Ваш Фрейд.

' Эта надпись имеется в гербе Парижа (под рисунком корабля) и означает: «Качается, но не тонет». Фрейд выбрал этот лозунг в качестве эпиграфа к «Истории психоаналитического движения» (1914).

Переписка Фрейда с Вильгельмом Райхом

Все наследие Вильгельма Райха (1897—1957) — письма, дневники, рукописи, фотографии — хранится в архивах «Детского попечительского фонда Вильгельма Райха». Поскольку, по завещанию Райха, архивные материалы можно обнародовать не раньше, чем через пятьдесят лет после его смерти, его переписка выйдет в свет только в следующем тысячелетии.

В 1919 году еще студентом-медиком Райх впервые прослушал лекцию по психоанализу и решил посвятить свою жизнь психиатрии (Ollendorf-Reich 1975, 28). Он вступил в Венское психоаналитическое объединение, где в 1921 году прочел свой первый доклад о «конверсионно-истерическом симптомокомплексе». В 1922 году он был назначен первым ассистентом в психоаналитической поликлинике Фрейда, а в 1928 — вице-директором⁶⁰ .

Более всего Райха привлекала фрейдовская теория либидо, он искал биологические основания этой концепции сексуальных влечений. Он полагал, что нашел наконец это подтверждение в открытии биоэнергетических функций, теории оргазма и теории оргона⁶¹ . Его попытка произвести «сексуальную революцию» и создать синтез марксистской теории и психоанализа натолкнулась на сопротивление с обеих сторон — как марксисты, так и психоаналитики в конечном счете отошли от идей Райха ⁶² .

Поскольку мы не можем воспользоваться здесь перепиской Фрейда и Райха, обратимся к радиоинтервью, взятому у Райха в 1952 году.

Рукопись интервью, проведенного секретарем Архива Зигмунда Фрейда доктором Куртом Эйсслером, была опубликована вопреки протестам со стороны Архива, однако только на английском языке (Higgins, Rafael 1967). Это произошло без ведома и разрешения Курта Эйсслера, тщетно возражавшего против этой неавторизованной публикации. К тому же это противоречило традиции Архива не публиковать из своего собрания ничего современного. Этот трагический человеческий документ позволяет нам лучше понять развитие Вильгельма Райха и его отношения с Зигмундом Фрейдом.

В октябре 1952 года в растянувшемся на два дня интервью Райх четко, просто и прямо излагает свое отношение к Фрейду. Тем самым он предоставляет еще одну возможность интересующемуся психоанализом читателю проследить за развитием идей Райха и их практическим применением, в конечном счете приведших к его осуждению, заключению и косвенно к смерти в 1957 году в неполные шестьдесят лет.

Публикация всей переписки Фрейда с Райхом, наверное, придала бы этому документу историческое значение. В настоящее время нам приходится довольствоваться лишь некоторыми цитатами и замечаниями.

Многое из того, что Райх рассказал Эйсслеру, сводилось к точному повторению пропагандистской речи в пользу его причудливой теории оргона. Райх ухватился за возможность запротоколировать свое личное отношение к официальному психоанализу и с характерной для него уверенностью воспринял это как шанс оправдаться и изложить свои теории миру в целом и Курту Эйсслеру в частности. Эйсслер постоянно пытался вернуть разговор к Фрейду, но это ему удавалось лишь изредка.

Райх припоминает несколько высказываний Фрейда. Однажды, когда Райх делал доклад о Советской России, Фрейд ответил ему: «Возможно, свет придет с востока» (там же, 34). Вполне правдоподобно, что Фрейд в самом деле называл Райха «...лучшим умом общества». Тем печальнее его дальнейшее развитие.

Когда Райх беседовал с Фрейдом на Психоаналитическом конгрессе 1922 года в Берлине, Фрейд указал на толпу и произнес: «Видите эту толпу? Сколькие из них, по-Вашему, способны анализировать, по настоящему анализировать?» Он показал пять пальцев...

В ходе второго интервью Райх пустился в подробности относительно своего клинического опыта, о своих браках, политических убеждениях и «modju» (фиктивная персонификация всей вражеской оппозиции). Он мало говорил о Фрейде, однако вспомнил, как Фрейд однажды сказал: «Я ученый. Политика меня не касается».

Райх, всегда удивительно четкий в формулировках, определил рак как «биоэнергетический распад, отказ от надежды» и перенес это на фатальное заболевание Фрейда: тот якобы способствовал развитию рака, поскольку хотел высказать нечто, что так и не слетело с его уст (там же, 21). Райх полагал также, что Фрейд был несчастливо женат и зажат в своих отношениях к ученикам и друзьям.

Согласно этому интервью, личный и научный разрыв между Фрейдом и Райхом произошел в 1929 году. Райх относил это на счет своих напряженных отношений с Паулем Федерном (1871—1950), проводившим с ним учебный анализ⁶³ . В сентябре 1930 года, прежде чем отправиться в Берлин, Райх в последний раз посетил профессора в Грундльзее, чтобы попрощаться. Между ними произошло резкое объяснение, и это был конец. Последний приговор Фрейда звучал так: «Ваши взгляды не имеют ничего общего со столбовой дорогой психоанализа». На этой исторической встрече Фрейд якобы также сказал: «Спасать мир — не есть смысл нашего существования» (там же, 52).

Райх сделал трагическое признание Эйсслеру: «Вы удивитесь, когда я скажу Вам, что я нахожусь теперь в том же самом месте. Сейчас я там, где Фрейд был в 1930-м». Затем Райх сказал: «Когда я уходил, я заглянул в окно и увидел его. Он ходил взад и вперед, взад и вперед, быстро, взад и вперед по комнате. Я не знаю, почему эта картина так живо запечатлелась во мне, но у меня было ощущение: "пойманный зверь"» (там же, 66).

Переписка Фрейда с Отто Ранком

Отто Ранк (1884—1939) занимал особое место среди учеников Фрейда. Он был выпускником Венской школы искусств и увлеченно занимался проблемами литературы и искусства^б4 , прежде чем в 1906 году по рекомендации Альфреда Адлера присоединился к венскому фрейдовскому кружку. Согласно Джонсу, особенно высоко Фрейд ценил «неслыханную начитанность» Ранка. Но также он располагал к себе и своими человеческими качествами. Однажды Фрейд заметил Лу Андреас-Саломе: «Почему в нашем объединении не может быть шестерых таких прекрасных людей вместо одного?» (Andreas-Salome 1958, 98).

В 1907 году Ранк становится личным секретарем Фрейда, в 1912 году издателем «Международного психоаналитического журнала», а в 1919-м — директором Венского психоаналитического института.

Фрейд опекал его, часто совершал с ним путешествия, договаривался о работе, организовал вместе с ним внутренний кружок и в конце концов его потерял.

В настоящее время познакомиться с перепиской (речь идет примерно о 400 фрейдовских письмах Отто Ранку), хранящейся в архиве Общества Отто Ранка⁶⁵ , можно исключительно в научных целях, причем непосредственно на месте. Часть переписки между Фрейдом и Ранком была опубликована в биографии Джесси Тафт «Отто Ранк» (Taft 1958), в биографии Фрейда, написанной Эрнестом Джонсом (Jones 1953—1957), и в собрании писем Фрейда, изданном Эрнстом Фрейдом (Е. Freud 1960).

Почти все письма Фрейда Отто Ранку были написаны в периоды отпусков, поскольку, находясь в Вене, Фрейд мог общаться со своим юным другом если не ежедневно, то по меньшей мере раз в неделю. В этих письмах Фрейд выступает в роли заботливого друга, учителя, а также аналитика, порой истолковывающего поведение Ранка. Последний был на двадцать восемь лет моложе Фрейда и умер спустя четыре недели после его смерти в октябре 1939 года.

Как ни в какой другой переписке, Фрейд предстает здесь в качестве страстного создателя и покорителя империи психоанализа. Ранк служил ему правой рукой: «...человек, которого никто другой заменить не в силах»⁶⁶ .

Письма отчетливо свидетельствуют о дружеских чувствах Ранка и его преклонении перед великим учителем, но в них чувствуется также и отчаянная борьба за свободу, независимость, сохранение индивидуальности. Эта борьба стала судьбой Ранка, его трагедией и в конце концов причиной его смерти.

Из-за обязанностей секретаря, которые Ранк, самый молодой член Комитета (см. прим. 7), исполнял с честью и ответственностью, ему приходилось принимать на свой счет многие жалобы и претензии, адресованные Фрейду или организации в целом, выполняя своего рода функцию «козла отпущения». Сам Ранк использовал выражение «расщепленный перенос», чтобы объяснить, каким образом многие аналитики, испытывая враждебность к Фрейду и не признаваясь в том самим себе, сохраняли преклонение перед великим человеком, перенося негативные чувства на его ближайшего помощника Отто Ранка.

Корреспонденция начинается 22 сентября 1907 года письмом Фрейда, который проводил отпуск в Риме. В этом послании он просит известить всех членов о возобновлении уже ставших знаменитыми заседаний «Психологических сред».

Письма с 1907 по 1912 год не сохранились. В августе 1912 года Фрейд, проводивший каникулы в Карлсбаде, пригласил Ранка поехать вместе в Лондон, чтобы встретиться там с Эрнестом Джонсом и Шандором Ференци. Фрейд считал подобные дружеские встречи чрезвычайно важными, и Ранку было ясно сказано, что «он будет моим гостем». Несколькими днями позже поездка была отменена, и прошло еще несколько лет, прежде чем друзья встретились.

Более поздняя корреспонденция отчетливо демонстрирует типичное развитие новой науки, которая от стадии открытия переходит в стадию организации с неизбежными жесткостью и борьбой против ограничений и подавления.. Когда просматривались оставленные Ранком немецкие рукописи, среди них обнаружились два письма Фрейда. По всей видимости, Ранк собирался внести фрейдовские замечания в свой текст.

Рукописи представляют собой эссе о Гомере, которые Ранк написал на фронте во время первой мировой войны. Как он сумел найти время, сконцентрироваться и

собраться с силами, чтобы создать эти ученые заметки, остается одной из тайн, которыми столь богаты жизнь и личность Ранка. Он закончил эту работу в сентябре 1916 года в Кракау, и вскоре она увидела свет в «Имаго» (5, 1917; 6, 1919). Рукопись настолько заинтересовала Фрейда, что он прочел ее во время отпуска, который он — как обычно — проводил с женой, дочерью и свояченицей.

Оба письма Фрейд написал летом 1916 года, через несколько месяцев после своего шестидесятого дня рождения и тридцатидвухлетия Ранка, воспользовавшись писчей бумагой отеля «Бристоль» в Зальцбурге. Это еще более затрудняет расшифровку почерка Фрейда, поскольку его размашистый готический шрифт не укладывался в формат гостиничного листка писчей бумаги, оказавшейся намного уже, чем бумага, которой обычно пользовался Фрейд.

Тем трагическим летом 1916 года Фрейд был обеспокоен ходом войны, которая, казалось, никогда не закончится, а вся семья жила в постоянном страхе за двух сыновей, находившихся на фронте. С питанием было плохо, и жизнь стала гораздо тяжелее.

Письма отражают реакцию Фрейда на эссе Ранка об «Илиаде» и «Одиссее». Он провел над ними бессонную ночь, что для Фрейда было редкостью. Он указывает, что Елена могла символизировать как женщину, так и город и что могла произойти подмена символов. Фрейд обещал подробнее обсудить это, когда Ранк, как было условлено, в скором времени его навестит.

Второе письмо отправлено пятью днями позже. Фрейд все еще обдумывал идеи Ранка. На этот раз речь шла о Пенелопе. Никаких выводов, все вопросы остаются открытыми. Однако молодой человек получил моральную поддержку — его работа важна и должна быть продолжена. Затем последовал изумительный совет, столь характерный для Фрейда: поезжайте в отпуск в Трою, оглядитесь, наберитесь вдохновения.

С таким настроением, верно, и сам Фрейд совершал поездки в Рим и Афины: в этих путешествиях восприятие шло одновременно в обоих направлениях, вовне — по отношению к достопримечательностям, и вовнутрь — к бессознательному, становившемуся заметным и ощутимым под действием вдохновляющих переживаний. Для Фрейда каждая поездка с символической точки зрения становилась путешествием в бессознательное.

Обмен письмами продолжался в августе 1921 года, когда Фрейд проводил отпуск в Бадгаштайне. Фрейд прочел биографию Гёте, написанную Эмилем Людвигом (1920), и выразил удивление, что книга содержит так много материала и так мало проникновения и осмысления.

Первые признаки напряжения в отношениях Фрейда с Ранком проявились в июне 1922 года, когда Фрейд попытался выступить посредником в споре между Ранком, с одной стороны, и Абрахамом и Джонсом, с другой. Фрейд выразил сомнение, разумно ли было отговаривать Ранка от изучения медицины. В качестве врача он легче бы нашел общий язык с коллегами в Берлине и Лондоне.

20 декабря 1922 года Ранк впервые лично написал послание членам Комитета. Фрейд прочел письмо, прежде чем оно было отослано. Это письмо содержит зародыш трагедии Ранка, говорившего о себе: «Я — символ».

Б нем Ранк утверждал, что взвалил на себя непосильную задачу, включавшую в себя проведение психоаналитических исследований, издательскую деятельность, тяжелую управленческую и финансовую работу, а также выполнение посреднических функций между редакторским штабом в Вене и типографиями в Лондоне и Берлине. Сюда следует добавить также сложную работу по приобретению и защите авторских прав, что в Германии уже было сложно, поскольку различные издания собрания сочинений выходили параллельно. Существовали честолюбивые между-

народные планы относительно «дела» и, соответственно, обширные планы относительно «Журнала» и книг издательства. В дополнение ко всему Ранк заботился и о личных интересах профессора, будь то денежные вопросы или вопросы, связанные с его статусом в научном мире. Ему приходилось преодолевать бесчисленные языковые трудности, поскольку переписка шла на немецком, английском, итальянском, позднее также и на испанском языках. Все делалось на скудные средства или вовсе без них, времена (1922 год) были тяжелые. Ко всему этому добавились и политические проблемы.

Вскоре после этого письма, 12 января 1923 года, Ранк отослал Фрейду рукопись своей новой книги «Травма рождения». Тот с радостью принял посвящение, но полагал, что его следует сформулировать несколько скромнее. То, что Фрейд сначала назвал «великим озарением» Ранка, стало в дальнейшем яблоком раздора.

Хотя Фрейд признавал значение эдиповой матери, в этом письме он указывает, что относить все на счет матери является ошибочным.

По всей видимости, 19 ноября 1923 года Фрейд рассказал своему юному другу об одном сновидении. 20 ноября около одиннадцати часов вечера Ранк никак не мог заснуть и написал профессору письмо, в котором извинялся за свое истолкование сна. Он полагает, что в этом сне — который нам неизвестен — Фрейд говорит о том, что достаточно уже молчал и должен теперь вернуться к своей общественной и научной работе. Ранк выражал надежду, что это истолкование, возможно, подтолкнет профессора к тому, чтобы еще раз подумать об этом сне и, скорректировав истолкование Ранка, углубить его анализ. Последняя фраза письма звучит следующим образом: «Я надеюсь, что даже самые глубинные слои содержат решительное желание снова стать полностью здоровым» (19 ноября 1923 г.).

Фрейду понадобилась неделя, чтобы ответить другу, и 26 ноября 1923 года Ранк получает чрезвычайно важное послание. Фрейд начинает с замечания: впервые после долгого перерыва Ранк предлагает подобное истолкование сна. С течением времени многое изменилось, Ранк фантастически вырос и многое узнал о своем друге и учителе, который хотя и не мог подтвердить все, что написано Ранком, однако не выдвинул собственных объяснений. Фрейд признает, что некоторые реконструкции верны, в частности его намерение в сентябре вновь приступить к работе.

Затем Фрейд пожелал узнать, «против кого направлен сон». Он полагал, что этот сон ни на кого не направлен. Тем не менее Фрейд рассказал его своей дочери Анне и доктору Феликсу Дойчу. Быть может, для них этот сон что-нибудь значит. Тот факт, что коллега приехал в Вену вместе с женой и дочерью, похоже, является важной ассоциативной связью. Отсюда ассоциации тянулись к медсестрам Фрейда, без которых он не пережил бы тяжкие дни после операции на челюсти. Поэтому «сон однозначно является нежной благодарностью моим женщинам».

Затем Фрейд сообщает, что он очень полагался на профессора Пихлера⁶⁷ , но остался им разочарован. Последовало «ослабление гомосексуальной к нему привязанности». В этом сне доктор Дойч, вероятно, выступает вместо Отто Ранка (но это только предположение).

Когда Фрейд писал это письмо, он обнаружил вторую поразительную ассоциацию. Один из образов этого сновидения, который больше не возникал, носил имя Давида. У Фрейда возникла ассоциация с Лу Андреас-Саломе, для которой имя Давид имело особое значение. Это означало для Фрейда (Taft 1958, 79): «Внимание, место юноши занято стариком] Ты не Давид, а самонадеянный великан Голиаф, которого кто-то другой, юный Давид, должен устранить. И теперь легко увидеть, что Вы и есть тот угрожающий Давид, который своей «Травмой рождения» подрывает ценность моей работы» (26 ноября 1923 г.).

1924 год начался вторым пространным посланием Фрейда всем членам Комитета, в котором он с огромным энтузиазмом отстаивает Ранка и его «Травму рождения» (см. переписку Фрейда с Абрахамом). Фрейд считал, что новые теории Ранка являются вариантом его понятия навязчивого повторения. Он писал, что не сомневается в том, что глубокие раны, полученные в детстве, укореняются в глубочайших слоях бессознательного и для их исцеления требуется длительный срок, как после тяжелой операции. В то время Фрейд еще полагал, что теория травмы рождения может легко уместиться в рамках психоанализа. Он рассматривал теории Ранка как новое истолкование табу инцеста, более глубокое, чем предложенное им самим.

Письмо раскрывает нам третью заслугу Ранка в развитии психоанализа. Первая из них заключалась в его роли достоверного историка психоанализа, вторая — в его роли надежнейшего сотрудника Фрейда, координирующего совместную работу пионеров психоанализа, и третья — в создании собственной, оригинальной аналитической модели, с которой необходимо считаться. Тут Фрейд выражает убеждение, что аналитик имеет не только право, но и обязанность развивать внутри определенных рамок свои собственные идеи. Это длинное письмо заканчивается усталым извинением: «Простите мою многоречивость, возможно, она отвратит Вас от желания побуждать меня высказываться по поводу вещей, о которых Вы можете судить не хуже меня» (Freud/Abraham 1965, 324).

Ранка не обрадовало заступническое письмо Фрейда. Это было хорошее письмо, способное восстановить мир в Комитете, но Ранк подозревал, что Фрейд придал «Травме рождение» иное, угодное ему истолкование. Ему хотелось пояснить, что речь шла «о реальности рождения как факта и как травмы». Создается впечатление, что, возражая, Ранк вопиет: дайте же мне наконец стать самим собой, не посредником, не секретарем, издателем, представителем, переводчиком, а Отто Ранком, и никем иным. По моему мнению, эти письма не обладают ни маниакальными, ни параноидными чертами, как утверждал Джонс.

В это же время (март 1924 года) Ранк в письме своему другу Ференци сообщил о последнем разговоре с профессором, когда он зашел к Фрейду попрощаться перед отъездом в США. Беседа между Фрейдом и Ранком была долгой и дружественной, и тем не менее Фрейд ошеломил Ранка сообщением, что он работает над критикой и опровержением «Травмы». Он пояснил, что изменил точку зрения и все более отходит от взглядов Ранка. Наконец Фрейд подтвердил подозрение Ранка, что он прочел его книгу лишь поверхностно, а некоторые части даже не пролистал. Ранк уехал в Америку разочарованным.

23 марта Фрейд еще раз в дружелюбной форме пишет ему короткое письмо, которое, однако, пронизывает сильное чувство печали и одиночества:

Я твердо убежден в том, что мои критические замечания в прошлую среду вечером не произвели на Вас особого впечатления. Так всегда бьгвает, когда человек находится полностью под влиянием новой идеи. Тогда и в самом деле лучше всего — оставить его в покое. Если б только Ференци не настаивал на полном единогласии со мной! Я вовсе этого не хочу, ради Господа Бога предоставьте нам право сохранять разные точки зрения.

Особенно ценно последнее трагическое письмо Ранка к Фрейду, написанное им в марте 1924 года. Читая его без предвзятости, мы слышим отчаянную мольбу о свободе, мечту не быть ничьим сыном, даже сыном Мастера психоанализа.

В конечном счете дело дошло до разрыва, и теперь, спустя несколько десятилетий, мы можем проследить и проанализировать этот процесс борьбы за свободу.

100

Фрейду никогда полностью не удавалось рассмотреть фигуру матери в ее главном значении для человеческого развития, как в своей собственной жизни, так и в возвращении архаической матери в качестве символа смерти. В своих сочинениях, как, например, в «Тотеме и табу», где он проанализировал эдипову ситуацию, эта тема не выступает на первый план. Вероятно, Фрейд не видел значения матери ни в своей психоаналитической работе, ни тем более в своих отношениях с другими пионерами психоанализа. Он воспринимал себя самого как патриарха, окруженного сыновьями, и не мог признать свою роль кормящей матери в группе взрослых мужчин.

В дальнейшем Фрейд обсуждал теорию Ранка: отсутствие фигуры отца в жизни Ранка и в его теории давало ему повод для беспокойства. В конце концов Фрейд пишет: «Возможно, Вы думали бы иначе, если бы сами подверглись анализу. Не отрекайтесь, оставьте себе путь для отступления» (27 августа 1924 г.; Taft 1958,105-109).

Это последнее письмо было написано Фрейдом прежде, чем он получил «Декларацию независимости» Ранка, составленную 9 августа 1924 года в Нью-Йорке. Ранк не собирался отрицать значение отца, он хотел лишь «указать ему его рамки».

Особенно его оскорбил совет самому подвергнуться анализу. (Возможно, пройди Фрейд анализ, он не высказал бы того, что должен был сказать, а это было бы весьма прискорбно.) Двумя днями раньше Фрейд попытался восстановить отношения, он был исполнен любви, тепла и через океан протягивал заблудшему сыну руку (Е. Freud 1960, 371-372).

Земмеринг, 25 августа 1924 г.

Дорогой доктор Ранк,

Сегодняшняя почта доставила письмо от Вас, которое содержит лишь рекомендацию для нашего неистощимого доктора В.

Однако мне пришло в голову, что Вы в эти месяцы разлуки с нами в критической для нас, Вас и меня ситуации не выразили особой потребности дать мне знать, что в Вас и с Вами происходит, и это меня беспокоит. Хотя я рассматриваю большинство событий с точки зрения вечности и не воспринимаю их со всей страстностью, как в былые годы, я не могу отнестись равнодушно к изменениям в отношениях с Вами. Мое самочувствие, похоже, указывает на то, что мне осталось прожить еще какое-то время, и сильнейшее мое желание — чтобы Вы в этот отрезок времени не стали для меня утратой. Как я слышал, Вы покинули Европу в взволнованном и раздраженном состоянии. Сознание того, что я несколько отступил от высокой оценки Вашей последней работы', усилило Ваше дурное настроение. Вероятно, Вы преувеличиваете аффективное значение этих теоретических расхождений и полагаете, что во время Вашего отсутствия я подвергся враждебным для Вас влияниям. Цель этого письма — уверить Вас, что это не так. Я не слишком доступен для других, и эти другие — с многодневным визитом у меня побывали Эйтингон и Абрахам — в любом случае вполне справедливы в признании Ваших выдающихся заслуг и полны огорчения из-за резкости, с которой Вы распрощались. Нет никакой враждебности по отношению к Вам ни среди нас, ни в моей нью-йоркской семье. До Вашего возвращения остается еще как раз столько времени, чтобы успеть обменяться письмами. Я бы хотел, чтобы Вы описали мне Ваше нынешнее состояние и успокоили меня.

Различие в мнениях по вопросу о травме рождения мало что значит для меня. Либо Вы поправите и убедите меня со временем, коли времени еще хватит, либо Вы сами скорректируете себя и отделите то, что является

101

открытием и долговечным приобретением, от того, что привносит увлечение исследователя. Я знаю, что Вы не испытываете недостатка в аплодисментах по поводу Вашего новшества, но вспомните, сколь немногие обладают способностью суждения и насколько сильно действует почти во всех стремление отойти от Эдипа, какой бы путь для этого ни открылся. В любом случае, даже если здесь примешивается много ошибочного, Вы не должны стыдиться вдохновенного и содержательного труда, который самим критикам доставил много нового и ценного. И тем более Вы не должны предполагать, что эта Ваша работа может нарушить наши многолетние тесные отношения.

На этот раз я присоединяю к самым сердечным пожеланиям ожидание вскоре Вас увидеть

Ваш Фрейд.

' «Травма рождения».

Но было уже слишком поздно. Ранк написал свое последнее письмо, и Фрейд упрекал себя (Taft 1958, 106): «Если б я подождал еще один день, я бы мог не упрудиться над всеми этими письмами... Вы так своенравны, — говорит он и спрашивает: ...Где в Ваших построениях теория либидо, где комплекс Эдипа, роль отца?» (27 августа 1924 г.).

Согласно Джонсу, по этому поводу Фрейд жаловался и Ференци (27 августа 1924 г., III, 89): «Право свободного суждения должно же распространяться и на меня. Я не обязан без ограничений принимать новшества моих последователей».

Несколько недель спустя Ранк приехал в Вену и навестил больного Фрейда. Как вспоминает Джесси Тафт (1958), это свидание потрясло Ранка. (У Джонса, который не слишком дружелюбно расположен к Ранку, этот эпизод выглядит несколько иначе.) Как бы то ни было, блудный сын получил личное прощение, еще раз приехав в Вену, на этот раз уже из Парижа, чтобы обсудить с Фрейдом свою депрессию и даже провести с ним несколько часов психоанализа. Однако их связь нарушилась и уже не могла восстановиться. По словам Джесси Тафт, Ранк всю жизнь дорого расплачивался за свою свободу — чувством вины, страхом, конфликтом, болезнью и страданиями.

ПРОТОКОЛЫ ВЕНСКОГО ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ⁶⁸

(ТОМ I И II): OTTO РАНК КАК ЛЕТОПИСЕЦ ИСТОРИИ ПСИХОАНАЛИЗА

Ни в одном исследовании дружбы Фрейда и Ранка невозможно обойти стороной роль Ранка как летописца истории психоанализа. Данное сообщение было опубликовано в «Протоколах Венского психоаналитического объединения». К моменту написания этой статьи два тома (I и II) вышли в английском издании. Том I (1962) содержит протоколы с 1 по 53 (1906—1908 гг.), том II (1967) — протоколы с 54 по 112 (1908—1910 гг.). Наше исследование ограничивается рамками этих двух томов (том III и IV посвящены периоду начиная с 1915 года).

Протоколы дают нам наглядное представление о первом периоде развития психоанализа в Вене. Они имплицитно содержат характеристики венских психоаналитиков, их отношений с Фрейдом и друг с другом. Они отображают творческое развитие психоанализа и его выдающихся пионеров, открывавших новую науку.

Вводная статья Германа Нунберга относится к числу лучших его сочинений. Чтобы по достоинству ее оценить, следует ее прочесть как в начале, так и по

102

завершении изучения протоколов. Нунберг — квалифицированный издатель, несколько лет принимавший участие в собраниях Венского психоаналитического объединения. Эту задачу ему поручил Пауль Федерн, осуществлявший в свою очередь замысел Фрейда.

Начиная с 1902 года каждую среду вечером на квартире у Фрейда собираются друзья, члены так называемого «Общества по средам». До 1906 года (за два года до основания Венского психоаналитического объединения) протоколы не велись. В тот период происходили бурные аналитические дискуссии по поводу современной литературы, ведь это время кроме всего прочего было временем Шопенгауэра, Ницше, Стриндберга, Достоевского и Ведекинда. Нунберг связывает тематику встреч с небольшой численностью анализируемых пациентов.

Встречи обычно проводились в форме семинаров, хотя и не все участники имели одинаковую «ученую степень». Каждый был обязан принять участие в дискуссии, порядок выступлений определялся жребием.

Фрейд вел заседания, на которых нередко происходило то, что мы теперь называем групповым терапевтическим процессом. Не всегда было просто сдержать этих интеллигентных и зачастую весьма агрессивных людей. Фрейд всегда старался, чтобы дискуссия не переросла в оголтелый спор. Он хвалил, когда было за что, и критиковал, если что-то, на его взгляд, заслуживало упрека (или если до него никто не выступал с критическими замечаниями). Фрейд давал возможность своим ученикам, Ранку, Адлеру, Штекелю и другим, проявить себя и, хотя иногда бывал достаточно резок, в целом, хвалил он или возражал, старался проявлять терпимость и уважение к участникам.

Читая протоколы заседаний, можно проследить то, как Альфред Адлер (1870—1937) начал систематически развивать собственные взгляды, обратившись от внутреннего психического конфликта к внешнему, социальному. В них также отчетливо видно, как внимательно Фрейд отнесся к адлеровским идеям, особенно о значении агрессии. Дискуссии проходили в свободной дружеской атмосфере. Проблемы, типа мастурбации или детских воспоминаний, излагались лично и сразу же анализировались. Также и здесь Фрейд выступал в качестве центральной фигуры.

Обычно Фрейд открывал вечер несколькими объявлениями, часто он начинал дискуссию и столь же часто закрывал заседание. По-видимому, он оставлял за собой право прерывать ораторов, тогда как самого его, судя по протоколу, перебивали лишь в редких случаях (обычно это делал Адлер)- Его замечания нередко относились не только к выступающему, но и ко всем участникам.

Вильгельм Штекель (1868—1940) и Фриц Виттельс (1880—1950), очевидно, чаще других провоцировали враждебность. Читая протокол первого заседания, в котором приняли участие Бинсвангер и Юнг, невольно задаешься вопросом, как реагировали эти два швейцарских психиатра нееврейского происхождения на удивительную дискуссию по поводу числа 3 — символа нееврейского пениса⁶⁹ . В дальнейшем в качестве гостей участие в заседаниях принимали также Абрахам, Джонс и Эйтингон. Каждый сознавал историческую значимость этих заседаний, и прежде всего Пауль Федерн и Отто Ранк.

В совместной работе с Магнусом Хиршфельдом (1868—1935) ⁷⁰ Фрейд проявил свою способность к дипломатии, быстроту, с которой он мог воспользоваться любым преимуществом, ни на шаг не отступая от интересов своего «дела». Протоколы содержат много материала, представляющего исторический интерес: они позволяют проникнуть в психодинамику креативности как отдельного человека, как и группы; они передают сведения о психоаналитической теории и практике; они отображают работу Ранка над «Мотивом инцеста» (1912), обсуждение Хичманном книги Блейлера

103

о паранойе (1908), рассркдения Адлера о «комплексе неполноценности» и высказывания Хичманна о публикациях Штекеля. Последний делится наблюдениями из своей собственной работы и текущей литературы, Адлер часто вкратце описывает свою практическую деятельность. Многие встречи посвящены проблемам психопа-тографии. В мае 1907 года проходит «дрркеский вечер», на котором Виттельс говорит о «женщинах-врачах» и все соглашаются, что женщина не должна изучать медицину. Макс Граф зачитывает замечательную статью по методологии аналитического исследования художественного творчества. Одно из наиболее поразительных выступлений принадлежит Урбанчичу, поведавшему о своем личностном развитии вплоть до момента вступления в брак. Штекель рассказывает о своем сне об инцесте с матерью и еще о двух других интересных сновидениях. Фрейд обсркдает пристрастие Блейлера к обозначению болезней, а в другом случае прилагает все усилия, чтобы понять рассркдения Адлера о неполноценности органов.

Фрейд впервые рассказывает о своих случаях, клинических наблюдениях и предлагает для обсуждения теоретические формулировки. Так, например, в октябре 1906 года Фрейд впервые применяет термин «семейный роман».

Периодически разворачивалась борьба за приоритет. Фрейд отказывался от каких-либо прав на свои доклады, которые были предназначены для общего обсуждения. Рассуждая о взглядах Штекеля на фригидность, Фрейд предложил основать академию любви, где бы преподавалось «ars amandi» («искусство любви»).

Фрейд считал, что люди, создававшие нечто новое, вправе изобретать новые термины. Однако порой и ему приходилось повторять весь ход своих мыслей, поскольку не все были знакомы с излагаемыми им проблемами или не совсем разобрались в них.

Также и во втором томе «Протоколов» в качестве протоколиста выступает Отто Ранк. Его тщательный, методический почерк, его точность и аккуратность, понимание исторической важности момента дали нам возможность увидеть Фрейда и проследить его отношения с друзьями и учениками в эпоху становления психоанализа.

Благодаря этим документам мы узнаем, как Фрейд — спонтанно и вместе с тем безупречно отточенно — говорил о Герхарте Гауптмане, Карле Марксе, Генрихе фон Клейсте, Иммануиле Канте, Фридрихе Шиллере, что он думал о немецких газетах и о многом другом.

Штекель обычно подхватывал мысль профессора, пытаясь перещеголять его, и завершал ее личной исповедью. Адлер часто бывал полон сомнений. Фрейда, по-видимому, больше всего волновали именно эти его вечно строптивые ученики.

Иной раз Фрейд выражался резко, например обозвав «законченной свиньей» одного пациента Виттельса. Более поздние дискуссии были посвящены в основном клиническим вопросам, а не литературе, как ранее. По-видимому, все стали более уверенными в себе и в «деле» и более опытными в клинической практике.

В своих замечаниях Фрейд был не столь отрыт, как его ученики: его высказывания практически никогда не принимали форму исповеди. Пожалуй, единственным исключением являлась тема, касавшаяся личной сексуальности. Об этом мы читаем: «Профессор Фрейд говорит, что сам планирует работу по этой теме, однако она будет, опубликована лишь тогда, когда иссякнет его собственная сексуальность» (61).

Время от времени Фрейд строил планы на будущее, описывая предстоящую работу (см. 401, 442, 514). Он говорил о психологии Я (164) и предвосхищал дальнейшее развитие психоанализа. Поскольку всем была известна и всеми принималась антипатия Фрейда к венцам, это тоже обсуждалось со всей открытостью.

Во втором томе «Протоколов» содержатся также документы исторических встреч в апреле и мае 1910 года⁷¹ , когда общество переживало реорганизацию и каждый его член должен был пожертвовать немало времени на организационную работу. Психоаналитики основали свой союз!

104

«письма по кругу»

1920 год: начало

Годы с 1920 по 1924, к которым относятся так называемые «письма по кругу» ⁷² , были тяжелым периодом для Европы. Исторический фон этого времени описан Джесси Тафт в биографии Ранка (Taft 1958) и Эрнестом Джонсом в биографии Фрейда (Jones 1953—1957). В эту послевоенную эпоху психоанализ в определенной степени возрождался заново. Это было время подготовки, распространения и интенсивного сотрудничества всех членов Комитета.

Связь разбросанных по миру шестерых носителей колец (членов Комитета) осуществлялась посредством писем. Эти выдающиеся, тщательно отобранные Фрейдом мужи — Абрахам, Ференци, Эйтингон, Джонс, Захс и Ранк, — которые взращивали и лелеяли интеллектуальное достояние психоанализа и разошлись, словно апостолы, по чужим странам, работали в тесном контакте друг с другом в качестве великих зачинателей психоанализа.

Шестидесятипятилетний Фрейд предстает перед нами в пору первых своих посланий в качестве наставника, руководителя и организатора. В то время психоанализ считался не столько теорией человеческого поведения, сколько методом медицинского воздействия или же важной частью западной идеологии. Теперь же центр тяжести приходился на организацию, движение, «дело».

Наиболее важные «письма по кругу» подготавливались в Вене и всегда подписывались Фрейдом и Ранком, даже если составлял их один Ранк. Одна копия отправлялась в Берлин Карлу Абрахаму (в то время ему было 43 года), Гансу Захсу и Максу Эйтингону (обоим исполнилось 39); дополнительные копии рассылались Шандору Ференци (37 лет) в Будапешт и Эрнесту Джонсу (41 год) в Лондон.

Ожидая много от этих писем, при их прочтении можно испытать сильное разочарование. Хотя здесь и обнаруживаются несколько важных документов⁷³ , однако в посланиях главным образом обсуждаются проблемы организации, правила и устав, уплата или неуплата членских взносов, создание программ обучения, вечерние встречи и ежегодные конгрессы, короче говоря, проблемы управления. Научные дискуссии возникали лишь в редких случаях — да и то только перед конгрессами. Между Ранком и Джонсом постоянно вспыхивали ссоры из-за проблем с психоаналитическим издательством и авторскими правами.

Собрание писем открывается посланием Ференци от 4 октября 1920 года, в котором предлагается централизовать заседания всех психоаналитических обществ. Он предлагает также выдавать дипломы тем, кто получил психоаналитическое образование. Он счастлив упомянуть, что объединение, возможно, получит в дар два миллиона крон. Из этого письма мы видим, что Ференци убеждает своих друзей эмигрировать в Лондон или Берлин.

Фрейд и Ранк всегда используют в своих письмах местоимение «мы». По-видимому, тема очередного письма возникала у Фрейда в процессе беседы с Ранком; последний на основании своих заметок составлял письмо, ответственность за которое брал на себя Фрейд.

Первое письмо из Вены содержит беспокойство по поводу членских взносов и чрезмерных тиражей издательства. «Только книги профессора расходятся хорошо».

Иногда сообщаются новости из жизни «носителей колец». Джонс (как всегда по-английски) делает первое личное признание:

«Поскольку я обращаюсь к друзьям, мне будет позволено добавить и личное сообщение: моя жена родила вчера нашего первого ребенка, оба чувствуют себя превосходно. Следуя примеру других аналитиков (Ранка,

105

Хичманна, Флюгеля и др.), это снова девочка. Врач, член нашего общества, наблюдал первую реакцию ребенка на этот мир еще до того, как перерезали пуповину — она сосала большой палец».

В середине октября 1920 года Захс приехал в Берлин, чтобы поддержать Абрахама. Франц Александер становится, по всей видимости, первым кандидатом на получение психоаналитического диплома. О нем часто отзываются как об очень одаренном и многообещающем ученике.

Трагические нотки прозвучали в письме из Вены от 14 октября 1920 года. Драгоценная сумма в тысячу долларов от Абрахама А. Брилла (1874—1948) ⁷⁴ из Нью-Йорка не могла быть получена из-за непомерного налога на валюту, и ее пришлось возвратить. Доходы от публикаций были нестабильными, и «Пресса» («Хогарт пресс») оставалась источником постоянного беспокойства.

Часто обсуждался и другой вопрос: кто напишет рецензию для «Журнала» ⁷⁵ . Удивительно, как трудно оказывалось найти быструю и надежную помощь. Даже работы профессора не получали ответственного и пунктуального рецензента.

Кроме того, в некоторых «письмах по кругу» имеются собственноручно написанные Фрейдом строчки, доказывающие его огромный личный интерес к этой работе. Например: «Новые активные связи с Америкой небезразличны для будущего. Остается надеяться, что те, кого я здесь анализирую, сумеют превратиться в ядро слишком легко исчезающей в противном случае массы».

Фрейд размышлял, следует ли разрешить пациенту-американцу поехать с ним вместе с Бадгаштайн. Фрейд никогда не проводил анализ во время отпуска, но та сумма в долларах, которую он должен был получить за свою работу, покрыла бы все расходы на отдых, «...что было бы весьма приятно, хотя само по себе это еще не служило бы оправданием. В конечном счете я уже восстановил треть моего состояния, каким оно было до войны».

Фрейд сообщает также о богатом человеке из Филадельфии, который пожелал пригласить к себе аналитика, чтобы тот помог ему избавиться от истерического страха. Он предлагал 10 000 долларов в случае исцеления. В скобках Фрейд замечает: «...в Европе это, несомненно, сочли бы за дурное предзнаменование».

По всей вероятности, в то время стать членом психоаналитического объединения было значительно легче, чем сегодня. Несколько студентов-медиков из Лейпцига, собравшихся для обсркдения психоаналитической литературы, пожелали быть принятыми в члены и едва не добились успеха, если бы Эрнест Джонс, истинный англичанин, не выступил против этого. После нескольких сообщений подобного рода в ноябре 1923 года он раздраженно спрашивает: «И откуда берутся все эти психопаты?»

Абрахам прежде всего сообщает о достижениях психоанализа в Берлине: публикуются новые книги, появляются новые приверженцы и все больше англичан приезжает учиться в Берлин.

Начиная с ноября все немецкоязычные аналитики обращаются друг к другу на «ты», «поскольку все мы братья», как сказал Абрахам. Фрейд остается «профессором». Из Вены приходит исполненное гордости сообщение: «Мы завоевали новую страну — Италию».

4 ноября 1920 года профессор выдвинул тему для обсуждения на конгрессе: повлияет ли на теорию и практику психоанализа признание возможности «передачи мыслей» (телепатии) и если да, то каким образом? Сначала это предложение было воспринято с энтузиазмом, но потом о нем забыли.

Попытка организовать специальное торжество по случаю 65-летия профессора провалилась, как только сам юбиляр узнал об этом. Было решено, что дни рождения должны оставаться частным делом; однако — «может быть, стоит отпраздновать в 1921 году совершеннолетие «Толкования сновидений»?»

106

Ференци, больной и несчастный, уговаривал друзей покинуть Будапешт, однако сам считал себя обязанным остаться, хотя и получил приглашение в

Америку.

Год 1921: организация расширяется

В 1921 году рассылка писем упорядочилась и стала более регулярной. Ровно 1 января 1921 года Фрейд и Ранк написали послание друзьям, в котором выразили свою огромную потребность в отдыхе.

Абрахам сообщил, что начал анализ братьев Джеймса и Эдуарда Гловеров из Лондона. Он даже захватил их с собой в качестве «ручной клади» в отпуск⁷⁶ .

Ференци попытался избавиться от обсуждения административных вопросов и сообщил о свое работе, посвященной символу и страху (Ferenczi 1912). Он также попытался понять динамику прогрессивного паралича, что в дальнейшем стало классическим случаем психоанализа. Страсти из-за Гроддека еще не улеглись, а сам конфликт живо обсуждался: Пфистер, как мы знаем, пришел в ужас от «Искателя души» Гроддека (Groddeck 1921) и воспринял публикацию этой книги как тяжелый удар по психоанализу.

Ранк, выступая от имени Фрейда, писал Джонсу:

Дорогой Джонс, мы хотели бы сказать, что очень рады чрезвычайно сильному сопротивлению «дикому» дилетантскому анализу. Но мы сожалеем, что Вы не даете отпора врачам, занимающимся «диким» анализом. Общественность способна сама защитить себя от психоанализа дилетантов, и наоборот, она не может уберечься от угрозы дилетантского анализа со стороны врачей. Мы полагаем неверным средством защищать профессиональное имя с помощью патента, поскольку также и юнгианцы претендуют на то, чтобы зваться аналитиками (февраль 1921-го).

Абрахам уже долгое время пытался получить место профессора в Берлинском университете. Его беседа с профессором Бонхёффером, тогдашним заведующим кафедрой психиатрии, показала, что общее настроение на факультете направлено против создания кафедры психоанализа. Блейлер в Цюрихе сумел в конечном счете добиться нужного решения, и Абрахам ставит десять восклицательных знаков рядом с его фамилией.

В первом своем июньском письме Джонс жалуется, что какой-то человек в Англии, «который, к сожалению, должен сказать я, еврей и мог бы быть разумнее, пожертвовал четверть миллиона фунтов стерлингов на создание клиники психотерапевтических исследований». Джонс продолжает: «Хотел бы я ему сказать, что мы с десятой частью этой суммы провели бы в десять раз больше исследований, чем другие»¹¹ .

Письмо от 11 июня особенно интересно, поскольку дает нам возможность увидеть, как за спиной Ранка выступает сам профессор. Андре Жид написал Фрейду, что какая-то дама из Сиднея желает ввести искусственное оплодотворение для незамуж них женщин, мечтающих иметь детей. Профессор посоветовал ответить ей, что он не слишком приветствует появление безотцовщины и ему больше хочется проанализировать желание женщины завести ребенка без помощи мужчины.

Ференци профессор заверяет, что и в Вене дела идут не слишком хорошо и он сам видит, что количество консультаций заметно сокращается. Фрейд умоляет Ференци продолжать работу над параличом, которую он считает чрезвычайно важ-

107

пой. Абрахаму профессор посылает открытое предостережение отказаться от всякой мечты о славе в качестве профессора психоанализа в Берлинском университете. Надежды Абрахама он называет «игрой воображения».

Специальное сообщение для «милого Эрнеста» в Лондоне: деньги, о которых говорил Джонс, повлекли бы за собой лишь новые и более серьезные обязательства, которые в пору тяжелой работы и организационных недостатков никто не мог бы принять на себя.

Из письма Ференци выясняется, что «носители колец» странствовали летом по Гарцу. Участники этого путешествия «помогают мне в минуты упадка и часы депрессии». Затем он вновь пытается открыть научную дискуссию по проблеме идентификации. Однако, похоже, никто не откликнулся на этот призыв, и, когда Ференци попробовал заговорить об оккультизме, эту тему также не приняли.

1922 год: кульминация переписки

В 1922 году издатель психоаналитической литературы Пол Кеган, по выражению Джонса, «обжегшись на молоке», ограничился продажей фрейдовской книга «Воспоминание детства Леонардо да Винчи» только медикам. Джонс ссылается на частное письмо Абрахама. Тем самым выясняется, что наряду с письмами, отправлявшимися регулярно 1-го, 11-го и 21-го числа каждого месяца, все адресаты корреспондента были связаны также частной перепиской, как друг с другом, так и с профессором. В этом письме выясняется интересный факт:

В частном письме Абрахам после разговора с профессором предлагает ввести стандартный гонорар для всех пациентов. Джонс вежливо, но твердо объясняет, почему подобное правило совершенно неприемлемо для Англии. Заключительная фраза звучит следующим образом: «Например, сейчас я получаю от одного больного гинею, от другого четыре, от большинства прочих — по две».

Ференци в своем обычном лаконичном стиле сообщает из Будапешта, что психоанализ развивается в Венгрии слабо.

В марте Джонс извещает, что принял в Международное психоаналитическое объединение группу индийцев (на правах коллективного члена) и просил президента Босе посетить ближайший конгресс для установления личных контактов.

Ранк дает однозначно понять, что для него (то есть него и профессора) присутствие стенографа на ближайшем конгрессе нежелательно. Выступающие должны сами позаботиться о том, чтобы их воззрения были изложены верно.

Фрейда чрезвычайно порадовала установившаяся связь с Индией, он считает доктора Босе выдающимся аналитиком. Одна фраза касается афоризма Штекеля: дескать, карлик, забравшийся на плечи великана, смотрит дальше, чем сам великан. Ранк, по всей вероятности цитируя профессора, возражает: «На замечание Штекеля следует ответить: однако вошь на голове у астронома не видит дальше, чем сам астроном, в особенности если он смотрит в телескоп» ⁷⁸ .

Джонс радовался тому, что может, как изначально предлагал профессор, посвятить себя вместе с Абрахамом официальной деятельности, но Абрахам, хотя и ждал предстоящего конгресса, был полон печали, поскольку разрастание организации сделало почти невозможным тесное общение с друзьями.

Катастрофическая ситуация, в которой оказалась австрийская экономика, стала тем временем внушать серьезную тревогу — она ставила под угрозу любое стабильное предприятие. Цены росли изо дня в день, происходило обесценивание австрийской валюты по отношению к немецкой. Никто не знал, что будет дальше.

В ноябре Абрахам досадует Фрейду на Ранка: «В особенности я сожалею, господин профессор, что последнее письмо не прошло через Ваши руки».

108

Внезапно оказалось, что издательство должно переехать из Вены в Берлин. Ференци надеялся таким образом избежать каких бы то ни было экономических кризисов. 15 ноября Ранк объявляет о необходимости скорейшего переезда. Выражалась надежда, что в Берлине найдутся лучшие кадры, а производственные затраты будут более низкими. Штаб издательства «естественно» остается в Вене.

Что касалось переезда, Джонс был настроен скептически, предрекая: «Через пару лет в Германии все может оказаться еще хуже». Затем последовали всеобщие жалобы на «высокомерие Ранка, который обращается с коллегами словно со школьниками».

Последнее письмо 1922 года датировано 15 декабря. В коллекции Общества Отто Ранка это письмо имеется в двух редакциях. Одно из них написано рукой профессора, второе — напечатано на машинке как обычное «письмо по кругу». Подпись разобрать невозможно, так что неясно, подписывал ли это послание также и Ранк. Письмо является кульминацией, равно как и резюме всех трудностей и обид, но вместе с тем предлагает решение.

Фрейд начинает следующими словами (15 декабря 1922):

Позвольте мне вновь оседлать гипогрифона⁷⁹ , прежде чем я удалюсь в свое «вдовье убежище». Я благодарю всех вас, то есть в первую очередь Абрахама и /Джонса, за то терпение, с которым вы ответили на мое последнее письмо. Ни один из вас не жаловался на то, что я занял неверную позицию, защищая Ранка, хотя оба они, а возможно и другие, могли так подумать (только мой старый друг Ференци точно знает, что моя фанатичная страсть к справедливости обошлась мне в жизни дороже, чем все остальные дурные и добрые качества в совокупности). Вы могли бы добиться своего даже проще, поскольку знаете, что психоанализ не должен использоваться как средство полемики. Использовать его таким образом, как сделал я, — нарушение правил.

1923 год: раздор, сомнения и ссора

В 1923 году объем писем — но не их количество — увеличивается. Можно предположить, что значительная часть корреспонденции в «письма по кругу» не включена. В этом году профессор заболел, и постепенно каждый ощутил тяжесть этою недуга, повлекший за собой столько страданий, столько операций и в конечном счете оборвавший жизнь и творчество Фрейда.

Первое письмо из Вены от 4 января 1923 года содержит сообщение, что Ференци и Захс побывали с визитом в Вене и везут оттуда известия. Тем временем Фрейд намеревается принять московскую группу, чтобы тем самым придать еще больший авторитет Международной психоаналитической организации и получить возможность влиять на эту группу.

«Пресса» по-прежнему испытывала серьезные трудности, и никто не мог возразить на философическое замечание Фрейда: «Судьба не принимает оправданий».

Абрахам сообщает об имевшем важное значение вечере в Берлинском обществе. Китайский профессор из Пекина объяснял символику китайского письма. Этот человек разбирался в трудах Фрейда, как в немецких, так и в английских изданиях, и. планировал их перевод на китайский язык. Однако это было чрезвычайно сложно, поскольку требовалось изобретать новые иероглифы для передачи не существовавших в китайском языке терминов. Чтобы выразить понятие «бессознательное», нужно было скомбинировать символы сердца и власти.

109

Абрахам сообщал, что молодые врачи-ассистенты из университетской психиатрической клиники все чаще посещают лекции в университете. Такое признание со стороны молодого поколения вселяло в него уверенность.

Ференци, взяв напрокат машинку, наконец-то начал печатать свои письма. Это существенно облегчило жизнь Гизеле Ференци, поскольку в ее задачи входило отсылать оригинал в Вену, а шесть переписанных от руки копий — всем остальным корреспондентам. Будапештская группа аналитиков значительно сократилась, так как многие ее члены эмигрировали.

Вскоре Ранк официально сообщает о болезни профессора:

Профессор вынужден был на прошлой неделе подвергнуться небольшой операции в связи с лейкоплакией во рту, слева на внутренней стороне щеки, вызванной слишком частым курением. Ее следовало удалить, поскольку она вызывала осложнения. Профессору пришлось на несколько дней прервать свою работу, так как ему было упрудно говорить и есть. Однако гпеперь он вновь чувствует себя хорошо и несколько дней назад решил возвратиться к работе.

Во всех последующих письмах отражается растущее беспокойство членов Комитета здоровьем профессора. Все остальное, казалось, утратило значение.

Письмо из Вены от 1 ноября вновь подтверждает, что профессор поправляется, наслаждаясь чудной осенью в городе и занимаясь литературным трудом. Однако он не знает, когда сможет вновь приступить к работе с пациентами.

16 ноября 1923 года Ранк горестно сообщает об ухудшении здоровья профессора. Из-за этого потребовалась повторная операция, которая прошла успешно. Осложнений не наблюдалось, но Фрейд страдает от боли. Выражалась надежда, что профессор вскоре поправится и вернется домой. Возобновление работы отодвигалось на более поздний срок, отчасти из-за слабости Фрейда, отчасти потому, что он еще не привык к протезу.

В написанном от руки послании, которое невозможно полностью разобрать, Ференци горестно и эмоционально излагает свои жалобы. Он упрекает Джонса за то, что тот использовал целые фразы из его работы о теории либидо и гипнозе (Ferenczi 1909) в своей статье без соответствующих ссылок. Ференци предоставляет Комитету судить, «являются ли мои упреки справедливым научным протестом или лишь выражением моего тщеславия».

Абрахам встревожен неожиданными притязаниями Ференци на приоритет и вновь берет на себя роль третейского судьи. Раньше он постоянно пытался посредничать между Ранком и Джонсом, теперь он разбирает спор Джонса и Ференци. Он пишет: «Давайте вновь усядемся под большой вербой», как они делали во время летнего отпуска, если пытались уладить какой-то конфликт. Абрахам считал, что Ференци в целом прав, но выбрал неверные действия. Ему следовало вначале обратиться непосредственно к Джонсу, а уж затем в Комитет. Абрахам напомнил Джонсу о предыдущем разговоре «о твоем братском соперничестве с Ференци и Ранком».

Джонс очень огорчился, что его небрежность так раздосадовала его старого друга Ференци. Он полагал, что не повинен ни в каком дурном умысле, и то, что он использовал цитаты в своей статье, ставшей яблоком раздора, ни в коей мере не доказывает, что Ференци лишился заслуженного признания. «Редко мне приходилось так удивляться, как тогда, когда впервые в жизни я прочел подобные упреки».

Джонс славился исключительной щепетильностью в подобных делах. Спокойно и тщательно он исследует всю историю психоаналитической теории гипноза и

110

утверждает, что спор между ним и Ференци можно было бы легко разрешить и не стоило выносить его на обсуждение целого собрания. Злополучная статья была прочитана профессором, и «никто другой не почувствовал бы острее, чем он, причиненную Ференци обиду». Ни профессор, ни Абрахам, который тоже видел рукопись, не сделали ни малейших замечаний. Предложение, о котором идет спор, по мнению Джонса, заключало в себе ходячую истину, по отношению к которой приоритет невозможен. Он выразил готовность отправить письмо в «Журнал» «с тем условием, что меня не попросят извиниться за то, чего я не делал». Тон письма в целом отличается уверенностью и спокойствием.

22 ноября 1923 года Макс Эйтингон прислал письмо из Берлина. Он постоянно старался держаться в тени, скромно оценивая свое значение для Общества и особое расположение к себе профессора. Эйтингон только что вернулся из Парижа и обнаружил, сколь огромные успехи имеет там психоанализ.

В ноябре Джонс все еще ждал ответа Ференци, который громогласно и решительно боролся за «порядочность в науке и интегрированность характера». Его спор с Джонсом оставался неулаженным. Еще раз последовало долгое изложение конфликта, восходившего к 1909 году, когда Ференци опубликовал свою первую работу о гипнозе. Это сочинение «почти дословно», но без ссылки процитировал его друг Эрнест. В 1910 году Эрнест Джонс процитировал Ференци двенадцать раз, а в 1923 году он отстаивает те же самые представления, не ссылаясь на Ференци. Последний потребовал от Джонса объяснений, которые следовало опубликовать в «Журнале». Между тем Отто Ранк заболел, и письма стали короткими.

1924 год: последние послания

Новый год открывают хорошие вести из Вены: «Профессор хорошо отдохнул и даже председательствовал на встрече Общества, где Ференци говорил о "Стадиях развития либидо"».

Новые трудности обнаруживаются в последнем абзаце письма, отправленного в Берлин: Ранк послал в Берлинский институт на учебу человека, прошедшего ранее у него курс анализа (в Вене тогда еще не было института). Этот бывший пациент теперь возвратился в Вену и доложил, что члены Берлинского общества расспрашивали его о технике Ранка и выразили по этому поводу сомнение. Хотя Ранк и утверждал, что мнение этих коллег его не интересует, он все же счел некорректным, что оно было высказано в присутствии человека, только что прошедшего у него курс. Больше в Берлинский университет он не пошлет никого.

Уже в январе 1924 года появились новые признаки недружелюбия. 20-го числа Ранк написал письмо, которое, по желанию профессора, было направленно лишь в Берлин и Будапешт. Ранк рассердился на Джонса. Он узнал от Брилла, что Джонс в письме американским коллегам сделал несколько враждебных замечаний в его адрес. Уличенный в этом, «Дхомс, как всегда, начал отпираться». Отто Ранк предпочел бы обсудить дело с самим Джонсом, но профессор его отговорил.

15 января Джонс предпринял серьезную попытку помириться с Ранком. Джонс сердечно благодарил Отто за то, что тот подарил ему «свою замечательную книгу о травме рождения». Не утверждая, что он принимает все целиком, Джонс выразил уверенность, что многое можно подтвердить, в особенности тесную связь между психоаналитическим лечением и повторными беременностями и родами. Он, казалось, искренне радовался тому, что основанный Фрейдом в январе 1912 года журнал «Имаго», который он именует «дитя Отто», был спасен и будет выходить в дальнейшем.

111

Позднее Джонс подтверждает получение не обнаруженного в архивах Общества Отто Ранка «послания профессора, которое прибыло сегодня». В этом письме Фрейд заступался за Отто Ранка — оно опубликовано в переписке с Абрахамом под датами 15 и 25 февраля 1924 года (A. Abraham, E. Freud 1965).

В целом в Джонсе нарастал скептицизм по поводу взглядов Ранка. Однако он обещал «прилежно и благосклонно выслушать» его. В то же время он предупреждает, что идеи Ранка причинят много зла и легко могут быть извращены. Он бы предпочел, чтобы Ранк формулировал свои идеи осторожнее и менее догматично, не исключая других возможностей. Все это, по его мнению, было бы легко исправить, если бы другие члены Комитета просмотрели рукопись до публикации.

В феврале Ранк сообщает: «они» (он имеет в виду себя и Ференци) не смогут сделать доклад на ближайшем конгрессе, поскольку оба полагали, что никто этого по-настоящему от них не ждет.

Последующие письма лаконичны и в основном посвящены подготовке конгресса. Ранк и Ференци рассылают на редкость краткие сообщения. Ференци и вовсе ограничивался открытками. Лишь позже, 6 марта, Ференци выделил время, чтобы «исправить ошибку профессора». Всем следует знать, что его книга была написана до «Травмы рождения» Ранка. Его «активная техника» ⁸⁰ представляла собой комбинацию его собственных идей и идей Ранка. Ференци тоже пользуется местоимением «мы», имея в виду себя и Отто Ранка, «мы» отнюдь не звучит здесь по-королевски.

Книга Ранка не могла быть показана членам Комитета, поскольку общий настрой был не в пользу научной дискуссии.

Письма из Берлина тоже становятся все короче, так что вновь один лишь Джонс продолжает отчитываться подробно. В апреле в связи с интенсивной работой над подготовкой конгресса сократились и его послания.

Последнее письмо из наследия Ранка принадлежит Ференци (6 апреля 1924 г.). Он откровенно признает, что «письма по кругу» в последнее время «расщепились» на ряд частных писем и превратились в бессмысленную формальность. «Было бы чистой воды мошенничеством, недостойным аналитиков, никак на это не реагировать».

Заключительные примечания к «письмам по кругу».

Прошло уже более полувека с тех пор, как был образован Комитет «носителей колец» и начался обмен письмами по кругу. Задуманный первоначально как своего рода духовная гвардия профессора, призванная оберегать его от разочарований, Комитет в течение многих лет прекрасно исполнял эту роль. Запущенная «письмами по кругу» динамика развивалась, как мы видели, по собственным законам, хотя в ней прямо или косвенно прослеживаются и различные отношения отдельных членов. «Письма по кругу» более всего напоминают бюллетени психоаналитических организаций. Их можно также сравнить с магнитофонными записями телефонных разговоров различных членов правления международной организации.

Эта корреспонденция имеет огромное значение в двух отношениях: между 1920 и 1924 годами небольшая группа людей превратила психоанализ в международную организацию. Пионеры науки занимались этим наряду со своей профессиональной работой, дополнительно к своим научным интересам и вопреки всем несчастьям Европы в пору экономического упадка после первой мировой войны.

112

«Носители колец» поддерживали профессора и психоаналитическое движение в те времена, когда все понятия духовного существования были омрачены инфляцией и мировым кризисом. Они не перегружали его множеством организационных вопросов и техническими проблемами управления. Они делали это из верности Фрейду и психоанализу как «делу», движению, вере, мировоззрению, науке, искусству. Они работали без устали, и все они познали радость открытий, приключений, освоения новых территорий.

Мы имеем возможность увидеть редкую, своеобразную группу творческих людей, которые в течение всех этих лет работали вместе и позднее еще много лет в разных формах продолжали свой труд, пока смерть не положила конец их работе и не завершилась эпоха великих открытий психоанализа. Профессор оставался верен своей самостоятельно избранной роли некоего стареющего бога Олимпа, взирающего на все «с точки зрения вечности». Лишь изредка он превращался в Юпитера-громовержца, чтобы вскоре вновь удалиться в мир личного страдания, мир боли и подготовки к путешествию с неведомым концом.

Отто Ранк, главный помощник Фрейда, судя по объему исполняемой им работы, имел больше рук, чем бог Шива. Он подавлял свою потребность в самовыражении, пока профессор не заболел неизлечимой болезнью, о чем какое-то время никто, кроме Ранка, не знал.

Ференци был Фрейду ближе всех среди его «приемных детей», но никак не мог понять, почему он не может быть единственным «сыном».

Из трех берлинцев на первый план чаще всего выступает один — Карл Абрахам, оптимист и в то же время реалист, хранитель света в трудные времена и самый надежный в сложных ситуациях. За ним следуют два его верных спутника, Ганс Захс и Макс Эйтингон, которые обычно подписывали письма, однако редко делали что-либо сверх этого.

На протяжении всех лет Эрнест Джонс оставался своего рода сторонним наблюдателем. Только он не говорил на родном языке профессора. Кроме того, он был убежден, что знает истинный путь, и настаивал, чтобы этим путем следовали все остальные.

Драма последних лет, продлившаяся до смерти Фрейда в 1939 году, разыгралась на фоне болезни профессора. Наиболее проникновенно и глубоко она описана в работе Макса Шура о жизни и смерти Фрейда (Schur 1972).

ПЕРЕПИСКА ФРЕЙДА С УЧЕНЫМИ И ПИСАТЕЛЕМИ

Известно, что Фрейд постоянно переписывался и обменивался мыслями не только со своим психоаналитическим окружением, учениками и пациентами, но испытывал не менее сильную потребность поддерживать связь и с другими выдающимися современниками, общаться с ними и переписываться. По отдельности это можно проследить по многим источникам⁸¹ . Поскольку среди этих современников прежде всего выделяются поэты и писатели, люди искусства, которым были близки идеи Фрейда, от которых он сам получал импульс и для которых в свою очередь служил источником вдохновения, — здесь будут представлены важнейшие его контакты с этими выдающимися людьми своего времени (в той мере, в какой они отражены в письмах).

На заре психоанализа, когда еще не было анализируемых и самих аналитиков было немного, на еженедельных «Психологических средах» первое время в основном обсуждалась произведения литературы, поскольку именно в сочинениях поэтов и мыслителей были интуитивно отражены основные психоаналитические феномены. Они стали для Фрейда первым источником, в котором уже таились сны и

113

травмы человечества, включая «семейный роман» и «эдипов комплекс». Выдающимся свойством гениальности Фрейда была, по формулировке Шура, «способность обратить полученное от других вдохновение в семя психологической революции» (Schur 1973, 206).

Две переписки с прославленными современниками, Артуром Шницлером и Арнольдом Цвейгом, уже изданы, прочие, со Стефаном Цвейгом, Томасом Манном, Роменом Ролланом, опубликованы разрозненно, в виде отдельных писем.

В силу их особой значимости в этом же разделе приводятся письма, которыми Фрейд обменивался с Альбертом Эйнштейном.

Переписка Фрейда с Артуром Шницлером

С проживавшим по соседству коллегой-врачом и писателем Артуром Шницлером (1862—1931), особенно известным своими пьесами, новеллами и рассказами о венской жизни на рубеже столетий, Фрейд испытывал внутреннюю связь, сродни связи двойников ⁸² . Тем не менее, или скорее именно поэтому, Фрейд, не только прекрасно знавший и ценивший творчество Шницлера, но даже, согласно Джонсу, причислявший его наряду с Томасом Манном и Арнольдом Цвейгом к самым значительным писателям современности, не выражал желания лично с ним познакомиться, и это при том, что он часто субботними вечерами играл в тарок с братом Шницлера, Юлиусом, известным венским хирургом.

Интерес Артура Шницлера к гипнозу и сновидениям привел его от медицины к писательскому творчеству. В рамках разрабатываемой им темы любви и смерти он интуитивнейшим образом раскрыл инстинктивные импульсы своих персонажей в соответствии с психоаналитическими теориями Фрейда, а в своих поэтических произведениях развивал динамику «внутреннего монолога», используя цепочки ассоциаций.

Переписка Фрейда и Шницлера началась в 1906 году. Фрейд выражает благодарность, по всей видимости, в ответ на поздравление, присланное Шницлером по случаю его пятидесятилетия. В первом письме Шницлеру Фрейд откровенно и красноречиво признается в своем восхищении, зависти и жажде познания, пробуждаемых в нем удивительным психологическим пониманием, которое Шницлер сумел выразить в своих произведениях.

Миновало еще шесть лет, прежде чем Фрейд вновь откликнулся на поздравление ко дню рождения. К благодарности он присоединил поздравления по случаю пятидесятилетия Шницлера. Одновременно он приносит извинения, поскольку считает поздравление пережитком магически-мистического мышления. Он пытается утешить младшего на шесть лет именинника, говоря, что поэты долго сохраняют молодость, а затем становятся мыслителями.

Прошло еще десять лет, и 14 мая 1922 года Фрейд написал Шницлеру третье и самое интересное из своих посланий. Наконец, похоже, наступило время для чего-то вроде дружбы: Шницлеру тем временем исполнилось шестьдесят лет, и Фрейд пытается найти причины, почему он никогда не старался по-настоящему сблизиться со своим корреспондентом. В этой связи Фрейд создает новое выражение и говорит о своей «боязни двойника». Он писал (Е. Freud 1960, 356—357):

Вена IX, Берггассе, 19, 14 мая 1922 г.

Глубокоуважаемый господин доктор,

Теперь Вам тоже исполнилось шестьдесят лет, покуда я, будучи шестью годами старше, ближе придвинулся к краю жизни и могу ожидать, что вскоре увижу пятый акт этой довольно непонятной и не всегда занимательной комедии.

114

Если бы я еще сохранил остатки веры во «всемогущество мысли», я бы не упустил случая обратиться к Вам с самыми сильными и сердечными пожеланиями счастья на ожидаемый остаток Ваших лет. Это глупое занятие я предоставляю необозримой толпе современников, которые вспомнят о Вас 15 мая.

Однако я хочу сделать Вам одно признание, которое Вы из снисходительности ко мне сохраните при себе и не поделитесь им ни с другом, ни с посторонним. Я терзался вопросом, почему во все эти годы я ни разу не сделал попытки искать Вашего общества и завести с Вами разговор (не принимая при этом во внимание, приятно ли Вам самим было бы такое сближение).

Ответ на этот вопрос содержит слишком интимное для меня прозрение. Мне кажется, я избегал Вас из своего рода боязни двойника. Аело не в том, чтобы я был так уж склонен идентифицировать себя с кем-то другим или чтобы я пренебрегал различием в дарованиях, которое отделяет меня от Вас, однако вновь и вновь, когда я погружался в Ваши прекрасные творения, за поэтическим блеском я различал предпосылки, интересы и выводы, которые мне казались столь же знакомыми, как мои собственные. Ваш детерминизм и Ваш скепсис — то, что люди зовут пессимизмом, — Ваша одержимость истинами бессознательного и импульсивной природой человека, отказ от обусловленной культурой надежности, сосредоточенность на оппозиции любви и смерти — все это волновало меня, словно неслыханная близость. (В небольшой работе 1920 года «По ту сторону принципа удовольствия» я попытался представить эрос и влечение к смерти как первичные силы, чье противостояние определяет всю загадку бытия.) Таким образом я пришел к ощущению, что Вы благодаря интуиции — собственно говоря, вследствие тончайшего самовосприятия — познали все то, что я открыл в утомительной работе с другими людьми. Более того, я полагаю, что по сути своей Вы глубочайший психолог-исследователь, столь честный, внепартийный и неустрашимый, как никто другой, а если б Вы им не были, Ваши творческие способности, чувство языка и талант к созданию образов вырвались бы на волю и превратили бы Вас в писателя, куда более угодного толпе. Мне всегда было свойственно отдавать предпочтение исследователю. Однако простите, что я ударился в анализ, но ничего другого я не умею. Теперь я знаю, что анализ — вовсе не метод завоевывать симпатию.

Сердечно преданный Вам

Ваш Фрейд.

После этого письма оба почувствовали, что наступило время для личного знакомства. Таким образом, в течение шестнадцати лет подготавливалась встреча, которая состоялась в июне 1922 года.

Последние письма датируются 1926 и 1928 годом, они свидетельствуют о том, что оба великих человека уже хорошо знакомы друг с другом. Фрейд, похоже, настроен меланхолически и заявляет, что ему все стало отвратительно. Место своей работы и одинокой жизни он называет своей «волшебной горой» ⁸³ .

В соответствии с традицией переписываться в дни рождения 24 мая 1926 года, через две недели после своего семидесятилетия, Фрейд с явными признаками облегчения сообщает, что великий день прошел лучше, нежели он опасался. По поводу темы старения он замечает (Н. Schnitzler 1955, 100): «С семидесятым днем рождения связано чувство великого освобождения. Наконец получаешь право на известный клич "каменной колотушки" — «ничего не случится». Странно, ведь это число — всего лишь условность...»

115

К сожалению, это утверждение не оправдалось — Фрейда ожидали еще ужасные муки.

Переписка Фрейда с Арнольдом Цвейгом

Отношения Фрейда с Арнольдом Цвейгом (1887—1968) начались в 1927 году, когда сорокалетний писатель, создавший себе имя как художник-импрессионист, мастер малой формы (рассказы и новеллы), начал восхождение к мировой славе своим критикующим современность романом «Спор об унтере Грише» (1927).

18 марта этого года он написал первое письмо Фрейду, прося позволения посвятить ему следующую свою книгу. Это задумывалось как выражение благодарности, поскольку трудоспособность Цвейга была восстановлена после курса психоанализа. Фрейд, будучи старше Цвейга на тридцать лет, откликнулся с теплотой и признательностью. Переписка продолжалась с 1927 года и до последних дней жизни Фрейда в Лондоне, даже во время эмиграции Цвейга в Тель-Авив, и с годами она становилась лишь интенсивнее.

В отличие от переписки со Шницлером, здесь различие в возрасте обоих мужчин остается заметным. Хотя высочайшее уважение к писателю отчетливо выражено уже в обращении «мастер Арнольд», «добрый папа Фрейд» остается снисходительно критикующей отцовской фигурой для нуждающегося в нем сына. Эти обращения отражают весь дух переписки: внутреннее одиночество Фрейда, тягу к нему Цвейга и сдержанную близость.

Арнольд Цвейг, долгое время подвергавшийся анализу вместе с женой и одним из сыновей — сам Арнольд Цвейг побывал у трех аналитиков, — находил у Фрейда все большее понимание своих эмоциональных потребностей, хотя Фрейд и не занимался вплотную невротическими симптомами и осложнениями своего младшего друга. Иоганнес Кремериус в тщательном клиническом исследовании (Cremerius 1973) показал, что отцовски снисходительное отношение Фрейда могло повлиять на лечение Цвейга у трех различных психоаналитиков.

Вскоре после опубликования переписки Эрнстом Фрейдом ^м (Freud/Zweig 1968) Арнольд Цвейг умер в Восточном Берлине.

На протяжении двенадцати лет они обсуждали свои литературные планы, свои надежды, успехи и разочарования. Общее для них еврейское происхождение послужило важным связующим звеном, хотя Цвейг воспринимал себя скорее как немца, а Фрейд считал себя евреем.

К тому периоду, когда Арнольд Цвейг работал над книгой, во второй раз принесшей ему мировую славу, относится следующее письмо Фрейда (там же, 76—77):

Вена IX, Берггассе, 19

25. 2. 1934 Дорогой мастер Арнольд,

Работайте, пожалуйста, прилежно над «Воспитанием перед Верденом», вносите в эту книгу все, что последние времена пробудили в Вас, — иронию, жесткость, чувство превосходства, — поскольку, во-первых, я сгораю от желания прочесть Вашу книгу, лучше всего в тени сада рядом с пыхтящими Вольфом и Иофи [собаки породы чау-чау, принадлежавшие Фрейду], а мне неведомо, сколько времени мне еще осталось, а во-вторых, по моим ощущениям, те люди, которые должны стать Вашими читателями, уже утрачивают интерес к довоенному прошлому, чтобы обратиться к неслыханным потрясениям стремительно надвигающегося будущего. Как бы Вам не опоздать.

116

Наша маленькая гражданская война была совсем неприятна. Без паспорта нельзя было выйти на улицу, электричество через день; мысль, что воду могут отключить, была чрезвычайно тревожной. Теперь все успокоилось, однако это напряженное спокойствие, подобное ожиданию в гостинице: когда в соседнюю стенку ударит второй сапог. Так это оставаться не может, что-то произойдет. Придут ли нацисты, или подготовится наш доморощенный фашизм, или же близится Отто фон Габсбург, как некоторые предполагают. Мне смутно припоминается рассказ «Аеди и тигр», о том, как злосчастный пленник в цирке ожидает, выскочит ли на него хищник или же выйдет дама, которая, избрав его в супруги, избавит от наказания. Суть в том, что история завершается прежде, чем мы узнаем, кто все же вышел из этой двери, леди или тигр. Это может означать лишь одно: для пленника оба исхода равнозначны и поэтому не стоит о них сообщать.

Вы справедливо считаете, что здесь мы покорно ждем своей участи. Куда бы я делся в своей зависимости и телесной беспомощности? Все страны теперь так негостеприимны. Только если в Вене и впрямь воцарится гитлеровский губернатор, мне придется уехать, все равно куда. Мое отношение к партиям, которые ведут спор между собой [австрофашизм и нацизм], я могу передать лишь фразой, позаимствованной у шекспировского Меркуцио: «Чума на оба Ваших дома» («Ромео и Джульетта»).

Нас очень огорчило, что нацисты завладели Вашей прекрасной библиотекой. Теперь моя дочь Анна выдвинула следующую идею: не испытываете ли Вы настойчивую и неотложную потребность, по крайней мере в компенсацию за все остальное, получить полное собрание моих сочинений, которые Вы, кажется, довольно высоко ценили? Если Вы выразите подобное желание, куда и когда издательство сможет переслать Вам эти 11 томов?..

Фрейд часто сообщал Цвейгу о продвижении своей книги «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1939), к которой Цвейг проявлял живейший интерес. Он постоянно снабжал Фрейда историческим материалом. Периодически Фрейд досадовал на «мастера Арнольда», если тот не уделял достаточного внимания правильному написанию имен. Его также сердило, что Цвейг постоянно говорил «подсознательное» вместо «бессознательное». Кроме того, Фрейд встревожился, когда Цвейг (1930) затеял написать психологическое эссе о нем самом. Проект был заброшен, однако позднее — в своем письме от 12 мая 1934 года — Фрейд сделал из этой попытки определенные важные выводы относительно рамок психоаналитических интерпретаций истории или личности.

Дважды Фрейд по ошибке обращается к Арнольду Цвейгу «доктор». Это тут же было истолковано как враждебное отношение, поскольку тем самым Фрейд имел в виду Стефана Цвейга⁸⁵ , на которого он негодовал из-за биографического очерка Стефана о Фрейде «Исцеление духом» (S. Zweig 1931).

18 августа 1933 года Фрейд предупредил Цвейга, так же как и Лиона Фейхтвангера, что ему не следует возвращаться в Германию из-за границы, чтобы уладить свои имущественные дела в Берлине, но лучше оставаться там, где он находится, и наблюдать за европейской катастрофой из безопасного места.

Цвейг чувствовал себя несчастным в Палестине⁸⁶ , и отсюда последовали многочисленные рассуждения о еврейской истории и что означает для вдохновенного сиониста, каковым являлся прежде Арнольд Цвейг, оказаться в Палестине.

В длинном письме Фрейда от 8 мая 1932 года это сформулировано следующим образом (там же, 51—52):

117

...Но Палестина не создала ничего, кроме религий, священного безумия, самонадеянных попыток одолеть внешнюю видимость мира внутренним миром грез. И мы произошли оттуда (хотя один из нас считает себя также немцем, а другой — нет), наши предки прожили там полтысячелетия, если не целое (и это тоже лишь вероятность), и трудно сказать, чту вынесли мы из жизни в той стране как наследие своей крови и нервов (как ошибочно выражаются). О, жизнь стала бы намного интереснее, если б мы только больше знали об этом и понимали. Однако мы можем быть уверены лишь в наших сиюминутных ощущениях!..

В книге «Итоги немецкого еврейства: набросок» (1934) содержались высокая похвала Цвейга Фрейду, по поводу которой Фрейд заметил, что «он не может поверить и половине этих комплиментов» ⁸⁷ .

14 марта 1935 года, когда речь зашла о новых археологических находках, относящихся к историческому Моисею, Фрейд писал Цвейгу: «Его Моисей — это не мой Моисей, он не нарушил традицию ради того, чтобы высвободить подавленную ей предысторию» ⁸⁸ . В этом письме проступает точное знание Фрейдом еврейской и египетской истории и его личное отношение к своему еврейскому происхождению.

Когда от Фрейда требовалось подписать сочиненное Цвейгом выражение симпатии Советской России и коммунизму, он отказался, ссылаясь на свои либеральные позиции.

После того как прошли публичные чествования по случаю его восьмидесятилетия, Фрейд писал (там же, 137—138):

Вена IX , Берггассе, 19 31. 5. 1936

Дорогой мастер Арнольд,

Поистине нежность мира сего перемешана с жестокостью. Вот уже две недели я каждые полчаса испытываю дурноту, изготавливая благодарственные письма вроде того, что прилагается в качестве образца, несколько слов или предложений после подписи, чаще всего вынужденные и искусственные. И только сегодня, в первый день прелестного праздника, у меня наконец дошли руки написать Вам письмо, в испуге от угрозы, что Вы намереваетесь стать моим биографом. Вы, которому предстоит сделать столько прекрасного и более значительного, который может свергать королей и с высокой башни наблюдать агрессивное безумие человечества! Нет, я чересчур люблю Вас, чтобы согласиться на подобное. Став биографом, человек обрекает себя на ложь, утаивание, мошенничество, заглаживание и даже на прикрытие собственного непонимания, поскольку истины в биографическом сочинении добиться невозможно, а если бы это удалось, биография оказалась бы никуда не годной.

Метина недоступна, люди ее не заслужили, и вообще разве наш принц Тамлет не прав, говоря: если б с каждым обращались по заслугам, кто бы избежал порки?

Посещение Томаса Манна, адрес, который он мне передал, публичный доклад, с которым он выступал на торжестве, — все произвело сильное и приятное впечатление. Также и венские коллеги устроили для меня праздник и при этом различными намеками выдали, как трудно им было это сделать. Министр образования принес формальные, но вежливые поздравления, а затем газетам под угрозой конфискации было запрещено обнародовать внутри

118

страны его участие в торжестве. Также многочисленные публикации в наших и иностранных журналах вполне отчетливо выразили ненависть и отвращение. Стало быть, можно умиротворенно подтвердить, что откровенность еще не вовсе исчезла из мира.

Ам меня эта дата не составила эпоху, я — тот же, что и прежде. Среди не слишком щедро подаренных мне древностей меня радует Ваш весьма примечательный перстень с печаткой. Теперь, сердечно вспоминая Вас, я ожидаю дальнейших известий.

Ваш Фрейд.

Письма Фрейда Арнольду Цвейгу показывают на символической фигуре Моисея, что такое быть человеком: для Арнольда Цвейга это надежда, для Зигмунда Фрейда — свершение, которое в конечном счете достигается в долгой жизни и страдании и осознанном принятии смерти.

Переписка Фрейда с Иветтой Жильбер

Фрейд познакомился с Иветтой Жильбер, когда учился в Париже ⁸⁹ . На всю жизнь он остался величайшим ее почитателем.

В более поздние годы Иветта послала Фрейду свою фотографию с надписью: «Ученому от художницы» (Jones III, 166). Эта фотография, так же как портрет Лу Андреас-Саломе, висела в библиотеке Фрейда.

Каждый раз, когда Иветта посещала Вену, то есть почти каждый год, она посылала два билета Фрейду, никогда не пропускавшему ее выступления. В один из таких приездов Фрейд, согласно рассказу племянницы Иветты Евы Розенфельд, отыскал Иветту в гостинице «Бристоль» и обратился к ее мужу, доктору Максу Шиллеру, которому пришлось служить ему переводчиком, с «поразительным замечанием»: «Мой протез не говорит по-французски» (Jones III, 128).

Впервые Иветта Жильбер написала Фрейду 28 февраля 1931 года, попросив его проанализировать свой уникальный талант, поскольку собиралась написать книгу о своей жизни. Иветта писала: «Я пытаюсь объяснить себя себе самой». Ответ Фрейда был бы для нее большой радостью: даже если это будут всего две-три строчки, она будет счастлива.

Фрейд отвечал ей (Е. Freud I960, 421—422):

Вена IX, Берггассе, 19, 8 марта 1931 г.

Тлубокочтимый друг,

Я хотел бы находиться рядом, когда Ваш милый муж' будет переводить Вам это письмо, ведь из-за моей болезни я слишком мало общался с Вами во время Вашего последнего визита. Приятно слышать, что Вы вновь собираетесь что-то написать о себе. Если я правильно понимаю, на этот раз Вы хотите прояснить тайну Вашего призвания и успеха и представляете себе, что Ваша техника должна сводиться к тому, чтобы полностью отодвинуть на задний план собственную личность, а на ее место выдвинуть ту личность, которую Вы изображаете. Теперь я должен высказать свое мнение, возможно ли такое действие и подходит ли оно Вам.

Я хотел бы больше понимать в этом и тогда охотно высказал бы Вам все, что мне известно. Поскольку пока я понимаю далеко не все, я прошу Вас удовольствоваться следующими указаниями: я полагаю, что то, что Вы принимаете за психологический механизм своего искусства, высказы-

119

бается очень часто, едва ли не повсеместно. Однако отказ от собственной личности и подмена ее вымышленной никогда меня не радовали. Это мало о чем говорит, это не объясняет, как удается достичь подобного, и прежде всего не объясняет, почему то, к чему, по видимости, стремятся все художники, гораздо лучше удается одним, нежели другим. Я бы скорее предположил, что здесь действует противоположный механизм. Собственная личность не вытесняется, части ее, например не получившие развития склонности и подавленные стремления, используются для изображения другой личности и таким образом находят для себя выражение и придают характеру жизненную правду. Это намного менее просто, чем «прозрачность» собственного Я, о которой Вы говорите. Мне было бы, разумеется, любопытно узнать, можете ли Вы распознать в себе этот обратный ход вещей. В любом случае это лишь посильный взнос в разрешение прекрасной тайны, почему мы содрогаемся от « Soularde» или всеми своими чувствами утвердительно отвечаем на вопрос: « Dites- moi si je suis belle?»" Однако нам так мало известно.

С сердечной памятью обо всем, что напомнило мне Ваше письмо, и дружеский привет Вам и дядюшке Максу

Ваш Фрейд.

¹ К-р Макс Шиллер, в кругу друзей прозванный дядюшкой Максом.

" «Скажите, ведь я же хороша?» (фр.). Известные французские песенки из репертуара

Иветты Жильбер.

Через несколько дней, 14 марта 1931 года, Иветта Жильбер ответила резким протестом. Она отрицала какое бы то ни было подавление и подмену, выказывая явные признаки возмущения толкованием Фрейда. Письмо заканчивалось словами: «Моему другу Фрейду с верной и постоянной дружбой».

Интересно проследить, как Фрейд справился с проблемой, рискуя дружбой ради аналитического истолкования. 26 марта 1931 года он написал письмо мужу Иветты (там же, 423—424):

Вена IX, Берггассе, 19, 26 марта 1931 г.

Дорогой господин доктор,

Какое интересное приключение — защищать свои теории от мадам Иветты и дядюшки Макса. Я хотел бы только, чтобы это происходило не на бумаге, хотя говорю я плохо и слух слабеет.

На самом деле я не намерен сильно уступать Вам, кроме само собой разумеющегося признания, что известно нам очень мало. Вот, к примеру, недавно в Вене побывал Чарли Чаплин, я едва не увиделся с ним, однако ему показалось тут холодновато, и он поспешно уехал. Он, без сомнения, великий художник, однако он всегда играет одного и того же персонажа, бедного, беспомощного, никудышного юнца, которому в самом конце улыбается удача. Неужели Вы полагаете, что ради этой роли он вынужден забыть о собственном Я? Напротив, он всегда играет именно себя самого, -такого, каким он был в годы печальной юности. Он не может избавиться от тех впечатлений и по сей день нуждается в компенсации за лишения и унижения той поры. Он, скажем так, наиболее простой и очевидный случай.

Идея, что достижения художников внутренне обусловлены впечатлениями их детства, судьбами, неприятностями, разочарованиями, позволила нам уже многое прояснить и потому высоко нами ценится. Однажды я замахнулся на

120

величайшего из величайших, о ком, к сожалению, мало что известно, — я имею в виду Леонардо да Винчи'. Я осмелился по крайней мере предположить, что «Святая Анна сам-третья», которую Вы можете каждодневно видеть в Лувре, недостаточно понятна без своеобразного детского впечатления Леонардо. Как, возможно, и многое другое.

Теперь Вы скажете: ведь мадам Иветта не ограничивается одной ролью, она с равным мастерством играет всевозможных персонажей: святых, грешниц, кокеток, добродетельных, преступниц, простушек. Но я не отчаиваюсь свести весь репертуар к открытиям и конфликтам первых лет ее жизни. Было бы заманчиво продолжать, но кое-что меня удерживает. Я знаю, что непрошеный анализ порождает недоброжелательство, и не хотел бы совершить что-либо, могущее помешать искренней симпатии, которая царит в наших отношениях.

С дружеским приветом Вам и мадам Нветте

Ваш Фрейд.

¹ «Воспоминание детства Леонардо да Винчи» (1910).

После эмиграции в Лондон старый и больной Фрейд писал (там же, 468):

20, Мэрсфилд-Гарденз, Лондон, N. W. 3, 24 октября 1938 г. Аорогие мои друзья,

Ваше нежное письмо очень меня порадовало и весьма тронуло уверенное обещание визита в мае 1939-го. Однако в моем возрасте любая отсрочка имеет печальную «коннотацию». Немалое лишение и то, что в последние годы я не мог на часок вновь становиться молодым под обаянием голоса Иветты. Сердечно

Ваш Фрейд.

Переписка Фрейда с Роменом Ролланом

«Словно дуновение весны, коснулось меня недавно очаровательное письмо Ромена Роллана, который, в частности, рассказывает, что уже 20 лет интересуется анализом», — писал Фрейд 4 марта 1923 года Карлу Абрахаму (Freud/ Abraham 1965, 311),ив тот же день он ответил французскому писателю, которого и сам давно почитал (Е. Freud 1960, 359—360):

Ар конца жизни останется для меня радостным воспоминанием, что я смог обменяться с Вами приветствием. Ведь Ваше имя соединяется для нас с прекраснейшими из всех великолепных иллюзий о распространении любви на все человечество.

Однако я принадлежу к расе, на которую в средние века возлагали ответственность за все страдания народов и которая ныне должна нести вину за развал империи в Австрии и поражение в войне Германии. Подобный опыт действует отрезвляюще и лишает склонности верить в иллюзии. К тому же я и в самом деле большую часть своего жизненного труда (а я на десять лет Вас старше) обратил на то, чтобы уничтожить собственные иллюзии и иллюзии человечества. Но если эта единственная хотя бы отчасти не сбу-

121

дется, если мы в ходе прогресса не научимся отклонять свои разрушительные побуждения от себе подобных, если мы и впредь будем ненавидеть друг друга из-за небольших различий и истреблять ради ничтожной корысти, если огромные достижения в овладении природными силами мы вновь и вновь будем применять к взаимному уничтожению, какое будущее ожидает нас? Нам ведь и так уже нелегко дается продолжение своего рода в конфликте между нашей природой и требованиями, которые налагает культура.

Мои книги не могут быть тем, чем являются Ваши, — утешением и целительным елеем для читателей. Но если бы я мог поверить, что они пробудили Ваш интерес, я бы позволил себе отослать Вам небольшую книгу, которая, без сомнения, остаеупся пока Вам незнакомой: опубликованную в 1921 году «Психологию масс и анализ Я». Не то чтобы я считал это произведение особенно удачным, но оно прокладывает путь от анализа индивида к пониманию общества.

Сердечно преданный

Ваш Фрейд.

Ромен Роллан (1866—1944) был профессором истории музыки, создавшим себе имя прежде всего биографическими сочинениями о Бетховене, Генделе, Толстом, Рамакришне, но также и своей политической позицией. В качестве мирового признания своего литературного труда в 1915 году он получил Нобелевскую премию в области литературы.

Согласно Джонсу (III, 121), Роллан впервые обратился к Фрейду 22 февраля

1923 года с благодарственным письмом за его вдохновенный отклик на свою политическую статью «Над схваткой» (1915), которая должна была превратиться в этический призыв к взаимопониманию народов. С этого началась продлившаяся всю жизнь горячая сердечная дружба, которую мы можем проследить, к сожалению, лишь по очень немногим опубликованным на данный момент письмам.

Вместе со Стефаном Цвейгом (1881—1942) Ромен Роллан посетил Вену 14 мая

1924 года. С тех пор обмен мыслями между этими двумя великими людьми уже не прерывался.

Ответ на поздравления Роллана к семидесятилетнему юбилею Фрейда последовал с ближайшей почтой, что служит трогательным доказательством того, как согревало Фрейда дружеское расположение этого выдающегося человека, который в свою очередь не уставал в своих книгах указывать на величие Фрейда (там же, 385):

Вена IX, Берггассе, 19, 13 мая 1926 г.

Досточтимый друг,

Ваши строки принадлежат к наиболее ценным подаркам, которые принесли мне последние дни. Благодарю Вас и за это послание, и за его содержание!

В отличие от Вас, я не смею рассчитывать на любовь многих людей. Я не радовал их, не утешал, не возвеличивал. У меня и замысла такого не было, я хотел лишь исследовать, разгадывать загадки, открывать частицы истины. Многих это оскорбляло, некоторым нравилось, но и то и другое не является ни моей виной, ни заслугой. Мне кажется достойным изумления совпадением, что наряду с моим учением и сама моя персона смогла привлечь к себе некоторое внимание. И в особенности я чувствую, как торжествует мое честолюбие, когда люди, которых я издали любил, как, например, Вас, обращаются ко мне со словами дружбы. Я радуюсь этому, не задумываясь, заслужил ли я

122

это, наслаждаюсь, как подарком. Вы принадлежите к числу тех людей, которые умеют одаривать.

С сердечными пожеланиями благополучия

неизменно преданный Вам Фрейд.

Взаимные поздравления не превращались во взаимную лесть. В нижеследующем письме от 19 января 1930 года, например, речь, по существу, идет об объяснении психоаналитических понятий и их содержания. Фрейд пишет (там же, 410-411):

...Относительно критики психоанализа Вы должны позволить мне несколько замечаний: различие между «экстравертированным» и «интровертирован-ным» идет от К. Г. Юнга, который и сам отчасти мистик и уже много лет как не принадлежит к нашему Обществу. Мы не придаем им особого значения и прекрасно понимаем, что люди могут одновременно являться и тем, и другим и, как правило, так оно и есть. Долее: наши выражения типа «регрессия», «нарциссизм», «принцип удовольствия» являются чисто описательными и не несут моральной оценки. В душевных процессах направления могут постоянно меняться, так, к примеру, воспоминание само по себе процесс регрессивный, что нисколько не умаляет ни ею значимости, ни достоинства. В конце концов, у анализа есть своя шкала ценностей, ее цель — более высокая гармония Я, которое должно выполнить задачу успешного посредничества между натисками инстинктивной жизни (Оно) и внешнего мира, то есть между внешней и внутренней реальностью.

По-видимому, мы сильно расходимся в оценке интуиции. Ваши мистики доверяются ей в надежде узнать таким образом разгадку мировой тайны, мы же полагаем, что интуиция не покажет ничего, кроме примитивных, близких к инстинкту, побуждений и представлений, чрезвычайно ценных, при надлежащем понимании, для эмбриологии души, однако непригодных для ориентации в чуждом нам внешнем мире.

Если нам предстоит еще в жизни личная встреча, было бы прекрасно поспорить об этом. Издали нежный привет лучше полемики. И еще одно: я не являюсь непреклонным скептиком, я убежден только в одном: есть такие вещи, которых нам пока познать не дано.

С самыми теплыми пожеланиями благополучия

неизменно преданный Вам Фрейд.

Согласно Джонсу, из всех писем, полученных Фрейдом по случаю его семидесятипятилетия, больше всего он был рад письму Роллана, а перед восьмидесятым юбилеем Роллан вместе с Мари Бонапарт и Томасом Манном ходатайствовал перед комитетом по Нобелевским премиям о выдвижении Фрейда на соискание Нобелевской премии. Когда эта затея не удалась, вместо этого появился знаменитый поздравительный адрес, принадлежавший перу Томаса Манна и Стефана Цвейга, который наряду с соинициатором послания Роменом Ролланом подписали Жюль Ромен, Герберт Уэллс, Вирджиния Вулф и еще сто девяносто один писатель и деятель искусства⁹⁰ .

«Испытывая настойчивое побуждение внести письменный вклад в празднование Вашего семидесятилетия, — обращался Фрейд в январе 1936 года к Рол-лану, — я долго старался изыскать что-либо, что могло бы хоть в каком-то

123

ппношении быть достойным Вас» (G. W. XVI, 250—251), и в качестве «дара обнищавшего, «знававшего лучшие дни"» он предложил «Нарушение памяти на акрополе», содержавшее часть самоанализа Фрейда⁹¹ .

Подобно тому как Ромен Роллан постоянно интегрировал в свое творчество мир идей Фрейда, так и у Фрейда обнаруживаются места, в которых прослеживается связь с Ролланом, например когда он рассуждает о мистическом ощущении «внутреннего бытия», в котором индивид соединяется со Вселенной. Фрейд называет это «океаническим чувством» и относит его происхождение к той фазе раннего детства, когда еще не возникло различия между внутренним и внешним, — эта тема прослеживается также в «Недомогании культуры» (1930), работе, которую Фрейд послал Роллану в обмен на присланное ему эссе «Богочеловек Рама-кришна и универсальное Евангелие Вивекананды».

Переписка Фрейда со Стефаном Цвейгом

Стефан Цвейг (1881—1942), известный австрийский неоромантик, автор импрессионистских новелл и биограф выдающихся людей, происходил из жившей в Вене богатой еврейской семьи, был доктором философии, близким по своим представлениям о человеческой душе идеям Фрейда. Открытый миру и общительный по характеру, он не только установил дружеские связи со многими знаменитыми современниками, но и трудился в качестве чуткого и пацифистски настроенного посредника между нациями.

Эти качества наряду с его широким гуманитарным образованием сделали Цвейга желанным гостем в доме Фрейда. Стефан Цвейг часто сводил Фрейда с известными людьми, иногда даже, как в случае с Роменом Ролланом, он брал на себя миссию посредника.

Другой известный гость из числа тех, кого Цвейг привел в дом Фрейда, был Сальвадор Дали, создавший на кусочке промокательной бумаги мастерский набросок Фрейда в его последний год жизни в Лондоне.

Переписка Фрейда со Стефаном Цвейгом не опубликована, если не считать нескольких разрозненных писем и отрывков из них⁹ ^Z . Макс Шур просмотрел эту корреспонденцию для «Sigmund Freud Copyright Ltd.» и частично ее рассортировал.

Стефан Цвейг сыграл выдающуюся роль в жизни Фрейда, став одним из его биографов. Тот факт, что Фрейд принципиально был против собственных биографий, хорошо известен (см. также статью «Фрейд в зеркале биографов»). Он не верил, что кто-то другой сможет добиться объективности, необходимой для того, чтобы запечатлеть на бумаге правду, а не правдоподобие ⁹³ . Биографическое исследование «Фрейд» (1931), вышедшее в сборнике «Исцеление духом», сам Фрейд комментировал следующим образом (Е. Freud 1960, 420—421):

Вена IX, Берггассе, 19, 7 февраля 1931 г.

Глубокоуважаемый господин доктор,

Я получил Вашу последнюю работу' и прочитал ее, на этот раз, разумеется, с бульшим личным участием, чем Ваши более ранние увлекательные произведения. Если мне будет позволено изложить Вам мои впечатления с критической интонацией, я бы хотел сказать: всего гармоничнее, точнее и приятнее мне показался Месмер ". Я, как и Вы, полагаю, что суть его открытия, то есть суггестия, на сегодня еще не установлена и здесь остается простор для чего-то нового.

124

В Мэри Бейкер-Эдди'" мне мешает то, что Вы столь подробно описали ее неистовость. Тем из нас, кто не желает растворяться в патологическом воззрении, это никак не может импонировать. Мы знаем, что буйнопомешан-ные во время приступа обретают силы, которыми они не располагают в нормальный период. В Вашем повествовании не нашло отражение безумие и извращенность событий вокруг Мэри Бейкер-Эдди, а также несказанная унылость американского фона.

Что человеку не нравится собственный портрет или же он не узнает в нем. себя — обычный, давно признанный факт. Поэтому я спешу выразить свое удовлетворение тем, что в моем случае Вы верно угадали все самое главное. А именно что, если рассматривать мои успехи, они были скорее результатом характера, нежели интеллекта. Это основная суть Вашего очерка, и так же думаю и я сам. Однако я должен заметить, что Вы избыточно, почти исключительно, подчеркиваете во мне элемент мелкобуржуазной правильности. На самом деле Ваш персонаж несколько сложнее; с Вашим описанием не сходится то, что у меня бывали мигрени и приступы усталости, как у любого другого, что я был страстным курильщиком (хотел бы я им оставаться и по сей день), что сигара играла огромную роль в моем самообладании и упорстве в работе, что при всей моей прославленной нетребовательности я приносил большие жертвы ради коллекционирования греческих, римских и египетских древностей и даже больше читал сочинений по археологии, нежели по психологии, что до войны (и даже один раз после) я ежегодно стремился на несколько дней или недель в Рим и тому подобное. Я знаю искусство миниатюры: формат принуждает художника к упрощениям и пропускам, однако таким образом легко может возникнуть ложная картина.

Вероятно, я не ошибусь, высказав предположение, что, пока Вы не взялись за книгу, содержание психоаналитического учения оставалось Вам неизвестным. Тем большего признания заслуживает то, что Вы успели с тех пор так много усвоить. В двух случаях я вправе Вас покритиковать. Вы почти не уделили внимания технике свободных ассоциаций, которую многие воспринимают как наиболее значительное новшество психоанализа и которая является методическим ключом к результатам анализа, а Вы изображаете дело так, будто я истолковывал свои сны начиная с детства и поныне, что не соответствует исторической истине и лишь с дидактическими целями было представлено в данной последовательности.

Также и выраженное Вами напоследок сомнение, возможно ли для обычных людей проведение анализа, указывает на все то же незнание техники. В те времена, когда микроскоп являлся новейшим изобретением в руках врача, в учебниках физиологии можно было прочитать, сколь редкими и выдающимися способностями должен быть наделен микроскопист. Такие же требования выдвигали в дальнейшем к хирургам, а сегодня каждый студент учится работать с микроскопом, а хороших хирургов воспитывают на университетской скамье. А то, что не у всех все одинаково получается — против этого нет гарантий ни в одной области.

С сердечными пожеланиями хорошо провести отпуск

Ваш Фрейд.

¹ С. Цвейг. «Исцеление духом». См. также письмо от 2 июня 1932 г., с. 427.

" Франц Антон Месмер (1734 —1815) — основатель учения о животном магнетизме.

"' Мэри Бейкер-Эдди (1821—1910) — основательница секты «христианская наука».

125

Следующее прекрасное письмо Фрейда было получено Стефаном Цвейгом после публичных чествований Фрейда в связи с его восьмидесятилетием. Оно вновь передает отношение Фрейда к этому событию (там же, 444):

Вена XIX, Штрассергассе, 47, 18 мая 1936 г.

Аорогой господин доктор,

Я надеюсь, Вы извините меня за то, что я отвечаю Вам только сегодня. Период огромных нагрузок и усталости наконец позади.

Прежде чем ответить, я вновь перечитал Ваше письмо. Я мог бы забыть, что оно создано мастером стиля, настолько просто и искренне звучит это послание. Вам почти удалось убедить меня в моей значимости. Не то что бы я сомневался в истинности моего учения, но порой мне бывает трудно поверить, что оно окажет ощутимое влияние на развитие ближайшего будущего. Поэтому я представляюсь себе куда менее важной особой, чем Вы меня изображаете, и охотнее останавливаюсь на том, что я распознаю с куда большей уверенностью, а именно на Вашем удивительно дружеском расположении, которое Вы проявили в хлопотах о праздновании моего юбилея. Прекрасное поздравление, которое Вы составили вместе с Томасом Манном, и выступление Манна в Вене стали двумя переживаниями, которые могли бы примирить меня с фактом, что я сделался так стар. Ведь, хотя я необычайно счастлив 6 моей семье с женой и детьми, в особенности с дочерью, которая с изумительным размахом оправдала все надежды отца, я все же не могу примириться с жалкой и беспомощной участью старости и томлюсь по переходу в небытие. Однако я не могу уберечь своих любимых от боли расставания.

Тогда придет к концу и мое исключительное положение в Вашем творчестве. Я полагаю, что в галерее замечательных личноапей, которую Вы создали, в Вашем паноптикуме, как я нередко в шутку это называл, я остаюсь вовсе не самым интересным, но зато единственным, живым, персонажем. Этим обспюятельством я, конечно, обязан Вашей теплой симпатии. У биографов, как и у аналитиков, наблюдается феномен, который определяется термином «перенос».

С сердечной благодарностью

Ваш Зигм. Фрейд.

В не слишком обнадеживающем письме от 17 октября 1937 года излагается все, что тревожило Фрейда (там же, 453—454):

...Мой труд уже позади, как Вы это сами сказали. Никто не может предвидеть, как оценят его в будущем. Я сам не так уверен, ведь сомнение неотделимо от исследования и человек не может обрести ничего, кроме разрозненных осколков истины. Ближайшее будущее кажется печальным и для моего психоанализа. В любом случае в те недели или месяцы, которые мне осталось жить, мне не предстоит ничего радостного...

Международный авторитет Стефана Цвейга, его духовное родство с Фрейдом сделали его три года спустя наиболее подходящей фигурой для произнесения надгробного слова над его «единственным живым персонажем», который также был и единственным умершим. Цвейг сообщает об этом в «Мире вчера» (1958):

«Все более жестокой становилась эта борьба сильнейшей воли, наиболее проникновенного духа нашего времени против гибели; только когда он, для кого ясность всегда составляла высочайшее достоинство мысли, отчетливо понял, что не сможет больше писать, не сможет действовать, он, словно римский герой, дал

126

врачу разрешение положить конец боли. Таков был величественный конец величественной жизни, смерть, достойная памяти даже посреди гекатомб мертвецов в эти смертоносные времена. И когда мы, друзья, погружали его тело в английскую землю, мы знали, что хороним лучшую часть нашей родины» (304).

Переписка Фрейда с Томасом Манном

Переписка Зигмунда Фрейда с Томасом Манном не была постоянной, однако существуют два важных письма Фрейда Манну (из опубликованных на сегодняшний момент), о которых следует вкратце здесь рассказать из-за важности этих отношений.

Личное знакомство Фрейда с наиболее известным писателем его времени Томасом Манном (1875—1955) произошло сравнительно поздно, хотя Фрейд знал и ценил книги Манна, даже восхищался ими, а Манн был глубоким знатоком психоанализа, о чем свидетельствует не только анализ его собственных творений, но и два его эссе о Фрейде: «Место Фрейда в современной истории духа» (1930) и «Фрейд и будущее» (1936). Для Фрейда суждение Манна было особенно ценно, ведь в качестве поборника психоанализа открыто выступал писатель такого масштаба, что во времена правления национал-социалистов было отнюдь небезопасно.

Согласно Джонсу (Jones III, 204), Манн впервые посетил Фрейда лишь в марте 1923 года, поскольку более ранний визит, запланированный Манном, не состоялся⁹⁴ . У них сразу же установился тесный духовный контакт, а семья Фрейда пришла в восторг от «кудесника» ⁹⁵ , который, блистательно владея искусством собеседника, пробудил в женщинах этого дома воспоминания об их северогерманской родине.

Как и в случае с Роменом Ролланом и другими знаменитыми современниками, в отношениях с Томасом Манном письма писались в основном по случаю публичною празднования юбилея и вручения наград. Так, в связи с шестидесятилетием Томаса Манна 6 июня 1935 года издательство С. Фишера попросило Фрейда что-нибудь написать к этой дате. Фрейд писал (G. W. XVI, 249): /дорогой Томас Манн!

Примите дружески сердечные поздравления к Вашему 60-му дню рождения! Я один из «старейших» Ваших читателей и почитателей и мог бы пожелать Вам долгой и счастливой жизни, как обычно делают в таких случаях. Однако я воздержусь от этого, поскольку желания стоят дешево и кажутся мне рудиментом той эпохи, когда человек верил в магическую власть мысли. К тому же я на собственном опыте уверился: лучше, когда сострадательная судьба вовремя обрывает течение нашей жизни.

Кроме того, я не считаю достойной подражания манеру ставить во время подобного торжества фамильярность выше уважения, так что юбиляр принужден выслушивать, как его человеческие достоинства превозносятся, а творческие анализируются и подвергаются критике. Я не хотел бы провиниться подобной заносчивостью. Однако я могу утверждать нечто иное: от имени бесчисленных Ваших современников я осмеливаюсь выразить нашу уверенность, что Вы никогда не скажете и не свершите — ведь слова писателя приравниваются к делам — ничего низкого и трусливого; во времена и в ситуациях, которые сбивают нас с толку, Вы пойдете верным путем и укажете его остальным.

Искренне преданный Вам Фрейд.

127

В день восьмидесятилетия Фрейда Томас Манн, который перед этим ходатайствовал о присуждении Нобелевской премии Фрейду — к сожалению, безуспешно, — лично вручил юбиляру благодарственный адрес, составленный им самим и Стефаном Цвейгом. Кроме того, Манн переслал Фрейду манускрипт своего доклада о Фрейде (Mann 1936), с которым он успел выступить в пяти или шести различных городах.

Адрес звучал следующим образом (Jones III, 245):

Мы приветствуем восьмидесятый день рождения Зигмунда Фрейда как заветную возможность выразить наши благие пожелания и почтение творцу и зачинателю нового, более глубокого знания о человеке. Этот отважный исследователь и целитель, оказавший влияние в каждой сфере своей деятельности, как врач и психолог, философ и человек искусства, стал для двух поколений вождем и проводником в неизведанный доселе мир человеческой души. Совершенный дух, «человек и рыцарь со взглядом из бронзы», как отозвался Ницше о Шопенгауэре, исследователь и мыслитель, который сумел выстоять в одиночку, а затем многих привлек к себе и увлек за собой, он прошел свой путь и дошел до истин, которые казались опасными оттого, что приоткрывали робко сокрытое и освещали тьму. Повсюду обнажал он новые проблемы, изменяя старые мерки, его поиски и находки широко распахнули пространство духовного исследования, и даже его противники обязаны ему творческим импульсом, который они получили от него. Пусть будущие времена изменят или ограничат то или иное достижение его исследования, вопросы, которые Зигмунд Фрейд поставил человечеству, никогда уже не будут обойдены молчанием, его знания никогда не смогут вновь погрузиться во тьму. Понятия, которые он создал, термины, которые он сотворил, уже вошли, как нечто само собой разумеющееся, в живую кровь языка; во всех областях духовной деятельности, в литературной критике и искусствоведении, истории религии и древней истории, в мифологии, фольклористике и в педагогике, а также и в самом творчестве отчетливо прослеживается его влияние, и если чему из деяний нашей семьи и суждено уцелеть от забвения, так — мы в этом уверены — его делу познания души.

Мы, нижеподписавшиеся, которые не могут представить свой собственный духовный мир без отважного творчества Фрейда, счастливы, что этот великий неутомимый человек по-прежнему среди нас и с несломленной силой продолжает свою работу. Пусть наше благодарное внимание еще долго сопровождает этого высокочтимого человека!

8 мая 1936 года Манн зачитал свой доклад в венском Академическом объединении медицинской психологии, но Фрейд не смог при этом присутствовать. Макс Шур попросил Манна съездить к Фрейду на его дачу в Гринцинг и в кругу близких повторить эту торжественную речь. Фрейд, который вообще-то не слишком ценил восхваления в свой адрес, не только с удовольствием принял этот знак внимания, но даже, как сообщает Шур, «был глубоко тронут» (Schur 1973, 566). После этого за чаем оба обсуждали свою работу: Фрейд говорил о «Моисее», Манн об «Иосифе» ⁹⁶ . Шур добавляет, что Фрейд живо идентифицировал себя с Иосифом, поскольку также был первенцем и толкователем сновидений.

В эссе «Фрейд и будущее» (1936) Манн называет Фрейда «человеком, прокладывающим путь в гуманизм будущего», и пишет, что полностью убежден, «что в жизненном творчестве Фрейда однажды обнаружат важнейший из краеугольных камней, который будет использован при строительстве на разные лады задумывае-

128

мой сегодня новой антропологии и тем самым послужит фундаментом для будущего, для жилища более разумного и свободного человечества», — в этом со всей отчетливостью проявляется то значение, которое Манн придавал новой науке.

Переписка Фрейда с Альбертом Эйнштейном

Альберт Эйнштейн (1879—1955), создатель теории относительности, был уже знаменитостью к тому времени, когда начались его отношения с Фрейдом⁹⁷ . И начались они не потому, что Эйнштейн прочел труды Фрейда — этого не было, — но по той причине, что оба они считались величайшими учеными своего времени ⁹⁸ , которые оказывали наиболее сильное влияние на новую картину мира и человека в XX веке. Кроме того, оба являлись евреями и пацифистами, оба в дальнейшем подверглись из-за этого преследованиями национал-социалистов и были вынуждены эмигрировать.

Согласно Джонсу (Jones III), который опубликовал несколько писем", впервые Эйнштейн письменно поздравил Фрейда с его семидесятилетием 6 мая 1926 года. В конце того же года, когда Фрейд приехал на Рождество в Берлин, чтобы повидать сыновей Мартина и Эрнста и четырех внуков (из них троих впервые), Эйнштейн и его жена навестили Фрейда в доме его сына Эрнста. 2 января 1927 года Фрейд писал Ференци по поводу этой двухчасовой беседы (Jones III, 160): «...он весел, уверен, приятен, понимает в психологии столько же, сколько я в физике, так что мы очень мило побеседовали,..», а Мари Бонапарт 11 января 1927 года (там же): «...этому счастливцу не так тяжело, как мне, он может опереться на длинный ряд великих предшественников, начиная с Ньютона, в то время как я вынужден был пролагатъ в одиночестве тропу через дикую чащу. Ничего удивительного, что дорожка вышла узкой и не позволила мне уйти далеко...»

Когда Фрейд послал к пятидесятилетию Эйнштейна открытку (1929), а вскоре и письмо, это имело небольшой эпилог: Эйтингон, которому хотелось ознакомиться с перепиской Фрейда с Эйнштейном, получил отказ со следующим пояснением (23 ноября 1930, там же, 186):

...Я оказался в Берлине как раз на его пятидесятилетие [разве?] и написал ему открытку, в которой назвал его «счастливцем». Он ответил вполне разумно — откуда мне это знать, ведь я же в него не заглядывал. Тогда я написал длинное письмо, объясняя, в каком смысле я считаю его счастливцем, а именно поскольку он занимается математической физикой, а не психологией, в которую лезет каждый. Однако я не мог признаться в своей зависти, не преломив при этом копья и за мою науку и не дав ей преимущества перед всеми остальными. Поскольку я настойчиво просил его не отвечать мне, наша переписка на этом закончилась. Тем не менее мое письмо было глупостью, во-первых, из-за избыточной фамильярности по отношению к постороннему, а кроме того, оно и неприемлемо, поскольку позднее обнаружилось полное его непонимание психоанализа. Только в одном случае меня бы порадовало, если бы это письмо попало Вам в руки, — будь Вы облечены правом тут же его уничтожить...

Из-за взаимного профессионального непонимания отношения Фрейда с Эйнштейном были более далекими, чем с писателями и художниками, которых Фрейд «любил» ¹⁰ °.

129

К 75-летию (1931) Фрейд получил от Эйнштейна телеграмму, которая его очень порадовала. В том же году согласно проекту, который Постоянный комитет литературы и искусств Лиги Наций внес в Международную комиссию духовного сотрудничества (а именно опубликовать переписку наиболее выдающихся представителей духовной жизни по темам, «представляющим взаимный интерес для международного союза и духовной жизни»), появилась совместная статья Эйнштейна и Фрейда «Почему война?». Оба письма относятся к июлю—сентябрю 1932 года, они были опубликованы в Берлине в январе 1933 года ^1М одновременно на трех языках ¹⁰² .

В письме от 30 июля 1932 года Эйнштейн задает вопрос: «Есть ли возможность избавить людей от необходимости войн?» Он излагает свои представления относительно организационной стороны этой проблемы. В качестве основного требования Эйнштейн предлагает создать надгосударственную организацию, которая соединила бы в себе и власть и право и, таким образом, могла бы добиться абсолютного послушания на основе разумных законов. Однако до этого человечеству еще далеко. И он задается вопросом (G. W. XVI, 12):

Как же получается, что вышеупомянутое меньшинство (то есть правители) может подчинить своей прихоти народные массы, для которых война означает лишь потери и страдания ?.. Как же получается, что с помощью вышеназванных средств (то есть школ, прессы, а также религиозных организаций, которые обычно находятся в руках правителей) массы воспламеняются до неистовства и самопожертвования?.. Существует ли возможность так направить психическое развитие людей, чтобы они оказались устойчивы к психозам ненависти и уничтожения ?

В своем ответе (сентябрь 1932 года) Фрейд продолжает тему «Недомогания культуры» (1930), то есть исследует результаты процесса развития человечества. Он начинает с древнейшей формы конфликта интересов, прослеживает ее с точки зрения своей теории влечений на исторических фактах и видит возможность предотвращения в будущем войн в отвлечении агрессии на менее опасные цели (смещении целей влечений), а затем объединении все больших человеческих групп сначала через эмоциональную идентификацию и в конце концов через примат разума. Поскольку война ныне уже не предоставляет возможности для воплощения героического идеала, она выродилась просто в бойню. Фрейд спрашивает: «Сколько нам еще ждать, пока все остальные не станут пацифистами?» Итогом дискуссии стало выражение уверенности, что прогресс в развитии культуры наряду со страхом перед последствиями грядущих войн в обозримом будущем положит конец войне.

К восьмидесятилетию Фрейда Эйнштейн писал (Jones III, 252—253):

Принстон, 21 апреля 1936 г.

Глубокоуважаемый господин Фрейд!

Я рад, что этому поколению выпало на долю счастье выразить Вам по случаю Вашего восьмидесятилетия свое почтение и благодарность как своему великому наставнику. Непосвященному скептику было не так-то легко вынести собственное суждение. Вплоть до недавнего времени мне были очевидны лишь интеллектуальная сила Вашей мысли и ее мощное влияние на современное мировоззрение, однако я не мог оценить истинность Ваших теорий. Однако в последнее время у меня была возможность услышать об одном случае (сам по себе он незначителен), который, по моему убеждению, устраняет любое несогласие, расхождение с учением о вытеснении. Я воспринимаю это с

130

радостью, поскольку всегда испытываешь большое счастье, когда великая и красивая идея подтверждает свое соответствие действительности. С сердечными пожеланиями и глубоким почтением

Ваш

А. Эйнштейн.

Пожалуйста, не отвечайте. Мне вполне достаточно радости, что я имел повод написать это письмо.

Фрейд ответил незамедлительно (Е. Freud 1960, 443):

Вена IX, Берггассе, 19, 3 Мая 1936 г.

Глубокоуважаемый господин Эйнштейн,

Вы напрасно отрекались от ответа на Ваше замечательное письмо. Ведь я должен Вам сказать, насколько меня обрадовала перемена Ваших мыслей или по крайней мере начало перемены. Разумеется, я всегда понимал, что Вы восхищаетесь мной лишь «из вежливости», однако очень мало доверяете всем моим утверждениям. Но я всегда задавался вопросом, чем же тут можно восхищаться, если это неверно, то есть если это не обладает высоким содержанием истины. Кстати, не думаете ли Вы, что со мной могли бы обойтись куда лучше, если бы мое учение включало в себя более высокую пропорцию нелепостей и заблуждений?

Вы настолько моложе меня; пока Вы достигнете моего возраста, Вы, смею надеяться, станете моим последователем. Поскольку этого я уже узнать не смогу, я заранее наслаждаюсь этим утешением. (Вы угадали цитату: «В предчувствии минуты дивной той» ' и т.д.)

С сердечной преданностью и неизменным уважением

Ваш Зигм. Фрейд. ¹ Цитата из «Фауста» Тёте, вторая часть, последние слова умирающего Фауста:

В предчувствии минуты дивной той

Я высший миг теперь вкушаю свой.

Когда в 1938 году нацисты обыскивали венскую квартиру Фрейда, среди прочих «компрометирующих» его улик оказалась и фотография Эйнштейна — «одного из главных врагов фатерлянда» — с его автографом (Schur 1973, 582—583). (Эйнштейн в 1933 году эмигрировал в США, Фрейд до последнего момента оставался в Вене¹⁰³ .)

Последнее письмо Эйнштейна было адресовано Фрейду в Лондон, где с помощью Джонса был создан новый штаб психоанализа. Перед этим Фрейд послал Эйнштейну свой труд «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1939). В письме от 4 мая 1939 года Эйнштейн выражает благодарность и среди прочего пишет (Jones III, 286-287):

...Ваше предположение, что Моисей был выдающимся египтянином, из касты жрецов, кажется весьма убедительным, как и те доказательства, которые Вы приводите в связи с обрядом обрезания. Разумеется, не мне судить о Вашем анализе собственно религиозных мотивов.

Ваша книга, как и все Ваши произведения, в особенности изумляет меня со стилистической точки зрения. Я не знаю среди современников никого, кто бы мог так мастерски излагать свой материал на немецком языке...

131

В этой статье была сделана попытка (насколько это возможно) представить многостороннюю личность Фрейда, используя его личную переписку с близкими ему и выдающимися людьми своего времени, прежде всего с пионерами психоанализа, писателями и учеными. Несомненно, чтобы возникший перед читателем образ стал более полным и завершенным, необходимо прочесть и другие письма. Тем не менее из немногих приведенных здесь писем уже можно судить о всей значительности личности Фрейда.

Эти письма не только освещают основные этапы развития Фрейда на протяжении его жизни, но и демонстрируют то внимание, которое Фрейд готов был уделить каждому из своих корреспондентов. Они создают также портрет адресата, который вместе с Фрейдом задавал тематику и тональность этих документов, их интимность или отстраненность, но в любом случае ничто не заглушает голоса их создателя: язык и стиль Фрейда.

Только человек, блестяще владеющий языком, мог написать подобные письма. «Спонтанная страсть к повествованию, врожденная чувственная любовь к слову, образность, чувство ритма и звучания, единство поэтического и бытового языка» — как сформулировал Вальтер Мушг (Muschg 1956, 164) — характерны не только для научных и культурологических работ Фрейда, но и для его писем. Впрочем, не вызывает удивления, когда уже в «Очерках об истерии» (1895) мы читаем: «...мне самому кажется странным, что истории болезни, которые я пишу, читаются как новеллы...» «Равновесие между глубокомыслием и весельем, между личностным и объективным» (Muschg 1956, 194), которое можно обнаружить уже в школьных сочинениях Фрейда и которое с самого начала выдавало великолепного прозаика, достигло завершенности на рубеже веков, в зрелые годы Фрейда и своего рода духовной просветленности в его стиле в старческом возрасте. Так, незадолго до смерти он писал Мари Бонапарт (Schur 1973, 668):

20, Мэрсфилд-Гарденз, Лондон, N. W. 3,

28 апреля 1939 г.

Дорогая моя Мари,

Я давно Вам не писал, покуда Вы купались в синем море. Полагаю, Вы знаете причину и угадываете ее даже по моему почерку. (Перо уже не то, оно изменило мне, как врач и прочие наружные органы.) Мне плохо, моя болезнь и последствия лечения несут за это ответственность в непонятном для меня соотношении. Меня пытаются увлечь в атмосферу оптимизма: опухоль уменьшается, побочные явления скоро пройдут. Я в это не верю и не хочу обманываться..

Любая случайность, которая могла бы сразу оборвать жестокий процесс, была бы весьма желательна.

Должен ли я еще радоваться перспективе вскоре увидеть Вас в мае?..

Здесь, как и во многих других документах, вышедших из-под пера Фрейда, мы ощущаем: слова здесь не ради их самих, качество их звучания, завораживающая ритмика, создающая внутреннее равновесие, служат выражению и в конечном счете познанию.

Вальтер Йене, который сравнивает Фрейда с такими великими стилистами, как Касснер и Карл Краус, считает, что мы должны «быть благодарны» (Jens 1962, 63) Фрейду уже за одни его письма, а Гюнтер Блёккер (Blöcker 1967) говорит об этих томах писем как о «событии» ¹⁰⁴ . «Событии», поскольку благодаря им мы пережи-

132

ваем процесс превращения, «постепенного проникновения в то внутреннее пространство, где самое личное и самое общее сливаются» и где мы становимся свидетелями того, что «имеет отношение к материи всего человечества» (там же, 685).

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Образ Моисея, легендарного основателя союза, заключенного иудейским богом Яхве с народом Израиля, который, следуя откровению, вывел евреев из Египта и сорок лет странствовал в пустыне, чтобы привести их в «страну обетованную», им самим, однако, не увиденную, Фрейд, основатель и законодатель психоанализа, ощущал как наиболее ему близкий и родственный. Ср. письмо К. Г. Юнгу от 1 января 1909 года, где Фрейд пишет: «...и Вы уподобитесь Иисусу Навину и овладеете обетованной страной психоанализа, тогда как я останусь Моисеем, взирающим на нее издалека». Относительно интереса Фрейда к фигуре Моисея см. также: «"Моисей" Микеланджело» (1914), G. W. X, «Дополнение к работе о "Моисее" Микеланджело» G. W. XIV, а также «Человек Моисей и монотеистическая религия» (1939), G. W. XVI.

² Ветхозаветный пророк Иов в диалоге — сначала с четырьмя друзьями, а затем и с самим Господом — выразил сомнения, связанные с проблемой страдания праведника. Этот образ также принадлежит к числу ключевых для Фрейда.

³ Ср.: Becker H.: Die Handschrift von Sigmund Freud в: «Die Heilkunst», 5, 1956, 141-149. В вышедшем в 1956 году «Журнале антропологии» почерк Фрейда разбирает Мартин Нинк. На его взгляд, этот почерк является выражением значительного напряжения, возникшего из-за противоречивости двух устремлений: борьбы между влечениями и Я; экспансией и самоограничением, импульсивностью и серьезностью, оптимистическим порывом и покорностью, склонностью к фантазированию и реализмом. «В целом создается образ многогранной и, кроме того, весьма динамичной личности» (228).

Рода Визер (Graphologisches Archiv, случай 19) также подчеркивает динамичность и преобладание воли, не позволявшей свободно колебаться подпочве души: «Эта натура никоим образом не была обделена в душевном отношении, однако воля мощно сражалась против собственной души» (30), и: «Таким образом проявляется огромнейшее напряжение, но не обнаруживается никаких возможностей компромисса» (31). Как следующий более существенный момент в почерке Фрейда обнаруживается стремление пишущего к истине: «Поиск был страстным и безжалостным, но перспективы заперты. То есть, несмотря на динамичность, "запер-тость" также принадлежит к числу характеристик этого почерка. Напрашивается образ крепких решеток темницы» ( 30).

Рихард Покорны («Психология почерка», 1967; «Geist und Psyche» т. 2100,1973) прежде всею обращает внимание на неразборчивость почерка Фрейда (232). И если Макс Пульвер («Зигмунд Фрейд и его самовыражение в почерке» ) и Аня Тейллар-Мендельссон («Почерк Фрейда») в «Psyche» 4, 1950 (где опубликован также и «Анализ почерка Зигмунда Фрейда» Люси Вайцзек-кер) интерпретируют это свойство как проявление целостности, единства, «гештальта», Покорны воспринимает почерк Фрейда как проявление образно-созерцательного, а не понятийно-рационального мышления: «Образ его мышления является не рациональным, но интуитивным, процесс мышления не индуктивным, но дедуктивным, исходным пунктом является гипотеза, а не отдельное наблюдение как таковое» (233).

Интересное замечание относительно почерка Фрейда можно найти у Виктора фон Вайцзек-кера, который сравнивает его развитие с физиогномикой Фрейда в молодом и пожилом возрасте. В своих мемуарах «Природа и дух» он пишет:

«В одном письме, где проводится параллель между физиогномикой и изучением почерка, Фрейд писал мне, что в течение жизни его почерк изменился в такой степени, что по нему невозможно было бы установить идентичность автора» . К этому Вайцзеккер добавляет: «То есть с его почерком произошло то же, что и с его лицом: очень медленно, но все более отчетливо проявляются коллизии его тяжкой борьбы. Старческий почерк напоминает мне густо переплетенные и размашисто расположенные нити ковра. Господствуют оба элементарных направления, вертикаль и горизонталь. Ни одна буква, даже ни одно слово не выделяются из тесной связи со своим окружением, все движется вместе, словно атакующая армия, распределенная в ряды и колонны. Впечатление постоянного движения отдельных частей усиливается, когда пытаешься зафиксировать взгляд на отдельном штрихе. Он достаточно длинный и прямой, но с другой стороны он слегка изогнут или будто бы слегка дрожит» («Geist und Psyche», т. 2004, 119).

⁴ См., например, работу Фрейда «Психоанализ и телепатия» (1921) (G. W. XVII, 41-42), где графология причислена к оккультным явлениям, поскольку доказать здесь ничего не возможно.

Ср. также протоколы Венского психоаналитического объединения, изд. Германом Нунбер-

133

том и Эрнстом Федерном, т. III, Протокол № 148: дискуссия о Людвиге Клагесе.

⁵ Джоан Ривьере, в дальнейшем занимавшаяся психоаналитической практикой в Лондоне, вела учебный анализ у Д. В. Винникотта после того, как тот прервал курс анализа у Сгрейчи. Совместно с Мелани Кляйн она опубликовала в 1937 году «Любовь, ненависть и чувство вины», а также совместно с Мелани Кляйн, Сьюзен Айзеке и Паулой Хайманн «Развитие в психоанализе» (1952). Кроме того, она перевела на английский язык некоторые работы Фрейда.

⁶ См.: «A Character Trait of Freud's», 1958,145: «Write it, put it down in black and white; that's the way to deal with it; you get it out of your system» и: «Get it out, produce it, make something of it outside you; give it an existence independently of you».

⁷ Комитет состоял из шести человек, присягнувших Фрейду и психоанализу: Абрахама, Фе-ренци, Джонса, Ранка, Захса и (после смерти Антона фон Фройнда) Эйтингона. Их называли также «носителями колец», поскольку все они получили от Фрейда по перстню в знак их союза.

⁸ В своей работе «Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть» (1973) Макс Шур попытался разобраться в том влиянии, которое Флисс оказывал на Фрейда.

⁹ Это наблюдение оправдывается в некоторых случаях психосоматического или аллергического насморка (rhinitis vasomotorica).

¹⁰ Книга вышла 4 ноября 1899 года, но издатель предпочел поставить на титульном листе дату 1900 (Jones I, 417).

¹¹ Обозначает сон до того, как он подвергается аналитическому исследованию, то есть в том виде, в каком он грезится человеку, превращающему его затем в рассказ. В более широком смысле говорят о «явном содержании» любой вербализованной продукции, от фантазии до литературного произведения, которое можно интерпретировать в соответствии с аналитическим методом (определение дано по: Laplansche/Pontalis, 1973).

¹² Фрейд и его племянник и сверстник Йон оставались неразлучны до третьего года жизни, они любили друг друга и постоянно ссорились. Эти первые отношения повлияли на все дальнейшие отношения с ровесниками.

Фрейд указывает на это в «Толковании сновидений» (1900): «Все мои друзья в определенном смысле являются воплощениями этого первого образа., ревенантами» (G. W. II/III, 487).

¹³ Термин «шизофрения» для «Dementia praecox» принадлежит Блейлеру, равно как выражение «аутизм» (болезненный уход в себя) и название «глубинная психология».

¹⁴ Развитие научных разногласий можно отчетливо проследить, сравнив две книги Блейлера: «Психоанализ Фрейда, защита и критические заметки» (1911) и «Критика теории Фрейда» (1913).

¹⁵ Блейлер следующим образом охарактеризовал значение Фрейда: «Психология распадается на психологию до Фрейда и после Фрейда» (цитировано по: Heinrich Meng, «Erinnerungen an Sigmund Freud» [1946]).

Это высказывание в поздравительной речи 6 мая 1926 года на семидесятилетии Фрейда приписывает себе Ференци: «Разумеется, я не могу со всей определенностью сказать, когда и как сбудется мое предсказание, что однажды весь мир заговорит о дофрейдовской и послефрейдовской эпохе...» (в: «Bausteine zur Psychoanalyse» 1,1927).

¹⁶ Бывший председатель судебной коллегии в Саксонии Даниэль Пауль Шребер провел десять лет в психиатрической лечебнице из-за тяжелой душевной болезни. Выйдя из больницы он, опубликовал в 1903 году подробное описание своей бредовой системы вместе с заключениями, вынесенными в отношении него специалистами (Ellenberger 1973, 737).

¹⁷ Александр Мичерлих, род. в 1908 г. в Мюнхене, изучал медицину в Мюнхене, Праге, Берлине, Фрайбурге, Цюрихе, Гейдельберге, с 1946 г. преподаватель Гейдельбергского университета, с 1952 г. профессор, с 1967 г. возглавляет кафедру психологии Франкфуртского университета и Институт Зигмунда Фрейда, в 1969 г. получил Премию мира немецкой книготорговли. Основные труды: «На пути к безотцовскому обществу» (1963),« Негостеприимность наших городов» (1965), «Неспособность скорбеть» (1967, совместно с супругой), «Идея мира и человеческая агрессивность» (1969), «Борьба за воспоминание. Психоанализ для продвинутых новичков» (1975) и др. Он также является издателем учебного издания трудов 3. Фрейда.

¹⁸ Вокруг него вс Франкфурте-на-Майне создалась группа издателей, членов редколлегии и постоянных сотрудников, в которую входили: Герман Аргеландер, Гельмут Дамер, Клаус Хорн, Кете Хюгель, Маргарет Мичерлих-Ни-льсен, Лутц Розенкёттер, Хильда Веллер. С ними сотрудничали в Берлине: Кете Дрегер и Вер-нер Кемпер, в Гамбурге — Герхарт Шейнерт, во Фрайбурге — Роберт Хайсс, в Кёльне — Рене Кёниг, в Гиссене — Хорст Эберхард Рихтер, в Ульме — Туре фон Уэкскюль. Эта группа стала особенно представительной благодаря зарубежным сотрудникам из Австрии (Вильгельм Зольмз, Вена), Швейцарии (Гаэтано Бе-недетти и Ганс Кунц, Базель, Жак Берна и Пауль Парин, Цюрих), из Голландии (Пет Куй-пер, Амстердам, Жанна Лампль-де Гроот, Амстердам), из Англии (Паула Хайманн, Лондон), из Израиля (Генрих Винник, Иерусалим), из США (Джекоб Арлоу, Нью-Йорк, Эрик X. Эриксон, Тибурон, Калифорния, Фриц Редлич, Нью-Хэвен, Джордж К. Розенвальд, Анн Арбор, Мичиган).

134

«Псюхе», как в зеркале, отражает этапы постепенною выхода психоанализа из комы. Первый номер «Псюхе» появился в июле 1947 года. В то время журнал имел подзаголовок: «Глубинная психология и человековедение в исследовании и практике». Сопротивление термину «психоанализ» пока еще не было преодолено. В тот период журнал издавали Г. Кунц в Базеле, А. Мичерлих в Гейдель-берге и Ф. Шоттлендер в Штутгарте. Спустя несколько лет издателями стали В. Хоххаймер, Берлин, и А. Мичерлих, Гейдельберг. Подзаголовком являлось «Журнал психологического и медицинского человековедения», слово «психоанализ» по-прежнему отсутствовало. Сегодня «Псюхе» заявляет о своей программе уже на форзаце: «Журнал по психоанализу и его применению».

¹⁹ Во «Frankfurter Allgemeine Zeitung» 25. 5. 1974.

²⁰ «Аналитическая психология» 7, 1976. «Журнал аналитической психологии и смежных с нею областей», как указано в подзаголовке, выходит четыре раза в год с осени 1969 года в издательстве С. Каргера в Базеле, Мюнхене, Париже, Лондоне и Сиднее. Издатели Г. Дикманн и К. А. Мейер. Г. Дикманн (совместно с Э. Юнг) написал статью для третьего тома данной энциклопедии «Дальнейшее развитие аналитической психологии».

²¹ Имеется в виду «Об истории психоаналитического движения» (1914), G. W. X.

²² По «Радио Западной Германии» 29. 10. 1974.

²³ В «Deutsches Allgemeines Sonntagsblatt» 4. 8. 1974.

²⁴ В «Die Zeit» 19.7. 1974.

²⁵ В «Süddeutsche Zeitung» 7/8. 9. 1974.

²⁶ Анила Яффе, род. в 1906 г. в Берлине, изучала психологию в Гамбурге, в 1948—1955 гг. секретарь К. Г. Юнга, доцент института К. Г. Юнга. Труды: «Миф разума в творчестве К. Г. Юнга» (1967), «Из жизни и мастерской К. Г. Юнга» (1968), редактор и издатель «Воспоминаний, сновидений, размышлений» К. Г. Юнга, издатель его писем в трех томах (1971—1972) и др.

²⁷ Генрих Менг (1887—1972) изучал медицину во Фрайбурге, Лейпциге, Вюрцбурге и Гей-дельберге, по совету Карла Ландауэра отправился в Вену, где получил психоаналитическое образование, затем работал в Берлине и Штутгарте. Совместно с Ландауэром руководил Институтом психоанализа во Франкфурте-на-Майне, в 1934 году эмигрировал в Базель, доцент психогигиены местного университета, с 1946 по 1957 год профессор в Базеле, около 200 публикаций.

²⁸ Одно из немногих мест, где Фрейд подтверждает аналитическую роль своих писем.

²⁹ Два проводника, с которыми Абрахам совершал восхождение на гору, несли в качестве провианта сырое мясо. Устроившись в хи-

жине, они занялись готовкой, и один поощрял другого съесть рке дурно пахнущее мясо словами: «Coraggio Casimiro». Этот призыв Фрейд и Абрахам постоянно цитировали в обращении друг к другу (Briefe 1907-1926, 145).

³⁰ У Абрахама, который сам не подвергался анализу в отличие, например, от Ференци и Эй-тингона (оба у Фрейда), было много выдающихся коллег и учеников: Карен Хорни, Теодор Райк, Хелен Дойч, Эдвард и Джеймс Гловеры, Шандор Радо, Эрнст Зиммель, Феликс Бём, Me-лани Кляйн.

³¹ Имеется в виду «Травма рождения и ее значение для психоанализа» (1924).

³² Гроддек первым, уже в 1927 году, предложил идею выдвинуть Фрейда на соискание Нобелевской премии, в 1928 году предложение было поддержано Генрихом Менгом и Стефаном Цвейгом и в виде проекта подано в Стокгольм Томасом Манном и Мари Бонапарт (ср.: Jones 111,166-168).

³³ Гипотеза Гроддека (1913), что повышенная температура при инфекционных заболеваниях вызывается сексуальным возбуждением и усиленным притоком крови к одному органу, вызвала в свое время определенный интерес (см. комментарий в энциклопедии Брокгауза к слову «Гроддек»).

³⁴ Понятие «Оно» применялось уже Фридрихом Ницше в сочинении «Так говорил Заратус-тра», VII.

³⁵ Латинское слово «crucifixum» означает «распятый на кресте».

³⁶ Подробное описание отношений между этими двумя людьми содержится в моей книге «The Voice of the Symbol», Los Angeles, Mara Books, 1971.

³⁷ См.: Freud/Andreas-Salome 1966, 50.

³⁸ Страх площадей (от«агора» — рынок), обусловленная страхом невозможность находиться на открытом пространстве или его пересекать.

³⁹ Ср. также: Peters 1962.

⁴⁰ Так, в 1911 году он хотел поручить Тауску руководство отделом дискуссий в «Центральном листке», официальном органе Международного объединения, против чего выступил, добившись своего, руководитель «Листка» Вильгельм Ште-кель.

⁴¹ Название книги Розена относится к Лу Ан-дреас-Саломе, которая в своем дневнике назвала Тауска «Братец Зверь, ты», в противоположность Фрейду, который прозвал Тауска «хищником» (Andreas-Salome 1958, 189).

⁴² К примеру, его труд «Проблемы религиозной психологии: ритуал» (1919) с предисловием Фрейда или «Кувада и психогенез страха перед возмездием», «Imago» II, 1914. (Кувада обозначает участие мркчины в родовых муках жены.)

135

⁴³ Ср. письмо от 8 марта 1925 года в: Е. Freud I960, 374-375

⁴⁴ Работа «Мазохизм современного человека» (1941) вышла в Нью-Йорке. Ср. другую книгу Райка «Потребность быть любимым».

⁴⁵ Ср.: «Будущее одной иллюзии» (1927), G. W. XIV.

⁴⁶ Эдуардо Вейсс, открывший после первой мировой войны психоаналитическую практику в Триесте, а с 1931 года поселившийся в Риме, ввел в психоанализ несколько новых терминов, как, например, «пассаж Я» (согласно Вейссу, представление, принятое Я вовнутрь, может быть вновь выпущено этим Я наружу: интернализа-ция может превратиться в экстернализацию) и «психическое присутствие» (этим выражением Вейсс пользовался для описания мощного воздействия присутствующей в представлении личности, с которой Я сохраняет эмоциональную связь. Даже после смерти реальной личности ее образ еще может оказывать подобное влияние, например вызывать чувство вины и т.д.). Он обнаружил, что мркчина обычно проецирует свои женские черты на женщину и их в ней любит, а женщина в свою очередь проецирует свои мужские тенденции на мужчину. Тем самым он внес значительный вклад в понимание процесса идентификации.

Основные работы: «Принципы психодинамики» (1950), «Структура и динамика человеческого разума» (I960) и «Агорафобия в свете психологии Я» (1964), не считая свыше ста журнальных статьей по вопросам психоанализа.

В 1930 году фашистское правительство под давлением национал-социалистов сместило Вейс-са с поста издателя журнала «Rivista Italiana di Psicoanalisi», и в 1939 году он переехал в Соединенные Штаты.

Эдуардо Вейсс провел курс учебного анализа в 1913 году у Пауля Федерна, дружбу с которым он сохранил на всю жизнь. После смерти Федерна Вейсс издал его труды в Нью-Йорке под названием «Психология Я и психозы» (1952).

⁴⁷ См. также: Jones III, 1957 и «Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud».

⁴⁸ Вместо «гнета страдания».

⁴⁹ Собрание трудов Патнема вышло в виде первого тома серии «Международная психоаналитическая библиотека», Лондон, Хогарт Пресс.

⁵⁰ Творчество Уильяма Джемса занимает в истории психологии особое место: оно обозначило переход от структурализма к другим теориям, направленным на природу поведения и опыта. Его выдающимся вкладом в исследование личности стала концепция трех аспектов Я: материальной стороны Я, социальных ролей и духовно-интеллектуально-личностных наклонностей. Главный труд: «Основы психологии» (1890).

⁵¹ Фрейд поручил Эрнесту Джонсу поддерживать в Патнеме интерес к психоанализу.

⁵² По этому поводу Фрейд высказался в письме к Абрахаму (3 июля 1915 г.) следующим образом: «...популярная книга из одной серии, где он опять сел на своего конька».

Согласно Максу Шуру, Патнем отстаивал идеалистическое воззрение, будто «склонность к этическому совершенствованию является составной частью человеческого бытия» (Schur 1972, 340).

⁵³ Микаэл Балинт в письме к издателю статьи от 13 февраля 1961 года упоминал «примерно 2500 писем».

⁵⁴ В так называемой «активной терапии» по Ференци аналитик целенаправленным воздействием провоцирует у пациента появление неосознанных симптомов, которые затем подвергаются анализу.

⁵⁵ В этом письме Фрейд верно предсказал опасность. Действительно, в некоторых видах психотерапии присутствует своеобразная эротическая активность, которая тем самым уводит далеко в сторону от подлинно научного обсуждения. Однако здесь формулируется проблема, которая и по сей день остается непроясненной, а именно: когда и в каком виде возможны между взрослыми людьми чистые проявления нежности без сексуально-эротических переживаний? Трудность в обсуждении подобной темы заключается в том, что абсолютно все, что имеет отношение к любви, может быть обозначено как эротика — именно этот факт лежит в основании психоаналитической теории либидо. Кроме того, остается нерешенной проблемой теория Фрейда о неудовольствии из-за напряжения, вызванного влечением, поскольку это напряжение может переживаться как полное удовольствия. Наконец, не все молено принять в теории Фрейда относительно симбиотической любви матери и ребенка. Отчасти проблема с новых позиций решена в работах Балинта и Винникотта. Учитывая все это, можно поразмыслить и о том, в какой мере Ференци со своей активной терапией воздействовал на самого себя и способствовал развитию своего заболевания. С другой стороны, эту активность Ференци можно трактовать как героическую попытку, пусть выходящую за рамки собственного благополучия, передать своим ученикам те ценности и воззрения, которые они, в свою очередь творчески преобразовав, превратили в прочное завоевание психоанализа (см. статьи о Мелани Кляйн, М. Балинте и психоанализе в Восточной Европе в последующих томах). Дальнейшее развитие это направление нашло в гештальтгерапии.

⁵⁶ Первыми членами были Альфред Адлер, Вильгельм Штекель, Рудольф Райтлер и Макс Кахане.

⁵⁷ Эрнст Федерн предполагает: тот факт, что текст, выгравированный на медальоне в честь пятидесятилетия Фрейда и являющийся цитатой из греческой трагедии Софокла («Тот, кто разрешил загадку Сфинкс и стал могучим человеком»), был выбран

136

Паулем Федерном, мог повлиять также и на назначение личною представителя (втайне Фрейд давно уже относил к себе именно эти строки).

⁵⁸ Фрейд не верил, что человек когда-либо сможет создать социальную систему, где каждому была бы обеспечена удовлетворительная жизнь. Это недоверие проистекало из личного пессимизма Фрейда, что было обосновано и в самой теории. В «Будущем одной иллюзии» (1927) Фрейд писал: «Нет смысла говорить, что цивилизация, которая оставляет неудовлетворенными такое количество людей и вынуждает их к бунту, не имеет перспективы сохраниться надолго и не заслуживает ее».

⁵⁹ Ср.: E.Federn 1971, 724.

⁶⁰ О бурной жизни Вильгельма Райха см. биографию Ильзе Оллендорф-Райх «Вильгельм Райх» (Ollendorf-Reich 1969) и Петера Райха «Книга снов» (Р. Reich 1975).

⁶¹ Слово «оргон» означало в его понимании «жизнь», «жизненную силу». Он говорил, что «все мы живем в бесконечном океане органной энергии, из которой любое живое существо черпает поддерживающую его энергию».

⁶² Следует также упомянуть книгу Райха «Анализ характера» (1933), в которой нет ни слова ни об оргоне, ни об идеях марксизма. Остается непонятным, почему этот важный психоаналитический труд натолкнулся на сопротивление и в какой мере это повлияло на дальнейший путь Райха (см. также статью В. Бюнтига в т. III).

⁶³ Пауль Федерн, официальный заместитель Фрейда, проводил учебный анализ Вильгельма Райха, который этот анализ прервал.

⁶⁴ На одном из первых собраний «Психологических сред», в которых участвовал Отто Ранк (псевдоним Отто Розенфельда), он представил свою рукопись «Искусство и художники» (вышла в 1907 году под названием «Художники»); затем в 1909 году появилась работа «Миф и рождение героя».

⁶⁵ С центром в Дойлстауне, Пенсильвания.

⁶⁶ В письме Ференци от 30 сентября 1918 года. В: Е. Freud 1960, 340.

⁶⁷ Профессор Ганс Пихлер был хирургом в отделении челюстной хирургии университетской клиники Вены. Он считался выдающимся мастером своего дела и оперировал Фрейда 4 октября 1923 года (частичное иссечение челюсти), а также при дальнейшем развитии болезни (см. также: Schur 1973, 431).

⁶⁸ «Протоколы...», тома I, II, III и IV, подготовлены к печати издательством С. Фишера, Франкфурт-на-Майне.

⁶⁹ То есть необрезанного пениса.

⁷⁰ Хиршфельд был берлинским сексологом, а также основателем и членом Берлинского психоаналитического объединения (с 1908 года, вышел из объединения в 1911 г.). Основатель и издатель «Ежегодника» («Ежегодник психоана-

литических и психопатологических исследований») и «Журнала» («Международный журнал врачебного психоанализа» ). Прежде всего он добивался легализации гомосексуализма.

⁷¹ С 1910 года кружок «Психологические среды» (вначале просто «Общество по средам» ) получает название «Венское психоаналитическое объединение»; «Фрейдовское общество врачей» становится «Цюрихской местной группой».

⁷² «Письма по кругу» были обнаружены в рукописном наследии Отто Ранка. Джесси Тафт передала их вместе со всеми бумагами Отто Ранка в «Специальное собрание библиотеки Колумбийского университета», где они хранятся и предоставляются для изучения.

⁷³ Ср. письмо от 15 февраля 1924 года в: Freud/ Abraham 1965.

⁷⁴ Родившийся в Австрии американский психоаналитик, переведший на английский язык многие работы Фрейда, в 1911 году основал Нью-Йоркское психоаналитическое объединение, в которое вошел 21 человек.

⁷⁵ «Журнал психоанализа» («Zeitschrift für Psychoanalyse») основан Фрейдом в 1913 году в Вене.

⁷⁶ См. письмо Фрейда Абрахаму от 6 марта 1921 года.

⁷⁷ Непсихоаналитические психотерапевтические объединения.

⁷⁸ Согласно Джонсу, высказывание Штекеля в 1912 году звучало так: «Карлик, взобравшийся на плечи великану, видит дальше, чем сам великан». Услышав это, Фрейд угрюмо заметил: «Может, это и верно, но это не относится ко вши в волосах астронома» (Jones II, 168).

⁷⁹ Имеется в виду Пегас, крылатый конь поэтов.

⁸⁰ Ференци старался создать особую технику психоанализа, которую он называл «активной терапией» . Предполагалось, что аналитик должен целенаправленно вызывать скрытые симптомы, чтобы их анализировать.

⁸¹ См. у Вальтера Мушга, который видит во Фрейде не только основателя психоанализа, но и гениального писателя. Его блистательный очерк «Фрейд как писатель» (Muschg 1930) появился в 1975 году в массовом издании. См. также книгу Петера Брюкнера «Читая Зигмунда Фрейда» (Brückner 1961/1962) и исследование шведского литературного критика Гуннара Бранделла «Зигмунд Фрейд — дитя своего времени» (Brandelll976).

⁸² То обстоятельство, что Шницлер тоже родился в мае, а именно 15 числа, могло, согласно предположению Шура (Schur 1973, 402), еще более усилить во Фрейде это чувство.

⁸³ Роман Томаса Манна «Волшебная гора» появился в 1924 году.

⁸⁴ Макс Шур (1973) рассматривает отношения Фрейда и Арнольда Цвейга в главах 21 и 22. Кро-

137

ме того, он опубликовал отрывки из четырех до сих пор не изданных писем Фрейда.

⁸⁵ Стефан и Арнольд Цвейг не состояли в родстве.

⁸⁶ В итоге он переехал в 1948 году в Восточный Берлин, где прожил еще двадцать лет до самой смерти. С 1950 по 1953 год он являлся Президентом Немецкой академии искусств ГДР.

⁸⁷ См.: Schur 1973, 21.

⁸⁸ 1 марта 1935 года Цвейг обратил внимание Фрейда на двухтомник Ауэрбаха « Пустыня и земля обетованная».

⁸⁹ Иветта Жильбер (1867-1944) была популярнейшей шансонье в парижском варьете, с которым часто выезжала на гастроли. Она пела старинные французские песни, снималась в фильмах, например в «Фаусте» Мурно (1926), писала романы и воспоминания, которые издавались на разных языках. К числу ее почитателей принадлежали Золя, Доде, Моне и братья Гонкур. Тулуз-Лотрек запечатлел Иветту на 27 литографиях.

⁹⁰ См. также: Jones III, 245.

⁹¹ Шур (Schur 1973, 541) указывает в этой связи на письмо Фрейда Арнольду Цвейгу, которое отчасти проясняет тему Фрейда и связь между статьей Роллана и навязчивыми мыслями о смерти, преследовавшими Фрейда в пору поездки в Афины в 1904 юду. 20 января 1936 года Фрейд писал: «Я провел небольшой анализ "чувства отчуждения", которое охватило меня на афинском акрополе в 1904 году, нечто совершенно интимное и не имеющее отношения к Р. Р. (если не считать того, что ему сейчас исполнилось столько же лет, сколько было моему брату, вместе с которым я ездил тогда в Афины) . Но соедините две пословицы — насчет мошенника, который дает слишком много, и красивых девушек, которые дают не больше, чем имеют, и вы разберетесь в моем случае».

⁹² В: S. Freud: Briefe 1873-1939, Jones (1953-57) и Schur (1972).

⁹³ Ср.: Jones III, 58 и Schur 1973, 18.

⁹⁴ Ср.: Thomas Mann 1962, 296-297: Письмо Манна Фрейду от 3 января 1930 года.

⁹⁵ Это прозвище дали своему отцу дети Томаса Манна.

⁹⁶ Книга Фрейда «Человек Моисей и монотеистическая религия» выходила в трех частях: «Моисей-египтянин» и «Когда Моисей был египтянином» в 1937 году в «Имаго», 23, номера 1 и 4, тогда как третий раздел был впервые опубликован в 1939 году в издательстве Альберта де Ланге в Амстердаме (G. W. XVI). Тетралогия Манна об Иосифе состоит из повестей «История Якова» (1933), «Молодой Иосиф» (1934), «Иосиф в Египте» (1936) и «Иосиф-кормилец» (1943).

⁹⁷ В 1921 году он получил Нобелевскую премию по физике за вклад в теорию квантов.

⁹⁸ Как сообщает Джонс (Jones III, 145), Фрейд в письме от 6 августа 1924 года сообщил Ферен-ци, что редактор женевской газеты «Revue Juive» Альберт Коэн уговорил его написать статью для газеты под тем лестным предлогом, что Эйнштейн и Фрейд являются наиболее выдающимися из современных евреев.

⁹⁹ Два письма находятся также в: Е. Freud 1960.

¹⁰⁰ Об этом можно заключить из письма Томаса Манна Фрейду от 3 января 1930 года: «Вы любите поэтов» (Mann 1962, 296).

¹⁰¹ Ср.: Freud XVI, 12.

¹⁰² Warum Krieg? — Why war? — Pourquoi la guerre?

¹⁰³ О подробностях жизни в эмиграции рассказывают Джонс (Jones III, гл. 16) и Шур (Schur 1973, гл. 26).

¹⁰⁴ Это высказывание касается переписки с Флиссом, Абрахамом, Пфистером, Лу Андреас-Саломе и собрания писем Фрейда 1960 года.

ПЕРЕПИСКА

Sigmund Freud — Wilhelm FlieS: Aus den Anfängen der Psychoanalyse. Briefe an Wilhelm Fließ, Abhandlungen und Notizen aus den Jahren 1887-1902, изд. M. Bonaparte, A. Freud, E. Kris. Frankfurt/M.: Fischer 1950

Freuds Briefe an Arthur Schnitzler, изд. Henry Schnitzler. Neue Rundschau, 66, 1955

Sigmund Freud: Briefe (1873-1939) Frankfurt/ M.: Fischer 1960

Sigmund Freud — Oskar Pfister: Briefe (1909— 1939), изд. E. Freud, H. Meng. Frankfurt/M.: Fischer 1963

Sigmund Freud — Karl Abraham: Briefe (1907— 1926), изд. A. Abraham, E. Freud. Frankfurt/ M.: Fischer 1965

Freud — Bleuler Correspondence, изд. F. Alexander, T. Selesnick. Arch. Of Gen. Psychiat., 12, 1965,1-9

Sigmund Freud — Lou Andreas-Salome: Briefwechsel, изд. Е. Pfeifer. Frankfurt/M.: Fischer 1966

Sigmund Freud: Brautbriefe. Briefe an Martha Bernays 1882—1886, сост. и изд. E. L. Freud. Frankfurt/M.: Fischer 1968

Sigmund Freud — Arnold Zweig: Briefwechsel, изд. Е. Freud. Frankfurt/M.: Fischer 1968

Georg Groddeck: Der Mensch und sein Es. Briefe, Aufsätze, Biographisches, изд. М. Honegger. Wiesbaden: Limes 1970; и в: Geist und

138

Psyche: Georg Groddeck — Sigmund Freud: Briefe über das Es. München: Kindler 1974 James Jackson Putnem and Psychoanalysis: Letters between Putnem and Sigmund Freud, Ernest Jones, William James, Sändor Feren-czi and Morton Prince 1877—1917, изд. N. G. Hale, Cambridge: Harvard University Press 1971

Sigmund Freud as a Consultant. Recollections of a Pioneer in Psychoanalysis. New York: Intercontinental Medical Book Corp. 1970

Sigmund Freud — C. G. Jung: Briefwechsel, изд'. W. McGuire, W. Sauerländer. New Jersey: Princeton University Press 1974 и Frankfurt/M.: Fischer 1974

ЛИТЕРАТУРА

Abraham, C: Karl Abraham. An Unifinished Biography. Int. Rev. Psycho-Anal. 1,1974,17-72

Alexander, F.: Recollections of Berggasse 19. Psychoanal. Quart. 9,1940,195-204

Alexander, F., Eisenstein, S., Grotjahn, M. (изд.): Psychoanalytic Pioneers. New York: Basic Books 1966

Andersson, O.: Studies in the Prehistory of Psychoanalysis. Theory etiology of psychoneuroses and some related themes in Sigmund Freud's scientific writings and letters 1886-1896. Norstedts: Svenska Bokförlaget

Andreas-Salome, L.: Mein Dank an Freud, Wien: Internat. Psychoanal. Verlag 1931

In der Schule bei Freud — Tagebuch eines Jahres — 1912-1913. Zürich: Niehans 1958

Lebensüberblick. Zürich: Niehans 1951

Bakar, D.: Sigmund Freud and the Jewish Mystical Tradition. New York: Van Norstrand 1958

Bahnt, M.: Die technischen Experimente Sändor Ferenczis. Psyche, 10,1966,904-925

Bannach, H.-J.: Die wissenschaftliche Bedeutung des alten Berliner Psychoanalytischen Instituts. Psyche, 25,1971, 242-254

Baumeyer, F.: Zur Geschichte der Psychoanalyse in Deutschland, 60 Jahre Deutsche Psychoanalytische Gesellschaft. Z. Psychosom. Med. u. Psychoanal., 27, 1971,203-240

Becker, H.: Die Handschrift von Sigmund Freud. Heilkunst, 5,1956,141-149

BehARRIell, F. J.: Freud's «Double»: Artur Schnitzler. J. Am. Psychoanal. Ass., 10,1962,722-730

Berkower, L.: The Enduring Effect of the Jewish Tradition Upon Freud. Am. J. Psychiat., 125,1969,1067-1073

Bernfeld, S.: Freud's Studies on Cocaine, 1884—1887. J. Am. Psychoanal. Ass., 1,1953,581-613

Bernfeld, S., Bernfeld, S. С: Freud's First Year in Practice, 1886-1887. Bull. Menninger Clinic, 16,1952,37-49

Freud and Archeology. Am. Imago, 8, 1951, 3-24 (доклад, прочитанный на собрании Психоаналитического общества Сан Франциско И. 2. 1951)

Binswanger, L.: Erfahren, Verstehen, Deuten. Ausgewählte Vorträge und Aufsätze, Bd. 2. Bern: Francke 1955

Erinnerungen an Sigmund Freud. Bern: Francke 1956

Mein Weg zu Freud, B: Freud in der Gegenwart. Frankfurt/M.: Europäische Verlagsanstalt 1957

Blanton, S.: Diary of My Analysis With Sigmund Freud. (С биографическими примечаниями и комментариями М. Г. Блантона.) New York: Hawthorn Books 1971

Bleuler, E.: Dementia praecox oder Gruppe der Schizophrenen. Leipzig/Wien 1911

Bleuler, E., Jung, C. G.: Komplexe und Krankheitsursachen bei Dementia praecox. Zentralblatt f. Nervenheilkunde u. Psychiatrie, XIX, 1908

Blöcker, G.: Sigmund Freud, Briefe 1873-1939 (обсуждение книги). Merkur, 21,1967 (684-690)

Boehm, F.: Meine Begegnungen mit Freud. Der Psychologe, 6,1956,176-181

Beitrag zu Freud's Arbeitsweise. Z. Psychosom. Med., 1,1955,148-149

Borkenau, F.: Freud und seine Kritiker. Der Monat, 8, 1956,63-75

Brandell, G.: Sigmund Freud — Kind seiner Zeit. München: Kindler 1976

Bruckner, P.: Sigmund Freuds Privalektüre. Psyche, 15, 1961 /62, Teil 1-3; Köln: R. L. V. Verlag 1975

Zur gesellschaftlichen Biographie Sigmund Freuds. Die Genese seiner sozialen Ideen. Psyche, 27, 1964, 801— 814

Cremerius, J.: Gerhart Hauptmann und die Psychoanalyse 15.11.1862 (Ober-Salzbrunn) — 6.6.1946 (Agneten-dorf). Psychother. med. Psychol., 23,1973,156-165

Arnold Zweig — Sigmund Freud. Psyche, 17, 1973, 658-668

Deutsch, H.: Confrontation with myself. New York: Norton & Co. 1973.

«H. D.» (Hilda Doolittle): Tribute to Freud. (Неопубликованные письма Фрейда автору.) New York: Pantheon Books 1956

Dräger, К.: Bemerkungen zu den Zeitumständen und zum Schicksal der Psychoanalyse und der Psychotherapie in Deutschland zwischen 1933 und 1949. Psyche, 25,1971, 255-268

Eissler, K. R.: Gedenkrede zur 30. Wiederkehr von Sigmund Freuds Todestag. B: Jahrb. der Psychotherapie

7,1974,23-75

Talent and Genius. The Fictitious Case of Tausk Contra

139

Freud. New York: The Quadrangle Books, New York Times Co. 1971

Sigmund Freud und die Wiener Universität, über die Pseudo-Wissenschaftlichkeit der jüngsten Wiener Freud-Biographik. Bern/Stuttgart: Huber 1966

Mankind at its Best. J. Am. Psychoanal. Ass., 12,1964, 187-212

Freud and the Psychoanalysis of History. J. Am. Psychoanal. Ass., 11,1963,675-703

Julius Wagner-Jaureggs Gutachten über Sigmund Freud und seine Studien zur Psychoanalyse. Wiener klin. Wochenschr., 70,1958,401-407

Leonardo da Vinci. Psychoanalytic Notes on the Engineer. London: Hogarth 1962

Ekstein, R.: The Birth and the First Fifty Years of Otto Rank's The Trauma of Birth. J. Otto Rank Ass., 8,1974, 92-104

Ellenberger, H. E: The Discovery of the Unconscious. New York: Basic Books.

Federn, E.: Fünfunddreißig Jahre mit Freud. Psyche, 25,

1971,721-737

Ferenczi, S.: Die Rolle der Übertragung bei der Hypnose und bei der Suggestion (1909). B: Jahrbuch I, 1909: Bausteine zur Psychoanalyse I. Leipzig/Wien/Zürich: Int. Psychoanalytischer Verlag 1927

Zur Ontogenese der Symbole (1912). Int. Zeitschr. I., 1913; в: Bausteine zur Psychoanalyse I. Leipzig/Wien/ Zürich: Int. Psychoanalytischer Verlag 1927; И в: Schriften zur Psychoanalyse I, Frankfurt/M.: Fischer 1970

Zum 70. Geburtstag Sigmund Freuds. Int. Zeitschr., XII, 1926; и в: Bausteine zur Psychoanalyse I. Leipzig/Wien/ Zürich: Int. Psychoanalytischer Verlag 1927

FLIEß, W: Die Beziehungen zwischen Nase und weiblichen Geschlechtsorganen in ihrer biologischen Bedeutung dargestellt. Leipzig/Wien: Deuticke 1897

Freud, S.: Der Dichter und das Phantasieren. Neue Revue, 1,1908,716-724

Eine Kindheitserinnerung des Leonardo da Vinci (1910). G.W. VIII

Totem undTabu (1912). G. W IX

Der Moses des Michelangelo (1914). G. W X

Nachtrag zur Arbeit über den Moses des Michelangelo (1927a). G.W XIV

Die Zukunft einer Illusion (1927b). G. W XIV Dostojewski und die Vatertötung (1928). G. W XIV

Selbstdarstellung. B: L. R. Grote (изд.): Die Medizin der Gegenwart in Selbstdarstellung. Leipzig: Meiner 1925, IV, 1-52. (С послесловием во 2-м издании 1935.) В: G.W. XIV

Das Unbehagen in der Kultur (1930). G. W XIV Warum Krieg? (1933). G. W XVI

Der Mann Moses und die monotheistische Religion (1939). G.W XVI

Ober Kriegsneurosen, Elektrotherapie und Psychoanalyse. Ein Auszug aus dem Protokoll des Untersuchungsverfahrens gegen Wagner-Jauregg im Oktober 1920. Psyche, 26,1972,939-951

Freud, S., Bullit, W C: Thomas Woodrow Wilson. А Psychological Study. Boston: Houghton Mifflin Co. 1967

Gedo, J. E., Wolf, E.: Die Ichthyosaurusbriefe. Psyche 50,1970,787-797

Grjnker, R.: Reminiscences of a Personal Contact with Freud. Am. J. Orthopsychiat. 10,1940,850-855

Grinstein: On Sigmund Freud's Dreams. Detroit: Wayne State University 1968

Groddeck, G.: Der Mensch und sein Es: Briefe, Aufsätze, Biografisches. Wiesbaden: Limes 1970

Grotjahn, M.: Notes on Reading the Rundbriefe. J. Otto Rank Ass. 8,1974,35-88

The «Rundbriefe» between Sigmund Freud and the Committee during the years 1920—1924. Part 1. The Annual of Psychoanalysis.

Vorbemerkung und Einleitung zu Sigmund Freud — Edoardo Weiss Briefe. Frankfurt/M.: S. Fischer 1973

The Beginning of Symbol Integration in the Life and Work of Georg Groddeck, the Symbol Seeker. B: The Voice of the Symbol. Los Angeles: Mara Books Inc. 1971.

Sigmund Freud's Correspondence with Georg Groddeck and James Putnam; Freud's Analysis of Smiley Blanton, A Review of Three Books. Bull. South. Calif. Psychoanal. Inst. and Soc, Los Angeles 1972

Psychoanalysis and Faith, The Thirty Year Debate Between Sigmund Freud and Oskar Pfister. B: S. С Post (изд.): Values and the Super Ego Concept in Psychoanalysis. New York: International University Press, 1972

Collectors Items From the Correspondence Between Sigmund Freud and Otto Rank; и From the first «Rundbriefe» of trie «Ringholders». J. Otto Rank Ass., 6,1971,7-31

Einführung zu: Sigmund Freud as a Consultant, Recollection of a Pioneer in Psychoanalysis, Edoardo Weiss, New York: Intercontinental Medical Book Corp. 1970

Otto Rank on Homer and Two Unknown Letters From Freud to Rank in 1916. J. Otto Rank Ass., 4,1969,75-

My Thanks to Theodor Reik. Am. Imago, 25,1968,27-31

Review of the Minutes of the Vienna Psychoanalytic Society. Bd. II, 1908-1910, изд. Н. Nunberg u. E. Federn, New York: International University Press 1967, а также в: Internat. J. Psychoanal. 49,1968, и в.-J. Otto Rank Ass. 3,1968,79-84

The Sigmund Freud—Woodrow Wilson Controversy; в: Retrospect. Psychiatric Opinion, 5,1968,24-30

Sigmund Freud and the Art of Letter Writing. J. Am. MedicalAss., 200,1967,13-18

140

A Letter by Sigmund Freud with Recollections of His Adolescence. J. Am. Psychoanal. Ass. 4,1956,644-652 (Доклад, прочитанный на ежегодном собрании ADA в Чикаго 27 апреля 1956 г.)

Sigmund Freud's Insight Into Family Dynamics: From an Interview with Heinrich Meng About Sigmund Freud (1963). Psychoanal. Forum, 1,1966,426

Sigmund Freud as a Consultant and Therapist: From Sigmund Freud's Letters to Edoardo Weiss, изд. М. Grotjahn. The Psychoanal. Forum, 1,1966,223-231

Sigmund Freud as a Psychoanalytic Consultant: From Some Unknown Letters to Edoardo Weiss. The Psychoanal. Forum 1,1966,132—137 (С факсимиле шести писем.)

Profile of Edoardo Weiss. The Psychoanal. Forum 1, 1966, 132-134. Перевод на итал. для Italian Encyclopedia of Knowledge

Georg Groddeck, The Untamed Ahnalyst. B: Psychoanalytic Pioneers. Изд. F. Alexander, S. Eisenstein, M. Grotjahn. New York: Basic Books 1966,308-320

F. Alexander, The Western Mind in Transition, в: Psychoanalytic Pioneers, New York: Basic Books 1966, 384-398

Karl Abraham, The First German Psychoanalyst. B: Psychoanalytic Pioneers. New York: Basic Books 1966, 1-18

Viktor Tausk, The Influencing Machine. Niäi. n H. A. Illing, в: Psychoanalytic Pioneers. New York: Basic Books 1966,235-239

Psychoanalytic Pioneers, изд. F. Alexander, S. Eisenstein. New York: Basic Books 1966

Sigmund Freud — Oskar Pfister Letters (1909-1939). B: Psychoanal Quart., 32,1963,574-578.

Hale, N. G.: Freud and the Americans, The Beginnings of Psychoanalysis in the United States, 1876-1917. New York, Oxford University Press 1971

(Изд.): James Jackson Putnam and Psychoanalysis: Letters between Putnam and Sigmund Freud u.a. Cambridge: Harvard University Press 1971

Harms, E.: A Fragment of Freud's Library. B: Psychoanal. Quart., 40,1971,401 491^t95

Hartlaub, G.: Vater-Sohn-Drama der Psychoanalyse (обсуждение книги «Briefwächsel Freud/Jung»). Deutsches Allg. Sonntagsbl. 4. 8. 74

Hicks, R.: Empfänger einer Postkarte Freuds (Anweisung über $ 3750, adressiert an Rich. E. Graun, 1609 Scenic Avenue, Berkeley/Calif. USA) vom Nov. 1922, geschrieben in Wien

Higgins, M., Raphael, С. М. (изд.): Wilhelm Reich Speaks of Freud. New York: Farrar, Straus & Giroux 1967

Jens, W: Sigmund Freud Briefe 1873-1939 (а также). В: Zueignungen, 12 literarische Portraits, München: Piper 1962; Zeit, 17.2.1967

Jones, E.: The Life and Work of Sigmund Freud, тт. I— III. New York: Basic Books, 1953-1957

Jung, C. G.: Man and His Symbols. Doubleday and Company 1964.

Victor Tausk — The Creativity and Suicide of a Psychoanalyst. Psyhoanal. Quart., 41,1972,556-584

An Autobiographical Legacy of Victor Tausk. Internat. J. Psychoanal., 52,1971,423-430

Freud and the Demon. J. of the Hillside Hosp., 10,1961, 190-202

Erinnerungen, Träume, Gedanken, изд. v. A. Jaffe, Zürich: Rascher 1962

Kaiser, J.: Die Widerstände schmieden uns zusammen (a также «Briefwechsel Freud/Jung»). SZ, 7-8. 9.1974

Kanzer, R. M.: Freud: The First Psychoanalytic Group Leader. В: Kaplan u. Sadock (изд.): Textbook for Group Psychotherapy. New York 1973

Kemper, W W: B: L. J. Pongratz (изд.): Psychotherapie in Selbstdarstellungen. Bern/Stuttgart/Wien: Huber 1973

Knapp, В., Chipman, M.: That was Yvette, The Biography of Yvette Guilbert, The Great Diseuse. New York: Holt, Rinehart and Winston 1964

Krieger, H.: Der verlorene Sohn (а также «Briefwechsel Freud/Jung»), Die Zeit, 19. 7. 1974,18

Kuehn, J. L.: Encounter at Leyden: Gustav Mahler Consults Sigmund Freud. Psychoanal. Rev., 1965, 345—364

Kupper, H. L, Rollman-Branch, H. S.: Freud and Schnitzler (Doppelgänger). J. Am. Psychoanal. Ass., 7, 1959,109-126

Laplanche, J., Pontalis, J.-B.: Vocabulaire de la Psychanalyse. Paris: Presses Universitaires de France, 1962

Leavy, S. A.: Lou Andreas-Salomes Freud-Tagebuch.

Psyche, 19,1965,219-240 Leibbrand, W: Biographische und geistige Einordnung

Sigmund Freuds. Münchner Universitätsreden.

München: Max Hueber, H. 19,1956, 5-14

Sigmund Freud. Neue Deutsche Biographie. Berlin: Dunker und Humblot 1961

Maetze, G.: Psychoanalyse in Berlin von 1950 bis 1970. Psyche, 25,1971,269-286

Mann, Th.: Briefe 1889-1936. Изд. Е. Mann. Frankfurt: S. Fischer 1962

Die Stellung Freuds in der modernen Geistesgeschichte. B: Die Forderung des Tages. Frankfurt: Fischer 1930

Freud und die Zukunft. Wien: Bermann/Fischer 1936; также в: Adel des Geistes, 1945; и в: Sechzehn Versuche zum Problem der Humanität, 1959

Die Stellung Sigmund Freuds in der modernen Geistesgeschichte. (Доклад, прочитанный 16 мая 1929 г. в Мюнхенском университете по приглашению Клуба демократических студентов.) В: Altes und Neues, 1953

Mannoni, O.: Freud (ro-ro-ro-Monographie 178). Hamburg: Rowohlt 1971

Marcuse, L.: Sigmund Freud: Biographien. Hamburg: Rowohlt 1962, спец. изд. München: Kindler 1964

Meng, H.: Sigmund Freud in Brief, Gespräch, Begegnung undWerk. Psyche, 10,1956,517-528

141

Erinnerungen an Sigmund Freud (1946). В: Materialien zur Psychoanalyse und analytisch orientierten Psychotherapie II. Göttingen/Zürich: Vandenhoeck & Ruprecht 1975

Mitscherlich, A.: Erwiderung 38 oder Die unbotmäßige Psychoanalyse. Der Monat, 8,1956,56-60

Auch ein bürgerliches Trauerspiel (а также «Briefwechsel Freud/Jung»). FAZ, 25. 5.1974

Muschg, W.: Sigmund Freud als Schriftsteller. B: Die Zerstörung der deutschen Literatur. Bern: Francke 1956; Geist und Psyche, München: Kindler 1975

Nathan, O., Norden, H.: Einstein on Peace (перипис-ка). New York: Simon and Schuster 1958

Niederland, W. G.: Freud's Literary Style: Some Observations. B: Am. Imago, 28,1971,17-23

Freud and Jones. B: J. Am. Psychoanal. Ass., 12,1964, 223-241

Nunberg, H.: Memoirs: Recollections, Ideas, Reflections. New York: The Psychoanalytic Research and Develop-ment Fund (с введением Анны Фрейд) 1969

Nunberg, H., Federn, E. (изд.): Minutes of the Vienna Psychoanalytic Society,T.I: 1906-1908,T. II: 1908-1910, T. Ill: 1910-1911. New York: International Universities Press 1962,1967 и 1974.

Ollendorf-Reich, I.: Das Leben des großen Psychoanalytikers und Forschers, aufgezeichnet von seiner Frau und Mitarbeiterin. München: Kindler 1975

Peters, H. F.: My sister, my spouse. New York: W. W Norton & Co. 1962.

Pross, H.: Politischer Versuch über Freud. Deutsche Rundschau 82,1956,509-514

Rank, Q: Der Mythos von der Geburt des Helden; Versuch einer psychoanalytischen Mythendeutung. Leipzig/ Wien: Deuticke 1912

Das Inzest-Motiv in Dichtung und Sage. Leipzig/Wien: Deuticke 1912

Psychoanalytische Beiträge zur Mythenforschung. Leipzig 1919

Das Trauma der Geburt und seine Bedeutung für Psychoanalyse. Wien: Int. Psychoanal. Verlag 1924

Reich, P.: A Book of Dreams. New York: Harper and Row 1973.

Reich, W: A Personal Biography. New York: St. Martin Press 1969.

Reik, Th.: Freud als Kulturkritiker. Mit einem Brief Sigmund Freuds. Wien/Leipzig: Präger 1930

Das Ritual. Psychoanalytische Studie. Mit einem Vorrede von Sigm. Freud. Wien: Präger 1928

Das Schrecken und andere psychoanalytische Studien. Wien: Int. Psychoanal. Verlag 1929

The Need to be loved. New York: Straus and Giroux 1963

The Search Within, The Inner Experiences of a Psychoanalyst. New York: Farrar, Straus and Giroux 1956

Rieff, P.: Freud: The Mind of the Moralist. New York: Viking Press 1959

Riviere, J.: A Character Trait of Freud's. B: Psychoanalysis and Contemporary Thought. Изд. J. D. Sutherland, London: Hogarth Press 1958

Roazen, P.: Freud and America. Soc. Res., 39,1972,720-732

Brother Animal: The Story of Freud and Tausk. New York: Knopf 1969

Brother Animal: The Story of Freud and Tausk (a также). Psyche, 25,1971,497-^99

Rogawski, A.: Young Freud as a Poet. B: Mendel (изд.): A celebration of Laughter. Los Angeles, Mara Books 1970

Rolland, R.: Essai sur la mystique et l'action de l'Inde vivante.

La vie de Rama Krishna. Paris: Stock 1929

La vie de Vivekananda et l'Evangile universel. Paris: Stock 1930.

RoSENKöTTER, L.: Freud und Brücke. Psyche, 25,1971,948-955

Ruitebeek, H. M. (изд.): Freud as We Knew Him. Detroit: Wayne State University Press 1973

Scheidt, J. v. (изд.): Der unbekannte Freud. München: Kindler 1974

Schonau, W: Sigmund Freuds Prosa. Literarische Elemente seines Stils. Germanistische Abhandlungen, Bd. 25. Stuttgart: J. B. Metzler 1968

Schur, M.: Some Additional «Day Residues» of «The Specimen Dream of Psychoanalysis». Psychoanalysis— A General Psychology, 1966,45-85

Freud: Living and Dying. New York: International Universities Press 1972

(Изд.): Drives, Affects, Behavior. Internat. Universities Press, 2,1965,9-20

The Problem of Death in Freud's Writings and Life. Internat. Universities Press (не опубликовано) 1966

Shengold, L.: Freud and Joseph. В: М. Kanzer (изд.): The Uncoscious Today, Essays in Honor of Max Schur. Internat. Universities Press. New York 1971

The Metaphor of the Jorney в: Interpretations of Dreams. Am. Imago, 23,1966,316-331

Sherman, M. H.: Freud, Reik and the Problem of Technique in Psychoanalysis. The Psychoanal. Rev., 52, 1965,349-367

Sieburg, Fr.: Sigmund Freud, Briefe 1873-1939 (а также). FAZ, 12.11.1961

Simon, E.: Sigmund Freud, the Jew. B: Year Book II, Leo Baeck Institute of Jews from Germany. London: 1957, 270-305

Slochower, H.: Freud's Gradiva: Mater Nuda Rediviva, A Wish-Fulfillment of the «Memory» on the Acropolis. Psychoanal. Quart., 40,1971,646-662

Spector, J. J.: The Aesthetics of Freud. A Study in Psychoanalysis and Art. New York: Praeger 1973

Stanescu, H.: Young Freud's Letters to His Rumanian Friend, Silberstein. The Israel Ann. of Psychiat. and Rel. Disc. 9,1971,195-207

142

Ein Gelegenheitsgedicht des jungen Sigmund Freud. B: Deutsch für Ausländer, Informationen für den Lehrer. Ausg. 1967,13-18

Sterba, R.: On Sigmund Freud's Personality. Am. Imago, 18,1961,289-304

Taft, J.: Otto Rank: A Biographical Study Based on Notebooks, Letters, Collected Writings, Therapeutic Achievements and Personal Assotiations. New York: Julian Press 1958

Tausk, V.: Über die Entstehung des «Beeinflussungsapparates» in der Schizophrenie. Int. Ztschr. f. Psa. 5, 1919,1-33

On the Origin of the «Influencing Machine» in Schizophrenia (1919). Psychoanal. Quart., 2,1933,519-556

Trosman, H., Simmons, R. D.: The Freud Library. J. Am. Psychoanal., 21,1973,227-233

Trosman, H., Wolf, E. S.: The Bernfeld Collaboration in the Jones Biography of Freud. Internat. J. of. Psychoanal., 54,1973,227-233

Weiss, E.: Sigmund Freud as a Consultant. New York: International Medical Book Corp. 1970

Widamer, U.: Briefwechsel Freud/Jung (а также). WDR III. Programm, 29.10.1974

Wittels, F.: Sigmund Freud. Der Mann, die Lehre, die Schule. Leipzig: Deuticke 1924

Freud and his Time. New York: Grosset and Dunlap 1931

Zweig, St.: Worte am Sarge Sigmund Freuds. Erbe und Zukunft 2,1947,101-102

Die Welt von Gestern. Stockholm: Fischer 1958,1970

Die Handlung durch den Geist. Mesmer, Mary Baker-Eddy, Freud. Leipzig: Insel 1931; Frankfurt/M.: Fischer 1952

УКАЗАТЕЛЬ ИСТОЧНИКОВ

Приведенные в скобках в этой статье номера страниц писем и фрагментов из писем взяты из следующих изданий: Sigmund Freud: Briefe. Frankfurt/M.: Fischer 1960 (S. 36, 38-39,40-41,41-42, 55-56, 56-57, 88-90, 91, 93-94, 94,104-105,118,123,123-124,124,124-125,126,127-128,129,130, 134, 135); Sigmund Freud — Wilhelm Fließ: Aus den Anfängen Psychoanalyse. Frankfurt/M.: Fischer 1950 (S. 43,44); Sigmund Freud — Oskar Pfister: Briefe. Frankfurt/M.: Fischer 1963 (S. 48, 59-60, 60, 61); Sigmund Freud — Karl Abraham: Briefe Frankfurt/M.: Fischer 1965 (S. 62, 63, 63-64, 64, 65, 66, 66—67); Sigmund Freud — Lou Andreas-Salome: Briefwechsel. Frankfurt/M.: Fischer 1966 (S. 71—72, 72, 73, 76, 78, 79, 81); Sigmund Freud — Arnold Zweig: Briefwechsel. Frankfurt/M.: Fischer 1968 (S. 120, 121,121-122); Georg Groddeck: Der Mensch und sein Es. Wiesbaden: Limes 1970 (S. 68,69, 70); Sigmund Freud — Edoardo Weiss: Briefe. Frankfurt/M.: Fischer 1973 (S. 86); Sigmund Freud — C. C.Jung: Briefwechsel. Frankfurt/M.: Fischer 1974 (S. 49, 50-51, 52, 53); Ernest Jones: Das Leben und Werk von Sigmund Freud. Bern: Huber 1960-1962 (S. 92-93, 94-95, 131, 132, 133, 134); Ludwig Binswanger: Erinnerungen an Sigmund Freud. Bern: Francke 1956 (S. 57).

143

КЛАССИЧЕСКИЕ СЛУЧАИ ФРЕЙДА

Дальнейшая судьба пациентов Мартин Гротьян

МЕМУАРЫ «ЧЕЛОВЕКА-ВОЛКА»

«Человек-волк», знаменитый пациент (1910—1914) Зигмунда Фрейда, прожил до преклонных лет в Вене. Воспоминания о своем детстве в царской России составляют первую главу книги «Человек-волк о человеке-волке».

Жизнь в России, семейное окружение, сказочное богатство, психопатология семьи — все это описывается в мемуарах, изданных Муриэль Гардинер. Она была самым близким другом «человека-волка», в течение многих лет заботливо опекавшим его, после того как он прошел курс психоанализа у Фрейда.

Одиссея его жизни началась в России, затем он скитался по всей Европе, консультируясь чуть ли не у каждого знаменитого психиатра (в том числе у Крепелина в Мюнхене и Циена в Берлине), пока наконец не начал проходить психоаналитическое лечение у Фрейда. «Человек-волк» рассказывает о своей жизни после первой мировой войны и русской революции, своей борьбе с нищетой и голодом, о самоубийстве отца и сестры и, наконец, об окончательной катастрофе — суициде любимой жены.

Это история умеющего плохо считать страхового служащего, всю свою жизнь перебивающегося в нужде, особо не жалуясь и возлагая все надежды на пенсию, которая спустя тридцать лет становится для него реальностью.

Во второй части автобиографии «человек-волк» делится своими воспоминаниями о Зигмунде Фрейде. Он дает нам интересное описание фрейдовской работы в период с 1910 по 1914 год. Затем следуют знаменитое сообщение Фрейда «Из истории одного детского невроза» и «Дополнение к фрейдовской "Истории одного детского невроза"» Рут Мак-Брунсвик, которая после рецидива болезни «человека-волка» в 1926 году взялась за его психоаналитическое лечение. К тому времени из-за ипохондрического страха по поводу своего носа он стал практически нетрудоспособен.

После второго курса психоанализа его часто навещала Муриэль Гардинер, описавшая процесс его старения. Ее мемуары вызвали дискуссию о психиатрическом диагнозе «человека-волка».

Сегодня этот случай скорее был бы классифицирован как «пограничный синдром» или по крайней мере как тяжелое нарциссическое расстройство личности, придавая тем самым психосоциальному нарушению пациента большее значение, чем это делал сам Фрейд, который встречался с «человеком-волком» в период двух разных фаз болезни: в первый раз столкнувшись с тяжелой формой невроза навязчивых состояний, а пять лет спустя (1919) — со стойким истерическим заиканием. Хотя Фрейд лечил взрослого пациента, основываясь на полученных сведениях,

144

он сумел реконструировать предшествовавшее во времени нарушение, возникшее в детском возрасте: сначала это был страх волков, за которым последовал продолжавшийся до десяти лет невроз навязчивых состояний.

После смерти жены второй раз «человека-волка» консультировала Рут Мак-Брунсвик; в дальнейшем, вплоть до последних дней жизни, он обращался за помощью к самым разным психиатрам и психоаналитикам. Он пережил несколько раз тяжелую депрессию, и большую часть жизни его не оставляли навязчивые сомнения. На протяжении пятнадцати лет он заботился о своей матери, дожившей

до 90-летнего возраста.

Мемуары «человека-волка» проясняют многие аспекты развития психоанализа. В них наглядно описываются взгляды пациента, стиль его жизни, его анализ и его аналитик, излагается точка зрения Фрейда относительно его пациента и его детского невроза, кроме того, приводится описание его последующего заболевания и продолжения лечения другим психоаналитиком. Новая перспектива возникает благодаря заботливой подруге «человека-волка», Муриэль Гардинер (и Мари Бонапарт).

Возможно, критики психоанализа могут расценить эти мемуары как единственное свидетельство в пользу психоанализа как терапевтического метода и вынести вердикт: «Ничего не доказано». Тем не менее они представляют собой бесценный документ для истории психоанализа. Кроме того, в психологическом отношении необычайно интересно проследить за историей жизни и болезни этого человека. Благодаря фрейдовским стараниям этот случай стал краеугольным камнем психоанализа (см. также статью П. Куттера).

МЕМУАРЫ ОБ АННЕ О.

За мемуарами «человека-волка» следует совершенно иного рода исследование другого классического случая психоанализа. В появившейся в 1963 году книге «Берта Паппенгейм: жизнь и творчество» Дора Эдингер рассказывает историю Анны О. Автор, близкая в течение всей жизни подруга Берты Паппенгейм, обладала всеми данными, чтобы написать эту биографию. Однако речь здесь не идет о психоаналитическом исследовании как в случае «человека-волка».

Мы не узнаем ничего нового о семейном окрркении или раннем детстве Берты. Об отношении этой женщины к Йозефу Брейеру, значении истории ее болезни для Зигмунда Фрейда и зарождении психоанализа рассказывается менее чем на одной странице. Автор раскрывает там, не обладая, однако, на это правом, подлинное имя пациентки «фрейлейн Анны О.» (с. 12).

Во всех опубликованных ею работах Берта Паппенгейм лишь один раз высказывается о психоанализе: психоанализ в руках врача подобен исповеди католическому священнику — все зависит от того, кто и как его использует, он в этом смысле похож на хороший резец или обоюдоострый меч.

После всего, что удалось реконструировать, а также согласно мнению Фрейда и Брейера, у Берты Паппенгейм была тяжелая истерия. После лечения у Брейера пациентка еще долгие годы была тяжело больна, хотя первоначальные симптомы конверсионной истерии больше не наблюдались. Неизвестно, каким образом пациентка сумела адаптироваться к жизни. И все же нормальная сексуальность и полноценный мир женских чувств так и остались ей недоступны'.

Как мы уже знаем от Эрнеста Джонса, Анна О. осталась незамужней. Она прожила долгую жизнь (1859—1936), став бесстрашным и неутомимым борцом за эмансипацию еврейских женщин во всем мире. Полная энергии, она боролась с «белым рабством» и другими формами проституции, а также с нищетой и тубер-

145

кулезом. Она выступала за права и счастье женщин. Анна О. умерла в Германии, незадолго до того, как нацистский режим обратил на нее внимание.

Книга содержит отдельные цитаты из ее трудов, писем, путевых заметок, некоторые стихотворения и молитвы, наброски сообщений о собственной смерти (например «еврейская мировая община должна была быть благодарна за ее общественную деятельность. Ее больше нет. Жаль»). В книге имеются три фотографии: на них Анна О. изображена в молодом возрасте в период, когда она проходила лечение у Брейера, а также в возрасте 77 лет — эффектная, дружелюбная, веселая и по-прежнему красивая дама. Вторая биография Берты Паппенгейм, «История Анны О.» Люси Фриман, вышла в 1972 году (датирована 1973-м). Автор, сумевшая учесть множество подробностей, о которых ей рассказала Дора Эдингер, не включив их в свою книгу, предполагает, что Берта Паппенгейм, подруга и дальняя родственница невесты Фрейда, вызвала у него, хотя он никогда ее, скорее всего, не видел, воспоминания о его матери (см. также статью А. Грина).

«МАЛЕНЬКИЙ ГАНС» — ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

В одном интервью, которое «маленький Ганс» назвал «Воспоминаниями человека-невидимки», он раскрывает свое настоящее имя: Герберт Граф (род. в 1903 году в Вене). В своих воспоминаниях он возвращается к полувековой работе в театре и опере, имевшей необычайный успех во многих странах, а также к трем написанным им книгам и многочисленным эссе о постановках оперы.

Он дает краткий и в то же время столь меткий комментарий к своему анализу у Фрейда, что мы воспроизводим его здесь без всяких сокращений. В своем рассказе он упоминает отца, Макса Графа, музыковеда, дирижера и переводчика Ромена Роллана, который входил в круг -близких Фрейду людей и был защитником его теорий. В своей работе «Вагнер в «Летучем голландце"» он первым применил психоаналитические методы к изучению творческих процессов.

«Когда я был еще совсем маленький, у меня возник невротический страх лошадей. Фрейд обследовал меня, а затем начал лечение, привлекая моего отца как посредника. Он использовал своего рода игру в вопросы и ответы, ставшую впоследствии классическим методом в детской психиатрии. Фрейд описал мое лечение в работе "Анализ фобии пятилетнего мальчика" (1909). Будучи первым случаем применения психоаналитической техники к детскому неврозу, история "маленького Ганса", как всем известно, до сих пор является классической работой в этой области.

Я ничего больше не мог припомнить из того времени, пока год спустя не нашел эту статью в рабочем кабинете моего отца и в моей памяти не всплыли некоторые имена и места, которые Фрейд оставил без изменения. В состоянии огромного возбуждения я позвонил великому доктору с Берггассе и представился ему "маленьким Гансом". За своим письменным столом Фрейд напоминал одного из тех бородатых греческих философов, бюсты которых я видел в школе. Он встал, сердечно обнял меня и сказал, что трудно представить себе лучшее доказательства правоты своих теорий, чем видеть здорового, счастливого 19-летнего человека, которым я стал».

Как уже говорит название работы, «маленький Ганс» страдал фобией, выражавшейся в том, что он не решался выходить из дома, опасаясь быть задавленным лошадью. К этому симптому в возрасте четырех лет и девяти месяцев, спустя девять месяцев после рождения сестры, добавились тяжелые состояния страха общего характера. При лечении Фрейд и отец ребенка работали также с материалом, который мальчик продуцировал в процессе спонтанной игры. Таким образом, лечение, проведенное Фрейдом, стало предшественником детского психоанализа, который в дальнейшем разрабатывали Термине фон Хуг-Хельмут и прежде всего Мелани Кляйн и Анна Фрейд (см. также статью Й. Шторка).

146

СМЕРТЬ ДОРЫ — СООБЩЕНИЕ ФЕЛИКСА ДОЙЧА

Опубликовав «Фрагмент анализа одного случая истерии» (1905), Фрейд очень беспокоился о том, чтобы настоящее имя Доры не было предано гласности. Он заявил, что долго колебался по поводу публикации и все же решил сообщить об этом случае как можно более осторожно, и он надеется, что Дора никэгда не узнает о публикации. В более позднем послесловии Фрейд написал, что узнал о смерти Доры в Нью-Йорке.

В 1957 году Феликс Дойч сообщил, что на конгрессе в Берлине в 1922 году рассказал Фрейду о том, как он лечил Дору в Америке.

Осенью 1922 года Феликса Дойча вызвали к одной пациентке, которая страдала синдромом Меньера. Пациентка оказалась замужней 42-летней женщиной, у которой наблюдались сильно выраженные симптомы этой болезни и приступы мигрени. Она пожаловалась на равнодушие мужа, на неудачный брак и поведала о своей тревоге из-за единственного сына. Ее беспокоило то, что сын стал интересоваться девушками, и она не может заснуть, постоянно поджидая, когда он вернется домой.

В процессе составления анамнеза с использованием техники свободных ассоциаций, рассказав об отце, своей ситуации и собственной сексуальной травме, пациентка вдруг спросила, не знает ли он, Феликс Дойч, профессора Фрейда, после чего призналась ему, что она «Дора». После консультации у Фрейда и продолжавшегося в течение трех месяцев психоанализа она не посетила больше ни одного психиатра. Она была очень горда тем, что ее случай стал знаменитым, и вспомнила о своих снах и фрейдовских толкованиях. Феликс Дойч ограничился тем, что истолковал ее симптом болезни Меньера, связав его с отношением к сыну и желанием постоянно прислушиваться, пока он не вернется домой. Ему это напомнило самую первую сцену, когда она подслушивала своего отца, точно так же как теперь прислушивалась к шагам сына.

Феликс Дойч встретился с пациенткой еще раз. Симптом Меньера исчез, ее враждебные чувства по отношению к мужу стали выражаться открыто. Ей было 18 лет, когда ее лечил Фрейд, и 42, когда увидел Дойч. Спустя несколько лет Феликс Дойч узнал о ее смерти.

Всю жизнь ее сопровождали симптомы: навязчивое желание подтягивать ноги и чрезмерное стремление к чистоте. Ее стойкие запоры не позволили врачу своевременно распознать медленно растущую карциному прямой кишки, от которой пациентка в конечном счете и умерла.

После долгого и тягостного брака ее мрк умер от инфаркта, так же как и ее брат. Всю свою богатую приключениями жизнь, которая занесла ее из Австрии во Францию, а оттуда в Америку, пациентка защищала все свои симптомы. Ее сын достиг больших успехов и стал знаменитым. Сама же она, как вспоминает доктор Дойч, была «одной из самых отвратительных истеричек», которых он когда-либо знал (см. также статью А. Грина).

ПОСЛЕСЛОВИЕ К СЛУЧАЮ ШРЕБЕРА

После того как в 1911 году Фрейд провел свой знаменитый анализ воспоминаний председателя судебной коллегии Шребера (которого, однако, сам он никогда не видел), этот случай наряду со случаем «человека-волка» вызвал огромный интерес психоаналитиков. Он был сыном врача Даниэля Пауля Шребера, духовного отца шреберовских садов, автора многочисленных медицинских книг и изобретателя разнообразных механических аппаратов.

147

Многие аналитики, например Мелани Кляйн и Морис Катан, постоянно возвращались к фрейдовской реконструкции динамики болезни Шребера, высказывали свое мнение и вносили корректировку.

Первый необычайно важный материал был обнаружен Францем Баумейером и опубликован им в 1955 году в журнале «Псюхе». Баумейер являлся главным врачом сельской клиники нервных болезней в Арнсдорфе неподалеку от Дрездена, где хранились многие старые истории болезни из тогдашней лечебницы Зонненштайн близ Пирны. Среди них обнаружились отчеты и копии историй болезни Шребера, а также письма его родных. Его сестра, Клара, по всей видимости, была весьма развитым человеком, тогда как жена, пожалуй, примитивна, инфантильна и беспомощна. Мать, похоже, никогда ему не писала.

Из записей явствует, что болезнь началась с тяжелой ипохондрии. Когда брат Шребера умер от паралича, у него возник страх, что и он сам может заболеть этой болезнью.

Начало первого заболевания Шребера связано с неудачной попыткой баллотироваться в рейхстаг.

Второе заболевание (1893), которое описывается в мемуарах, возникло после того как Шребер был назначен председателем коллегии дрезденского суда. В то время он испытывал на себе огромное давление, поскольку почти все члены коллегии, пять судей, находившихся в его подчинении, были не только старше Шребера, но и имели больший опыт.

Баумейер опубликовал записи о госпитализации Шребера в период с 8 декабря 1884 по 1 июня 1885 года. Второй раз он поступил в больницу 31 ноября 1893 года и пробыл там до декабря 1908-го — тогда ему был поставлен диагноз «Dementia ргаесох paranoides». Шребер умер 14 апреля в возрасте 65 лет, после того как последние четыре года вновь провел в лечебнице.

Еще один важный вклад в исследование этого случая внесли два британских аналитика, Ида Мелкапайн и Ричард Хантер, которые перевели «Мемуары о моем нервном заболевании» Даниэля Пауля Шребера, а также написали вступление и примечания к этой книге (Malcapine, Hunter 1955). В результате теперь мы имеем возможность придерживаться фрейдовской рекомендации и, читая его толкование, исследовать этот случай.

Третья научная работа по поводу случая Шребера была написана нью-йоркским психоаналитиком Уильямом Нидерлендом. Его исследования основываются отчасти на материалах Баумейера и, кроме того, на подробном исследовании личности отца Шребера (Niederland 1951, 1959, 1960), который был не только врачом, но и автором более 20 книг и многочисленных статей. Возможно, Фрейд был в курсе дела относительно странностей отца, и можно предположить, что в 1911 году, когда вышла книга, он предпочел оставить в стороне эти детали. Самой известной книгой Шребера-отца была «Книга о воспитании души и тела» (1882), в которой, преисполненный отцовской гордости, он заявил, что все описанные в ней принципы воспитания с наилучшими результатами он испытал на своих детях. Он ратовал за строжайшую дисциплину уже на первом году жизни ребенка. Навязчивым образом он беспокоился об осанке детей и разрабатывал аппараты, с помощью которых достигалась необычайно прямая осанка в сидячей и лежачей позе, при ходьбе, во время сна, и рекомендовал их для детей в возрасте двух—восьми лет. Особенно он подчеркивал, что эти замечательные ортопедические приспособления можно не снимать даже во время сна. Нидерленд демонстрирует изображения этого сделанного из железа и кожи и вызывающего истинный ужас аппарата, который выглядит словно орудие пыток времен инквизиции. Шребер рекомендовал дисциплинарные меры, включая телесное наказание, за малейшие проступки детей самого нежного возраста. Совре-

148

менный читатель, наверное, представляет себе, что если побоями можно сделать из ребенка шизофреника, то таков и есть примерный путь к этому. Нидерленд обнаружил в Германии биографический материал, свидетельствующий о том, что отец Шре-бера в пожилом возрасте страдал определенными расстройствами из-за травмы головы. Некоторые из публикаций Нидерленда дали противникам фрейдовского анализа повод говорить, что его интерпретации оказались ошибочными. Ни один из этих упреков, однако, не является обоснованным. Вся новая информация скорее подтверждает фрейдовское толкование. Правда, могут возразить, что многое из того, что Фрейд считал болезненной фантазией пациента, основывалось на случившемся с отцом и его болезненных фантазиях. Возможно, какая-то часть опубликованного только сейчас материала была известна Фрейду и он прямо или косвенно использовал ее в своей работе. Случай Шребера по-прежнему остается межевым камнем того, что мы называем сегодня «психодинамической терапией». Он сделал возможным аналитическое понимание шизофренического процесса. Фрейдовская работа с самого начала имела репутацию классического исследования; таковой она остается и поныне (см. также статью В. Бистера в т. II).

Еще об одном знаменитом пациенте, которого лечил и мастерски изобразил Фрейд в «Заметках об одном случае невроза навязчивости» (1909), «человеке-крысе», к сожалению, не известно ничего нового.

И наоборот, за это время появилось огромное количество нового материала о том «случае», который для Фрейда и психоанализа был, наверное, самым поучительным: о самом Фрейде.

Без самоанализа, начатого летом 1897 года, ему бы, наверное, никогда не удалось так близко подобраться к бессознательному и тем самым понять сокровенные мотивы пациентов. Только спустя три года после анализа сновидения об «инъекции Ирме» он занялся случаем «Доры».

О многочисленных публикациях, в которых авторы пытаются пролить свет на оставленные самим Фрейдом темные пятна в биографии, рассказывается в статье «Фрейд в зеркале биографов» М. ГротьЯна и Ю. фом Шайдта.

ЛИТЕРАТУРА

Baumeyer, F.: Der Fall Schreber. Psyche, 9, 1955, 513-536

Deutsch, F.: A Footnote to Freud's «Fragment of an Analisis of a Case of Hysteria». Psa. Quart., 26,1957, 159-167

Edinger, L.: Bertha Pappenheim. Leben und Schriften. Frankfurt/M.: Ner-Tamid 1963

Freeman, L.: The Story of Anna O. New York: Walker & Co. 1972

Freud, S.: Studien über Hysterie (1895). G. W. I Bruchstück einer Hysterie-Analyse (1905). G. W. V

Analyse der Phobie eines fünfjährigen Knaben (1909). G. W. VII

Bemerkungen über einen Fall von Zwangsneurose (1909). G.W. VII

Psychoanalytische Bemerkungen über einen autobiographisch beschriebenen Fall von Paranoia (Dementia Paranoides) (1911). G. W. VlII

Aus der Geschichte einer infantilen Neurose (1918). G. W. XII

Gardiner, M.: The Wolf-Man by the Wolf-Man. Ergänzt von R. Mack Brunswick. New York: Basic Books 1971

Graf, H.: Memoirs of an Invisible Man — III, Herbert Graf Recalls Fifty Years of Theatre: A Dialogue with Francis Rizzo (A Recollection of the Little Hans). Opera News, 5. 2. 1972

Malcapine, I., Hunter, A.: Schreber, Memoirs of My Nervous Illness. London: Dawson 1955

Niederland, W. G.: Three Notes on the Schreber Case. Psa. Quart., 20,1951, 579-591

Schreber: Father and Son. Psa. Quart., 28,1959,151-169

Schreber's Father. J. Am. Psa. Ass., 8, I960, 492-499 Schreber, D. G. M.: Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. Leipzig 1903

149

ФРЕЙДОВСКИЕ СОРАТНИКИ

Наряду с очерками о личности и творчестве Фрейда мы решили рассказать также о двух, пожалуй, наиболее выдающихся фрейдовских учениках: Карле Абрахаме и Шандоре Ференци.

Невозможно даже просто сосчитать, сколько аналитиков сотрудничали с Фрейдом в период с 1910 по 1939 год. В большинстве случаев нельзя также недооценить и то влияние, которое оказали на работы Фрейда его ученики. Многое из того, что публиковалось учениками, самим Фрейдом не было принято, но нашло отклик в трудах нового поколения психоаналитиков. Тем не менее работы соратников Фрейда — Абрахама и Ференци — выделяются особо. Их можно рассматривать также в качестве «представителей» многих других аналитиков, чьи имена оказались менее известными.

Издатель

150

КАРЛ АБРАХАМ — ЕГО ВКЛАД В ПСИХОАНАЛИЗ. Иоганнес Кремериус

После великого аутодафе в 1933 году психоаналитической литературы и последующей второй волной ее уничтожения во время войны познакомиться с трудами Карла Абрахама после 1945 года не было никакой возможности. Его сочинения стали недоступны студентам психоаналитических институтов. Но поскольку изучение психоанализа без знания трудов этого ученика, соратника и друга Фрейда просто невозможно, повсюду стали появляться копии самых важных его работ, которые передавались из рук в руки. Спустя несколько лет уже было издано практически полное собрание его сочинений ¹ , которое нашло на удивление большой круг читателей, значительно превышающий число специалистов-психотерапевтов. (В Италии, где это издание появилось у Бориньери, оно также было прекрасно встречено.) В Германии существует основанный при содействии Абрахама Берлинский психоаналитический институт, на который в дальнейшем ориентировались другие открывавшиеся по всему миру институты. В 1972 году он получил его имя и теперь называется Институтом Карла Абрахама.

ЖИЗНЬ КАРЛА АБРАХАМА

Младший из двух сыновей, Карл Абрахам родился 3 мая 1877 года в Бремене. Его семья жила с середины восемнадцатого века в северной Германии, исповедовала иудейскую веру, обряды которой строго соблюдались. Покинув родительский дом, чтобы поступить в университет, Абрахам отказался от строгих религиозных ритуалов — хотя это и вызвало натянутые отношения с отцом. Особые способности он проявил к языкам. Он говорил на английском, испанском, итальянском, ретороманском, читал на датском, голландском и французском языках. В пятнадцать лет Абрахам написал работу под названием «Сходство языка у разных индейских племен Южной Америки». Тем не менее это не стало его профессией, поскольку в семье было решено, что он должен выучиться на дантиста. Через стоматологию он и познакомился с медициной. В 1901 году в возрасте 24 лет он сдал во Фрайбургском университете сначала государственный экзамен, а затем и экзамен на получение докторской степени. Темой диссертации явилась история развития волнистого попугая (библ. № 2) ² .

После четырехлетней работы в Берлинской психиатрической лечебнице Далльдорф (позднее переименованной в Виттенау) Абрахам перебирается в психиатрическую клинику Бургхёльцли в Цюрихе. Благодаря Эугену Блейлеру и К. Г. Юнгу — Юнг в это время работает старшим врачом у Блейлера — он приобщается к работам Фрейда и только теперь находит свой научный интерес, который определил главное направление

151

его жизни. Он словно с налета осваивает фрейдовское учение. Уже в 1907 году на годовом собрании Немецкого психиатрического общества во Франкфурте он читает доклад на типично психоаналитическую тему «О значении сексуальных травм в юношеском возрасте для симптоматологии Dementia ргаесох» (библ. № 9), а в следующем году на Первом международном психоаналитическом конгрессе в Зальцбурге делает сообщение о своем исследовании — «Психосексуальные различия истерии и Dementia ргаесох» (библ. № 11), которое стало краеугольным камнем психоаналитического исследования психозов. В том же году он пишет две очередные работы (библ, № 12, 13), одна из которых — «Психологические отношения между сексуальностью и алкоголизмом» — также имеет основополагающее значение.

В 1907 году Абрахам возвращается в Берлин. За год до этого он женился. В браке появились двое детей (1907, 1912). Он остается в Берлине до самой смерти, наступившей от воспаления легких в день Рождества 1925 года. Дом на Бисмаркаллее, 14, в котором он жил и работал, пережил войну без разрушений. Его жена и оба ребенка — дочь Хильда, написавшая биографию Абрахама, работала психоаналитиком в Лондоне — сумели вовремя и без особого ущерба покинуть Германию.

ДРУЖБА С ЗИГМУНДОМ ФРЕЙДОМ

1907 год становится годом великих событий и решений в жизни Абрахама. Он посылает свой франкфуртский доклад Фрейду, который в ответ выражает ему признательную благодарность. Начинающаяся отныне переписка (см. также статьи М. Гроть-яна и Г. Метце) на протяжении восемнадцати лет связывает их обоих самым тесным образом и завершается после преждевременной кончины Абрахама последним письмом Фрейда к его вдове: «У меня нет замены для него и нет слов утешения для Вао> (Freud 1965, 371). В этом же году происходит и их встреча. В декабре Абрахам отправляется на несколько дней в Вену.— иногда у него возникало намерение покинуть Швейцарию и открыть в Берлине врачебную практику, поскольку как иностранец он не видел серьезных перспектив сделать полноценную карьеру психиатра. В Вене он получает все, чего желал и на что надеялся: членство в Психоаналитическом объединении и дружбу учителя. В его благодарственном письме из Берлина от 21 декабря 1907 года (Freud 1965, 29) нетрудно увидеть, как глубоко он тронут и с какой сердечностью отнесся Фрейд к 21-летнему молодому человеку. Уже из первой их встречи становится ясно, что свело этих двух людей: потребность в обмене мыслями по поводу новой, пока еще целиком находящейся в процессе становления науки. Это похоже на рабочие заседания вдвоем. Темы их первой, равно как и последней, встречи возникали из исследовательской деятельности Абрахама. (Вместе с тем Фрейд высказывал Абрахаму идеи, которые его занимали и над решением которых он работал.) В 1907 году Абрахам сообщает о своем опыте лечения больных Dementia praecox, в 1924-м — о числе 7 в мифах и обычаях ³ . При чтении писем, которыми они обменивались, замечаешь, что их научная дискуссия — это подлинное взаимодействие, когда то один, то другой вносит новую идею, которая затем нередко совместно и развивается. И в письмах 1924 года, например от 22 и 23 августа (Freud 1965, 339, 340), мы видим все ту же открытость, внимание, взаимную заинтересованность. Чтобы получить представление об отношениях между Фрейдом и Абрахамом, лучше всего просто прочесть их корреспонденцию (Freud 1965). В период между 1907 и 1925 годами нет, пожалуй, ни одной занимавшей их научной темы, по поводу которой они бы не обменялись мыслями. Если в начале Абрахам выступает преимущественно в роли ученика, нуждающегося в совете⁴ , то в дальнейшем и для Фрейда очень много значат суждения Абрахама. Тем самым их отношения все более под-

152

нимаются на уровень партнерства. Особенно ярко это проявляется в письмах от 1 июля 1913 года и от 26 апреля 1915-го (Freud 1965), из которых можно заключить, насколько важна для Фрейда критика Абрахама. Речь идет о работе «Тотем и табу» (1913), в оценке которой Фрейд был не совсем уверен. Из их переписки видно также, как Абрахам щедро дарит свои идеи, про которые Фрейд говорит, что просто поражен, почему они не пришли ему самому в голову. В своих трудах ссылками на работы Абрахама по психоанализу и цитатами из них Фрейд подчеркивает вклад Абрахама в развитие психоаналитической теории.

Когда Эдвард Гловер (Freud 1965, 9) говорит о растущей зрелости их дружбы, то под этим подразумевается прежде всего прекращение действия сил переноса и все более реалистичное видение друг друга. Абрахам становится все более уверенным в своих суждениях, в себе самом и достигает того редкого состояния, в котором он может любить и уважать старших и в то же время быть независимым. Самостоятельность суждений, твердость позиции все отчетливее проявляются в его отношениях с Фрейдом. Так, в годы великого кризиса психоаналитического движения он присоединяется к критике Юнгом и Ранком Фрейда⁵ — и не отступает даже тогда, когда Фрейд его не понимает или выражает неудовольствие. До последних лет дружбы у них порой возникают подобные разногласия. Позднее Фрейд признал правоту Абрахама в отношении Юнга и Ранка и сказал по этому поводу, что Абрахам был его «rocher de bronze» [утес из бронзы (фр.). — Ред.]. Примечательно, что Абрахам не только проявлял твердость в споре с Фрейдом, но и умел помочь ему понять причины своих проблем.

Фрейд был глубоко потрясен ранней смертью своего друга, наступившей в декабре 1925 года. Только спустя месяц он пишет вдове письмо с выражением соболезнования: «Но мне уже ясно, что тянуть не имело смысла, сегодня так же тяжело, как тогда» (Freud 1965, 371). В его некрологе, опубликованном в «Международном психоаналитическом журнале» (1926), в котором появились также речи коллег Фрейда Эйтингона, Радо, Райка, Захса и Вульффа, посвященные памяти Абрахама, ощущается печаль, боль и горечь по поводу утраты.

ПЕРВЫЙ ПСИХОАНАЛИТИК В ГЕРМАНИИ

Психоаналитическая практика Абрахама в Берлине быстро приобрела широкий размах. Вскоре все его время было занято анализом пациентов. Наряду с практикой и научным исследованием он занялся организацией психоаналитического движения. В частных беседах у себя дома он начал знакомить заинтересованных врачей с идеями психоанализа, кроме того, посещал заседания различных медицинских объединений Берлина, делал там доклады или дискутировал, стойко и отважно защищая свою позицию от порою грубой и недоброжелательной оппозиции. Так, например, 9 ноября 1908 года он прочитал перед членами Общества психиатрии и нервных болезней доклад «Место брака между родственниками в психологии неврозов» (библ. № 13), который вызвал яростные нападки. Циен нашел такие «легкомысленные утверждения» шокирующими и заявил, что все, о чем пишет Фрейд, сплошная бессмыслица; Оппенгейм пришел в ярость и прокричал, что ему просто не хватает слов, чтобы выразить свое отношение к таким чудовищным идеям, а Браац посчитал даже, что на карту поставлены «немецкие идеалы» и нужно предпринять сильнодействующие меры для их защиты (Jones 1953, 142). Такие же злобные выпады встречали и его сочинения, если только на них вообще обращали внимание и давали рецензию в специальной медицинской прессе. Так, например, в довольно известном журнале «Ежемесячник психиатрии» Отто

153

Шюц-Хартхек высказался об очерке Абрахама о Джованни Сегантини (библ. № 30) следующим образом: «Излишне вдаваться в это сочинение более подробно. Но нельзя оставить без протеста попытку автора, работа которого вызывает один только смех. Для того, кто ищет в искусстве эротические мотивы, искусство перестает I быть искусством. Я надеюсь, что и сам Фрейд придет в ужас от последнего продук- | та своей школы» (Schütz-Hartheck 1911, 435).

После того как в 1909 году к нему примкнул Макс Эйтингон, в то время также ассистент в Бургхёльцли, ситуация значительно облегчилась. Джонс пишет, что Эйтингон оказался сотрудником, которого Абрахам принял всей душой (Jones 1926, 155 и далее).

Прошло почти два с половиной года, прежде чем Абрахам смог увидеть первые плоды своих усилий: в марте 1910 года им было основано первое отделение Международного психоаналитического объединения, созданного в том же месяце. (Вслед за этим в апреле и в июне были организованы Венское и Цюрихское отделения.) Начиная с этого знаменательного для истории психоанализа в Германии дня Абрахам возглавлял его вплоть до самой смерти. Он отдавал ему много времени и энергии. Здесь он сделал сообщения почти о всех своих основных научных работах. В те дни его личность вызывала интерес у многих известных людей. Так, в 1911 году он познакомился с Лу Андреас-Саломе, а вскоре после этого на научное заседание вместе с двумя своими ассистентами явился молодой Густав фон Бергманн (Eitingon 1926, 195). В рамках института Абрахам постоянно вел учебные занятия, а в 1911 году — впервые в Германии — он прочитал четырехнедельный курс по психоанализу (Jones 1926, 155). Даже после того, как началось интенсивное обучение психоанализу в созданных в 1920 году Берлинском психоаналитическом институте и Психоаналитической поликлинике, а число преподавателей постоянно росло, он продолжал свою активную учебную деятельность. Освобождавшееся благодаря сотрудникам время (после 1920 года прежде всего благодаря Гансу Захсу) он вновь отдавал объединению: Абрахам разработал такую систему преподавания и обучения, что созданный им институт «стал средоточием всего международного психоаналитического движения» (Jones 1926, 155), «моделью для всех других подобных институтов мира» (Grotjahn 1966, 9). Наряду с этим он провел целый ряд учебных анализов. К самым выдающимся его ученикам относятся Хелен Дойч, Эдвард Гловер, Джеймс Гловер, Мелани Кляйн, Шандор Радо, Теодор Райк, Карен Хорни, Ганс Либерманн, Эрнст Зиммель, Феликс Бём, Карл Мюллер-Брауншвейг.

Столь же интенсивно, как в Немецком отделении, он работал также и в Международном психоаналитическом объединении. На каждом его конгрессе — начиная с первого в Зальцбурге — он выступал, пока ему не воспрепятствовала в этом болезнь, с докладом. Эти восемь докладов относятся к числу наиболее ценных его работ. Их названия приводятся под номерами 11, 18, 26, 43, 57, 67, 81, 99 в библиографии. В 1924 году на VIII Конгрессе при всеобщем одобрении он был избран президентом Международного психоаналитического объединения ⁶ .

Почти всю войну Абрахам был оторван от этой деятельности. Но дело, которое он сделал целью своей жизни, психоанализ, он не мог оставить. В 1916 году Абрахам стал главным врачом психиатрического отделения 20-го армейского корпуса в Алленштайне в Восточной Пруссии, где начал заниматься изучением военных неврозов. В дальнейшем накопленный там опыт он использовал в своей работе «0 психоанализе военных неврозов» (библ. № 57).

Все, что создал Абрахам, после 1933 года было разрушено нацистами. Даже мебель и библиотека из созданного им института, переправленные в Немецкий институт психологических исследований и психотерапии, в стенах которого оставили только «чистокровных» сотрудников, превратились в золу и мусор (Müller-Braunschweig 1949, 92).

154

ТРУДЫ КАРЛА АБРАХАМА

Если взглянуть на научные труды Абрахама (в общей сложности более ста названий), то прежде всего бросается в глаза широта его интересов: работы по психоанализу соседствуют с работами по мифологии, учение о сновидениях и психологии народов, очерки по теории либидо, ранней сексуальности и характерологии — с психоаналитическими биографиями. Здесь же имеется и обращение, зачитанное в Доме друзей искусства, «О психологии современных направлений в искусстве» (библ. № 100) и статья, опубликованная помимо специальной прессы в «Neue Rundschau», «Психоанализ как источник знаний для гуманитарных наук» (библ. №69).

Чтобы обсудить многостороннее творчество Абрахама, разделим его труды по рубрикам.

Работы по клинике психоанализа

Мы начинаем с этой рубрики, поскольку считаем, что Абрахам прежде всего был выдающийся клиницист. В первом разделе мы остановимся на работах, в которых рассматриваются неврозы переноса, во втором — на работах, предметом которых являются нарциссические неврозы (психозы).

Неврозы переноса. В исследовании отношений между сексуальностью и алкоголизмом (библ. № 12) Абрахам впервые отмечает абсолютно неизвестный в то время факт, который и поныне сохраняет свое значение для психоаналитической терапии больных алкоголизмом. Далее хотелось бы выделить работы о локомоторном страхе (библ. № 39) и военных неврозах (библ. № 57). Затем следует отметить дискуссионную статью (библ. № 72) по поводу работы Ференци о тике (Ferenczi 1921), поскольку в ней он наглядно демонстрирует свой метод научного познания. Здесь Абрахам первым выдвигает тезис, что тик представляет собой конверсионный симптом на анально-садистской ступени организации либидо, который может быть противопоставлен симптомам конверсионной истерии на фаллической стадии. Тем самым Абрахам первым гипостазирует наличие конверсионного механизма также и на доэдиповых стадиях развития либидо. Как основополагающее следует расценить исследование женского комплекса кастрации (библ. № 60 и 67). Фактически Абрахам заложил здесь фундамент нашего знания об этом непонятном ранее феномене; оно восполняет пробел, который был оставлен фрейдовскими работами о комплексе кастрации. Абрахам демонстрирует различные способы, как девочка может реагировать на фантазии о кастрации. При этом Абрахаму удается разграничить два невротических типа: исполняющий желания и мстящий (см. ниже). Если рассмотреть место этого сочинения в ряду других трудов Абрахама по психоанализу (всего около пятидесяти), которые он сумел написать за короткий период своей жизни, то становится очевидным принцип последовательности в его работе — постоянное сопоставление одного наблюдения с последующим. Если за несколько лет до это он обнаружил у пациентов с ejaculatio ргаесох враждебность мужчины по отношению к женщине, то теперь (1918) он сумел описать враждебность женщины по отношению к мужчине.

Работу «Психоанализ и гинекология» (библ. № 111) следует отметить по двум причинам: во-первых, она является одной из первых появившихся в то время работ по психосоматике, в которой была предпринята попытка концептуально обосновать ее положения; во-вторых, она особенно наглядно демонстрируют дидактическое умение Абрахама.

155

Особо следует выделить ввиду их важности для психоаналитического исследования работы по формированию характера. В своей первой работе на эту тему, «Дополнения к учению об анальном характере» (библ. № 70), он добавляет к описанным Фрейдом анальным типам характера (Freud 1908) два новых, которые могут быть у одного и того же человека, — уступчивый и упрямый типы. (В этом теоретическом исследовании он снова обращается к практической стороне вопроса: описывает, как эти типы реагируют на аналитическую ситуацию и какое значение это имеет для техники.) Во второй работе, «Роль оральной эротики в формировании характера» (библ. № 99), Абрахам показывает, что непосредственное удовлетворение взрослым оральной эротики, в отличие от анальной, в значительной степени позволительно, поскольку оно не приводит к столь сильному сублимационному давлению, как в случае доминирования других эрогенных зон. Типичной чертой характера, которая возникает в результате сублимации, является оптимизм. Ему противостоит пессимизм и суровость некоторых анальных типов, связанные с ранним разочарованием в оральной эротике. Когда такое разочарование возникает в фазе кусания на оральной стадии, его следствием является возникновение амбивалентного характера, то есть в дальнейшей любовной жизни человек мечется между любовью и враждебностью. Далее, в работе описывается генез других черт характера, таких, как корыстолюбие, жадность, бережливость, скупость и нетерпимость, возникающих в результате орально-эротических процессов смещения. В третьей статье в этом ряду (библ. № 101) рассматривается развитие характера на гени-тальной ступени и обсуждается проблема «нормальности». Абрахам отказывает любым попыткам установить здесь абсолютные нормы и подробно обсуждает их несостоятельность. Один признак нормальности, полагает он, все же можно назвать: степень, в которой человеку удается преодолеть свой нарциссизм и свою амбивалентность, как правило возникающие на предыдущих стадиях развития либидо. Сегодня по-прежнему актуален вывод этой работы, в котором Абрахам показывает значение задержанных генитальных влечений для удовлетворительных социальных отношений, поскольку здесь становится очевидной точка соприкосновения между индивидуальной судьбой влечения и общественной структурой.

Обратимся теперь к исследованиям в области нарциссичеасих неврозов. Здесь в центре внимания находятся Dementia ргаесох и маниакально-депрессивный психоз. В 1928 году Фрейд констатирует, «что те же самые исследователи, которые больше всего сделали для углубленного аналитического понимания неврозов, а именно К. Абрахам в Берлине и Ш. Ференци в Будапеште., остались ведущими и в аналитическом прояснении психозов» (XIII, 421). Уже первая работа, «Психосексуальные различия истерии и Dementia ргаесох» (библ. № 11), знаменует поворотный пункт в понимании этого заболевания. В ней высказывается мысль о том, что нарушение функции Я может быть чисто вторичным по отношению к нарушениям в либидинозных сферах, — идея, позволившая привлечь теорию либидо для объяснения Dementia ргаесох⁷ . Далее, в ней впервые указывается на то, что Dementia ргаесох уничтожает «способность к переносу», «способность любви к объекту», а вместе с нею утрачивается и возможность сублимации. Абрахам рассматривает ювенильный психоз как регрессию либидо на детскую ступень аутоэротики и с этих позиций объясняет также и другие основные симптомы Dementia ргаесох. В этой работе он выдвинул гипотезы, которые были полностью подтверждены последующими исследованиями, например, что идеи преследования больных Dementia ргаесох направлены прежде всего против лиц, на которых пациент когда-то в особой степени переносил свою любовь («то есть во многих случаях преследователь был изначально сексуальным объектом»), и что источником шизофренического бреда величия является обращенная к Я рефлексивная или аутоэротическая сексуальная переоценка. Благодаря этому поня-

156

тайному инструментарию ему удается разграничить Dementia praecox и истерию, что прежде было возможно лишь клинико-эмпирическим путем: «В аутоэротизме и заключается отличие Dementia praecox от истерии. Здесь отстранение либидо, там чрезмерный катексис объекта, здесь утрата способности к сублимации, там повышенное сублимирование» (Abraham 1969, 143). Влияние этой работы на психиатрию велико, однако до сих мало кто об этом знает, поскольку оно было не прямым, а косвенным, через написанную Блейлером монографию «Dementia praecox, или группа шизофрении» (Bleuler 1912), появившуюся спустя три года. И хотя Блейлер в предисловии к этой монографии упоминает Абрахама («в значительной мере попытка устранить патологию есть не что иное, как применение идей Фрейда к Dementia praecox. Далее, я хочу поблагодарить моих сотрудников из Бургхёльцли, я назову лишь Риклина, Абрахама и прежде всего Юнга»), однако при формулировке своего понятия аутизма эксплицитно не указывает на его происхождение из абрахамовско-го «аутоэротизма». Из-за этой работы, доложенной 26 апреля 1908 года на первом Международном психоаналитическом конгрессе в Зальцбурге, возникли также напряженные отношения с К. Г. Юнгам. Она сделала очевидным то, что давно рке тлело скрытно: отрицание Юнгам фрейдовской теории сексуальности. Фрейд, который не хотел в это верить, считал, что это скорее проявление соперничества между Абрахамом и Юнгам, и призывал Абрахама к терпимости. Эти разногласия были, пожалуй, решающей причиной того, что Абрахам прекратил свою исследовательскую работу в области Dementia praecox.

Еще более фундаментальными и оказавшими еще большее влияние на последующие научные исследования в психиатрии являются три его работы о маниакально-депрессивном психозе (библ. № 26, 52, 105), изучением которого он непрерывно занимался в течение четырнадцати лет, с 1910 по 1924 год, — к сожалению, в ущерб исследованиям Dementia praecox, прерванным им и никогда больше не возобновлявшимся. Эти научные работы Абрахама не нашли того признания, которого заслуживали. Им выпала судьба оказаться в тени работы Фрейда «Печаль и меланхолия» (1917), появившейся почти в то же время, что и одно из сочинений Абрахама (библ. № 52), и ставшей ключом ко всей проблеме. В первой своей работе на эту тему (библ. № 26) Абрахам, во-первых, раскрывает связь между печалью и меланхолией, а во-вторых, показывает, что в либидо преобладает отношение ненависти. Как сказал один пациент: «Я не могу любить людей из-за своей ненависти; в результате ненавидят меня; поэтому я становлюсь подавленным и вновь ненавижу». Во второй работе, «Исследования самой ранней догенитальной стадии развития либидо» (библ. № 52), он демонстрирует оральную фиксацию меланхолии и, основываясь на этом, объясняет множество клинических симптомов. Отказ от пищи, например, является результатом регрессии к прежней связи между едой и оральной эротикой, равно как и страх умереть с голоду. Точно так же он может сформулировать в терминах догенитальной организации либидо различия между маниакально-депрессивным психозом и родственным ему неврозом навязчивых состояний. Особенность меланхолика упрекать самого себя он расценивает как самонаказание. Это пункт, в котором Фрейд затем делает важное открытие, а именно что эти самообвинения представляют собой обвинения против интроеци-рованного объекта. В своей третьей и наиболее завершенной публикации о маниакально-депрессивном психозе, появившейся в 1924 году под названием «Опыт воссоздания истории развития либидо на основе психоанализа психических расстройств» (библ. № 105), Абрахам осуществляет синтез фрейдовской теории интроекции объекта и собственной гипотезы о том, что решающую роль играют импульсы проглатывания, возникающие на оральной стадии развития либидо⁸ .

157

Работы по теории либидо и сексуальности

Как и в области исследования психозов, здесь также первые две работы (библ. № 9, 10) открывают список последующих работ, принесших новые важные открытия. В них Абрахам показал: 1) что решающее значение имеет не сама по себе травма, а реакция на нее ребенка; 2) что у некоторых детей повторное переживание сексуальных травм представляет собой непосредственную форму их сексуальной активности и 3) что приводящие к нанесению себе вреда или к смерти бессознательные импульсы, направленные против самого себя, при травматическом неврозе являются выражением бессознательного мазохизма. В последующих своих работах об инфантильной сексуальности, с одной стороны, он подтверждает сделанные Фрейдом открытия (библ. № 83, 94, 110), с другой — развивает фрейдовские идеи. Но также и здесь, например в исследовании под названием «Некоторые замечания о роли бабушки и дедушки в психологии неврозов» (библ. № 40), происходит нечто большее, чем просто развитие обнаруженного ранее: Абрахам, по-видимому, первым вводит социальный уровень в психологическое рассмотрение этого вопроса.

Абрахаму принадлежит большое число работ (библ. № 21, 33, 46, 48, 66, 70, 86, 88, 89, 103) в области взрослой сексуальности. Особо следует выделить работы об инцестуозной фиксации, поскольку здесь он сумел увидеть важные связи с учением о наследственности (библ. № 13), этиологией сексуальных расстройств (библ. № 22) и феноменом моногамии (библ. № 50). Особую ценность представляет статья «Об ejaculatio praecox» (библ. № 54), в которой ему удалось объяснить много не решенных в то время проблем. Исходя из наблюдения (опора на широкий эмпирический базис является неотъемлемой чертой стиля его работы), что эта система возникает вследствие неправильного развития уретральной эротики, он задается вопросом, в чем состоит это неправильное развитие. Основываясь на факте, что этот симптом не возникает при онанизме, Абрахам приходит к выводу, что речь идет не просто о фиксации — кроме того, он должен быть связан и с отношением к объекту. Дальнейшее его исследование более точно выявляет характер этого отношения к объекту: страх перед женщиной и страх перед собственными уретрально-агрессивными импульсами. Если в этой статье речь идет о враждебности мркчины по отношению к женщине, то вскоре появляется другая статья, «О женском комплексе кастрации» (библ. № 60), в которой рассматривается враждебность женщины по отношению к мужчине. В ней, как уже говорилось, показаны различные способы, которыми девочка может реагировать на фантазии о кастрации. Тем самым ему удается разграничить два невротических типа. Они возникают, с одной стороны, вследствие вытеснения желания перенять роль мркчины в позитивном смысле, с другой стороны, вследствие вытеснения желания отомстить мужчине, его кастрировав; Абрахам назвал их исполняющим желание и мстящим типами. У одного типа создается предпосылка для развития гомосексуальности, второй тип характеризуется пренебрежительным отношением к мужчине, презрением к нему и тенденцией уменьшить его потенцию, например своей фригидностью. В заключение он показывает, и здесь вновь проявляется его склонность к практическому мышлению, как такие женщины переносят эти бессознательные установки на своих детей.

Перейдем теперь к его работам о догенитальных фазах развития либидо, про которые Джонс (Jones 1926, 155 и далее) сказал, что они сохранятся в памяти дольше всех остальных его сочинений. В 1916 году, после того как Абрахам уже несколько лет занимался отношением между потребностью в еде и сексуальным влечением (библ. № 41), появляется его работа «Исследования самой ранней догенитальной ступени развития либидо» (библ. № 52). Исходя из фрейдовских понятий «догенитальный» и «каннибальский» (VIII, 447, и XII, 95,140), Абрахам, основываясь на огромном клиническом опыте, обогащает наши знания о са-

158

мой ранней фазе развития либидо. Подробнейшим образом он описывает развитие оральной фазы и обсуждает ее влияние на последующие фазы, показывает взаимоотношения между оральной эротикой, с одной стороны, и речью и сном, с другой, а также раскрывает ее связь с расстройством аппетита. При этом он проводит различие между теми случаями, в которых произошло разделение тесно друг с другом связанных в первую фазу жизни двух форм ротовой деятельности (прием пищи и сексуальность), и теми, в которых этого разделения не происходит. Он показывает, что взрослые любители потягивать вино, сластены, курильщики и т.д. относятся к первой группе, а лица с расстройствами аппетита — ко второй. Далее, он первым описывает клиническую значимость оральной эротики в отношении алкоголизма, наркомании и маниакально-депрессивного психоза и раскрывает роль оральной эротики в формировании характера. Продолжая это исследование, в 1924 году Абрахам пишет статью «Опыт воссоздания истории развития либидо на основе психоанализа психических расстройств» (библ. № 105), которая является самым значительным его вкладом в психоанализ. В ней он разделяет каждую из уже известных главных стадий развития либидо на две подгруппы. Оральная стадия подразделяется на стадии сосания и кусания; анально-садистская — на стадии разрушения и выталкивания, с одной стороны, и сдерживания, с другой; гениталь-ная — на фаллическую стадию (парциальный катексис) и объектный катексис.

Работы из смежных с психоанализом областей

Как и в предыдущих областях своей работы, уже первое исследование Абрахама оказалось здесь.весьма удачным. Очерк «Сон и миф» (библ. № 14) открывает путь к применению психоанализа к мифологии, по которому затем столь успешно проследовали Ранк, Райк и др. Сравнивая друг с другом сновидения и мифы, Абрахам сопоставил некоторые анализы сновидений с работой о Прометее и мифом о божественном напитке, сумел показать их общее: и то, и другое является продуктом человеческой фантазии, имеющей целью исполнение желания, сами желания в них бессознательны и инфантильны, и то, и другое обнаруживают явления цензуры, образование неологизмов, а также защитные механизмы — вытеснение, смещение, сгущение и вторичную переработку. Он приходит к краткому и блистательному выводу: «Таким образом, миф — это сохранившаяся часть инфантильной душевной жизни народа, а сон — миф индивида» (Abraham 1971, 321). В этой грандиозной работе производит впечатление то, как Абрахам умеет сопоставить полученные им с помощью психоаналитического метода результаты с этимологическими, и то, как одно подкрепляет другое. Здесь снова проявляется четкая логика и последовательность в его жизни: однажды начатое развивается, совершенствуется, а затем в сочетании с другими его талантами и умениями используется для создания лишь одного, но многогранного произведения. Особенно плодотворным оказывается соединение филолога и психоаналитика в работах Абрахама по символике (библ. № 25, 32, 76, 80, 82, 96). Наибольшее впечатление, пожалуй, производит удачное сочетание его различных способностей при создании грандиозного сочинения под названием «Об ограничениях и превращениях любви к зрелищам у психоневротиков и замечания об аналогичных явлениях в психологии народов» (библ. № 43). Психоанализ любви к зрелищам поясняется на этнологическом, этимологическом, мифологическом и фольклорном материале.

Новаторскими для психоаналитической биографики являются его очерки о Сегантини (библ. № 30) и Эхнатоне (библ. № 34). В последней работе он показывает, что Эхнатон сумел сдержать всю свою ненависть к отцу и тем самым может считаться предтечей христианского учения о любви.

159

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Psychoanalytische Studien zur Charakterbildung und andere Schriften, 2 Bde., hg. v. J. Cremerius. Frankfurt/M.: Fischer 1969 u. 1971.

² См. библиографию научных публикаций Карла Абрахама в конце статьи.

³ Это исследование не было опубликовано. Оно является продолжением работы о цифре три, начатой в 1922—1923 годах (библ. № 82).

⁴ См., например, фрейдовскую критику работы Абрахама об Аменхотепе IV — письмо от 3. 6. 1912, после которой он еще раз ее переработал — письмо от 21. 10. 1912 (Freud 1965, 121 и 126).

⁵ Джонс подробно отобразил эту ситуацию во втором томе своей биографии Фрейда (см. с. 46, 50, 54).

⁶ Чтобы получить точное представление о том, насколько серьезно Абрахам относился к таким организаторским задачам, нужно прочесть места в переписке, где он обсуждает с Фрей-

дом подготовку Гамбургского конгресса (Freud 1965, 365-366).

⁷ 29 января 1908 года Абрахам пишет об этой работе Фрейду: «Мне пришли в голову кое-какие новые мысли по этому поводу, которые хорошо согласуются с теорией аутоэротизма. Я надеюсь, вы довольны темой. Поскольку ранее Вы признали, что в той работе (имеется в виду «О значении сексуальных травм в юношеском возрасте для симптоматологии Dementia praecox» [1907] ) я затронул проблему с самой важной ее стороны, сексуальности, то я считаю важным подчеркнуть на первом конгрессе, что ядром проблемы является сексуальность» (Freud 1965, 38). ⁸ Чтобы точно сказать о приоритетах и том, что было ими друг у друга заимствовано, необходимо тщательное критическое исследование. Помимо прочего проблема состоит еще в том, что мы до сих пор полностью не располагаем фрейдовской корреспонденцией.

ПУБЛИКАЦИИ КАРЛА АБРАХАМА В ХРОНОЛОГИЧЕСКОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ

Сокращения; В — Berliner psychoanalytische Gesellschaft; С — Centrallblatt fiir Nervenheilkunde und Psychiatrie; I. Z. — Internationale Zeitschrift fur Psychoanalyse; J — Jahrbuch der Psychoanalyse; Z — Zentrallblatt für Psychoanalyse.

1900

1. Normentafel zur Entwicklungsgeschichte des Huhnes (Таблица норм к вопросу о филогенезе домашней курицы) (совместно с проф. Кейбе-лем), Normentafeln zur Entwicklungsgeschichte der Wirbeltiere, 2

1901

2. Beiträge zur Entwicklungsgeschichte des Wellensittichs (К вопросу о филогенезе волнистого попугая) (диссертация на соискание ученой степени), Anatomische Blätter (Anatomisches Institut, Freiburg), 56/57

1902

3. Beiträge zur Kenntnis des Delirium tremens der Morphinisten (К вопросу о Delirium tremens у морфинистов). С, 25, 369—380

1904

4. Über Versuche mit «Veronal» bei Erregungs-zuständen der Paralytiker (Об опытах с «вероналом» при состояниях возбуждения паралитиков). С, 176-180

5. Cytodiagnostische Untersuchungen bei Dementia paralytica (Цитодиагностические исследования при Dementia paralytica) (совместно с д-ром Циген-хагеном), Психиатрическое объединение, Берлин, 19 марта. Резюме автора в: С, 27, 323—324

6. Über einige seltene Zustandsbilder bei progressiver Paralyse: Apraxie, transkortikale sensorische Aphasie, subkortikale sensorische Aphasie, sensorisch-motorische Asymbolie (О некоторых редких картинах болезни при прогрессивном параличе: апраксии, транскортикальной сенсорной афазии, субкортикальной сенсорной афазии, сенсомотор-ной асимволии). Allgemeine Zeitschrift fur Psychiatrie, 601, 502-523

7. Vorstellung eines Kranken mit Hemianopsia und Rotgrünblindheit im erhaltenen Gesichtsfeld (Представление больного с гемианопсией и слепотой на красный и зеленый цвета при сохранном поле зрения). Психиатрическое объединение, Берлин, 18 юиня. Резюме автора в: С, 27, 578-579

1907

8. Beiträge zur Kenntnis der motorischen Apraxie auf Grund eines Falles von einseitiger Apraxie (K вопросу о моторной апраксии — описание случая односторонней апраксии). С, N. F., 18, 161—176

9. Über die Bedeutung sexueller Jugendtraumen für die Symptomatologie der Dementia praecox (0 значении сексуальных травм в юношеском возрасте для симптоматологии dementia praecox). Годовое собрание Немецкого объединения психиатрии во Франкфурте, 27 апреля. С, N. F., 18,

160

409—415 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

10. Das Erleiden sexueller Traumen als Form infantiler Sexualbetätigung (Переживание сексуальных травм как форма инфантильной сексуальной активности). С, N. F., 18, 855—866 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

1908

11. Die psychosexuellen Differenzen der Hysterie und der Dementia praecox (Психосексуальные различия истерии и Dementia praecox). 1-й Международный психоаналитический конгресс, Зальцбург, 26 апреля. С, N. F., 19, 521—533 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

12. Die psychologische Beziehungen zwischen Sexualität und Alkoholismus (Психологические отношения между сексуальностью и алкоголизмом). Zeitschrift fcr Sexualwissenschaft, 8, 449— 458 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

13. Die Stellung der Verwandtenehe in der Psychologie der Neurosen (Место брака между родственниками в психологии неврозов). Берлинское общество психиатрии и нервных болезней, 9 ноября. Резюме автора и обсуждение в: Neurologisches Centrallblatt, 27, 1150-1152. J., 1, 1909, 110—118 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

1909

14. Traum und Mythus. Eine Studie zur Völkerpsychologie (Сон и миф. Очерк по психологии народов). Schriften zur angewandten Seelenkunde, 4, 1—73 (содержится также в публикации под № 123)

15. Freuds Schriften aus den Jahren 1893-1909 (Сочинения Фрейда 1893-1909 гг.) (реферат), J., 1, 546-574

16. Bericht über die österreichische und deutsche psychoanalytische Literatur bis zum Jahre 1909 (Сообщение об австрийской и немецкой психоаналитической литературе, появившейся до 1909 года) (реферат). J., 1, 575-594

1910

17. Über hysterische Traumzustände (О сумеречных состояниях при истерии). J., 2, 1—32 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

18. Bemerkungen zur Psychoanalyse eines Falles von Fuß- und Korsettfetischismus (Замечания по поводу психоанализа одного случая фетишизма). 2-й Международный психоаналитический конгресс, Нюрнберг, 30 марта. (Реферат в: Z., 1, 2, 129) J., 3, 1912, 557-567 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

18а. Psychoanalyse eines Falles von Schuh- und Korsettfetischismus (Психоанализ одного случая фетишизма) (лекция); резюме автора в: J., 2, 732-733

19. Historisches Referat über die Psychoanalyse (Реферат по истории психоанализа). В., 29 апреля

20. Psychoanalyse eines Falles von Hysterie mit ungewöhnlichem Hervortreten der Inzestfixierung

(Психоанализ одного случая истерии с необычным появлением инцестуозной фиксации), В., 7 июня

21. über sadistische Phantasien im Kindesalter (kasuistische Beiträge) (О садистских фантазиях в детском возрасте — казуистические статьи). В., 31 августа

22. Inzest und Inzestphantasien in neurotischen Familien. Kasuistische Mitteilungen über wirkliche Sexualbeziehungen innerhalb neurotischer Familien und über Krankheitssymptome auf der Basis der Inzestphantasien (Инцест и инцестуозные фантазии в невротических семьях. Казуистические сообщения о действительных сексуальных отношениях в невротических семьях и о симптомах болезни, возникших на основе инцестуозных фантазий). В.. 12 ноября

23. Mitteilung zweier Ödipus-Träume (Сообщение о двух эдиповых сновидениях). В., 8 декабря

1911

24. Psychoanalyse einer Zwangsneurose (Психоанализ одного невроза навязчивости). В., 9 февраля

25. Einige Bemerkungen über den Mutterkultus und seine Symbolik in der Individual- und Völkerpsychologie (Некоторые замечания о культе матери и его символике в индивидуальной психологии и психологии народов). Z., 1, 549— 550 (содержится также в публикации под № 124)

26. Die psychosexuelle Grundlage der Depressionsund Exaltationszustände (Психосексуальная основа состояний депрессии и экзальтации). 3-й Международный психоаналитический конгресс, Веймар, 21 сентября. (Реферат в: Z., 2, 1911, 101—102.) В расширенном варианте опубликована под названием «Ansätze zur psychoanaly-tischen Erforschung und Behandlung des manisch-depressiven Irreseins und verwandter Zustände» («Подходы к психоаналитическому исследованию и лечению маниакально-депрессивного психоза и сходных состояний»). Z., 2, 1912, 302— 315 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

27. Über die Beziehungen zwischen Perversion und Neurose. Referat über die erste von Freuds «Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie» (Об отношении между перверсией и неврозом. Реферат о первом из «Трех очерков по теории сексуальности» Фрейда). В., 30 октября

28. Über die determinierende Kraft des Namens (О детерминирующей силе имени). Z., 2, 1911, 133—134 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

29. Eine Traumanalyse bei Ovid (Анализ сновидений у Овидия). Z., 2, 1911, 159-160 (содержится также в публикации под № 124)

30. Giovanni Segantini. Eine psychoanalytische Versuch (Джованни Сегантини. Психоаналитический этюд). Schriften zur angewandten Seelenkunde, 11, 1—65 (содержится также в публикации под № 124)

1912

31. Aus der Analyse eines Falles von Grübelzwang (Из анализа одного случая навязчивых мыслей). В., 14 марта

161

32. Über ein kompliziertes Zeremoniell neurotischer Frauen (Об одном сложном церемониале невротических женщин). Z., 2, 421—425 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

33. Eine besondere Form sadistischer Träume (Massenmord-Träume) (Особая форма садистских сновидений — сновидения о массовом убийстве). В., 18 мая

34. Amenchotep IV (Echnaton). Psychoanalyti-sche Beiträge zum Verständnis seiner Persönlichkeit und des monotheistischen Aton Kultes [Аменхотеп IV (Эхнатон). Психоаналитический вклад в понимание его личности и монотеистического культа Атона]. В., июль. Imago, 1, 334—360 (содержится также в публикации под № 124)

35. Über neurotische Lichtscheu (О невротической боязни света). В., октябрь (содержится также в публикации под № 43)

35а. Die Bedeutung Schopenhauers für die Psychiatrie (Значение Шопенгауэра для психиатрии). Allgemeine Zeitschrift fur Psychiatrie, 1912, 69

1913

36. Psychosexuelle Wurzeln des neurotischen Kopfschmerzes (Психосексуальные корни невротической головной боли). В., февраль и март

37. Sollen wir die Patienten ihre Träume aufschreiben lassen? (Должны ли мы позволять пациентам записывать свои сны?) I. Z., 1, 194—196 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

38. Eine Deckerinnerung, betreffend ein Kindheitserlebnis von scheinbar ätiologischer Bedeutung (Покрывающее воспоминание об одном детском переживании, имеющем, по-видимому, этиологическое значение). I. Z., 1, 247—251 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

39. Zur Psychogenese der Straßenangst im Kindes-alter (О психогенезе страха улиц в детском возрасте). I. Z., 1, 256—257. Zeitschrift fur psychoanalytische Pädagogik, 7, 1933, 453—454 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

40. Einige Bemerkungen über die Rolle der Großeltern in der Psychologie der Neurosen (Некоторые замечания о роли бабушки и дедушки в психологии неврозов). I. Z., 1, 224—227 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

41. Beobachtungen über die Beziehungen zwischen Nahrungstrieb und Sexualtrieb (Наблюдения по поводу отношений между потребностью в пище и сексуальным влечением). В., июнь

42. Psychische Nachwirkungen der Beobachtung des elterlichen Geschlechtverkehrs bei einem neunjährigen Kinde (Психические последствия наблюдения за половым актом родителей у одного девятилетнего ребенка). I. Z., 1, 364—366. Zeitschrift für psychoanalytische Pädagogik, 7, 1933, 455-457 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

43. Über Einschränkungen und Umwandlungen der Schaulust bei den Psychoneurotikern nebst Bemerkungen über analoge Erscheinungen in der Völkerpsychologie (Об ограничениях и превращениях любви к зрелищам у психоневротиков и замечания об аналогичных явлениях в психологии наро-

дов) (включает в себя работу под № 35). 4-й Международный психоаналитический конгресс, Мюнхен, 7 сентября, J., 6, 1914, 25—88 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

44. Über eine konstitutionelle Grundlage der loko-motorischen Angst (О конституциональной основе локомоторного страха). В., октябрь. I. Z., 2, 1914, 143—150 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

45. über neurotische Exogamie. Ein Beitrag zu den Übereinstimmungen im Seelenleben der Neurotiker und der Wilden (О невротической экзогамии. К вопросу о сходстве душевной жизни невротика и дикаря). В., 8 ноября. Imago, 1914, 3, 499-501 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

46. Ohrmuschel und Gehörgang als erogene Zone (Ушная раковина и слуховой проход как эрогенная зона). В., декабрь. I. Z., 2, 1914, 27-29 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

1914

47. Kritik zu С. G. Jung, «Versuch einer Darstellung der psychoanalytischen Theorie» (Критика «Опыта изложения психоаналитической теории» К. Г. Юнга). В., январь. I. Z., 2, январь, 72»-82. J., 5, 1915 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

48. Zur Bedeutung der Analerotik (О значении анальной эротики). В., февраль

49. Zum Verständnis «suggestivep> Arzneiwirkungen bei neurotischen Zuständen (К вопросу о «суггестивном» воздействии лекарств при невротических состояниях). I. Z., 2, 377—378 (содержится также в публикации под № 124)

50. Eigentümliche Formen der Gattenwahl, besonders Inzucht und Exogamie (Особые формы выбора супруга, в частности брак между близкими родственниками и экзогамия). Медицинское общество сексологии, Берлин, 3 июля

51. Spezielle Pathologie und Therapie der nervösen Zustände und der Geistesstörungen (Частная патология и терапия нервных состояний и психических расстройств). (Реферат к книге Э. Блейлера «Учебник психиатрии»), J., 6, 1914, 343—363

1916

52. Untersuchungen über die früheste prägenitale Entwicklungsstufe der Libido (Исследования самой ранней дргенитальной стадии развития либидо). I. Z., 4, 71—97 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

1917

53. Einige Belege zur Gefühlseinstellung weiblicher Kinder gegenüber den Eltern (Некоторые примеры эмоциональной установки девочек по отношению к родителям). I. Z., 4, 154—155 (содержится также в публикациях лод № 75 и 123)

54. Über Ejakulatio praecox (Об ejakulatio prae-cox). I. Z., 4, 171—186 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

55. Das Geldausgeben im Angstzustand (Расточительство денег в состоянии страха). I. Z., 4, 252— 253 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

162

1918

56. Dreikäsehoch. Zur Psychoanalyse des Wortwitzes (От горшка два вершка. О психоанализе шутливых выражений). Imago, 5, 294—295 (содержится также в публикации под № 124)

57. Zur Psychoanalyse der Kriegsneurosen. Beitrag zur Diskussion über Kriegsneurosen (О психоанализе военных неврозов. Вклад в обсуждение военных неврозов). 5-й Международный психоаналитический конгресс, Будапешт, 28 сентября. Опубликовано вместе со статьями 3. Фрейда, Ш. Фе-ренпи, Э. Зиммеля и Э. Джонса под № 1 в серии «Международная психоаналитическая библиотека». Leipzig, Wien, Zürich: Internationaler Psychoanaly-tischer Verlag 1919, 31—41 (содержится также в публикации под № 124)

1919

58. Über eine besondere Form des neurotischen Widerstandes gegen die psychoanalytische Methodik (Об особой форме невротического сопротивления психоаналитической методике). В., 6 февраля. I. Z., 5, 173—180 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

59. Tiertotemismus (Животный тотемизм). В., 16 марта

60. Über den weiblichen Kastrationskomplex (О женском комплексе кастрации). В., 17 апреля

61. Bemerkungen zu Ferenczis Mitteilung über «Sonntagsneurosen» (Замечания по поводу сообщения Ференци о «неврозах воскресного дня»). I. Z., 5, 203—204 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

62. Zur Prognose psychoanalytischer Behandlungen in vorgeschrittenem Lebensalter (О прогнозе психоаналитического лечения в пожилом возрасте). В., 6 ноября. 1_; Z., 6, 1920, 113-117 (содержится также в публикациях под № 75 и 124)

63. Zur narzißtischen Bewertung der Exkre-tionsvorgänge in Traum und Neurose (О нарцис-сической оценке процессов экскреции в сновидении и неврозе). В., 18-декабря. I. Z., 6, 1920, 64—67 (содержится также в публикациях под № 75 и 123)

1920

64. Der Versöhnungstag. Bemerkungen zu Reiks Probleme der Religionspsychologie (Йом-кипур. Заметки о проблемах, поднятых Райком в психологии религии). Imago, 6, 80—90 (содерхсится также в публикации под № 124)

65. Wissenschaftlicher Vortrag vor der Inneren Klinik (Prof. Grote) der Universitätsklinik Halle (Научный доклад в клинике внутренних болезней (проф. Гроте) университетской клиники г. Галле). 10 июля

66. Über die Sexualität des Kindes (О сексуальности ребенка). Медицинское общество сексологии, Берлин, 21 мая. Archiv für Frauenkunde (Sexualwissenschaftliches Beiheft), 6, 1920, 278 ff. (содержится также в публикации под № 124)

67. Äußerungsformen des weiblichen Kastrationskomplexes (Формы выражения женского комплекса кастрации). 6-й Международный психоаналитический конгресс, Гаага, 8 сентября (реферат в: I. Z., 6, 391—392). В расширенном варианте опуб-

ликовано в: I. Z., 7, 1921, 422—452 (содержится также в публикации под № 124)

69. Die Psychoanalyse als Erkenntnisquelle für die Geisteswissenschaften (Психоанализ как источник знаний для гуманитарных наук). Die neue Rundschau der Freien Bühne, 31, 1154—1174 (содержится также в публикации под № 124)

1921

70. Ergänzungen zur Lehre vom Analcharakter (Дополнения к учению об анальном характере). В., 20 января. I. Z., 9, 1923, 27-47 (содержится также в публикации под № 106)

71. Zwei Fehlhandlungen einer Hebephrenen (Два ошибочных действия больной гебефренией). I. Z.,

7, 207—208 (содержится также в публикации под № 124)

72. Beitrag zur «Tic-Diskussion» (Вклад в «дискуссию о тике». В., 2 июня. I. Z., 7, 393—395 (содержится также в публикации под № 123)

73. Spezielle Pathologie und Therapie der Neurosen und Psychosen (Частная патология и терапия неврозов и психозов). (Реферат, написанный совместно с доктором Й. Харником). В: Berichtüber die Fortschritte der Psychoanalyse in den Jahren 1914-1919, 141-163, Leipzig, Wien, Zürich: Internationaler Psychoanalytischer Verlag 1921

74. Literatur in spanischer Sprache (Литература на испанском языке). В: Bericht über die Fortschritte der Psychoanalyse in den Jahren 1914— 1919, 366—367, Leipzig, Wien, Zürich: Internationaler Psychoanalytischer Verlag 1921

75. Klinische Beiträge zur Psychoanalyse aus den Jahren 1907—1920 (Клинические статьи по психоанализу периода 1907—1920 годов). № 10 серии «Международная психоаналитическая библиотека». Leipzig, Wien, Zürich: Internationaler Psychoanalytischer Verlag 1921

1922

76. Vaterrettung und Vatermord in den neurotischen Phantasiegebilden (Спасение и убийство отца в невротических фантазиях). I. Z., 8, 71—77 (содержится также в публикации под № 124)

77. Wissenschaftlicher Vortrag vor einem Psy-choanalytischen Kreis in Leipzig (Научный доклад в психоаналитическом кружке г. Лейпцига). 27 мая

78. Über Fehlleistungen mit überkompensierender Tendenz (Об ошибочных действиях с тенденцией к сверхкомпенсации). I. Z., 8, 345—348 (содержится также в публикации под № 124)

79. Die Fehlleistung eines Achtzigjährigen (Ошибочное действие одного восьмидесятилетнего человека). I, Z., 8, 350 (содержится также в публикации под № 124)

80. Die Spinne als Traumsymbol (Паук как символ сновидения). I. Z., 8, 470—475 (содержится также в публикации под № 123)

81. Neue Untersuchungen zur Psychologie der manischdepressiven Zustände (Новые исследования по психологии маниакально-депрессивных состояний). 7-й Международный психоаналитический конгресс, Берлин, 27 сентября. (Реферат в: I. Z.,

8, 492—493) (содержится также в публикации под № 105, гл. VII)